– В Сорренто? В Италию? На месяц? – На его свадьбу, где целый месяц Селена будет пребывать в среде любви, где ее отец любит не ее мать? Мне хочется кричать, начать истерику, выплеснуть содержимое бокала ему в лицо, но я держусь, подавляю в себе рвотный рефлекс. Отчего вкус вина стал таким мерзким?

– Это все, о чем я сейчас думаю. Я всегда мечтал об Италии.

Я знаю.

– Мы не могли позволить себе Италию. Мы позволили себе берег Блиссада, спонтанность, интимность, позволили быть собой, быть смелыми и безбашенными.

– А еще мы позволили себе клятвы, – тоскливо произнес Марк.

– Которые нарушили, – с сочувствием добавила я.

Еще минуту мы молча смотрели друг другу в глаза. Пока официант не нарушил тишину:

– Вы готовы сделать заказ?

– Да, – всколыхнулся Марк. – Здесь очень вкусные стейки из семги со сливочным соусом.

– Прости, но я не голодна.

Марк отпустил официанта, попросив подойти немного позже.

– Все в порядке?

– Прости, правда. Я не против, если Селена будет с тобой в этот день. Италия – звучит превосходно! Думаю, ей очень понравится.

– Правда? Отчего-то я начал сомневаться в этом.

– Это отличная идея, но мне пора. Обсудим детали позже? Наверное, мне нужно будет написать какое-то разрешение на вывоз ребенка за границу?

– Да, но как же ужин?

– Мне, правда, пора. Ну а ты закажи себе, наконец, этот стейк. – Я встала из-за стола, поцеловала Марка в щеку. – Приятного аппетита.

И ушла.

Как плохому настроению удается так точно выбрать для себя пасмурный вечер? Снежная вьюга – как раз то, чего мне не хватало для моего шелкового платья на голое тело и легкого пальто, предназначенного только для выхода в свет. Такое уместно, когда рядом с домом стоит такси, и тебе стоит сделать пару быстрых шагов, чтобы снова оказаться в тепле. Шелк никак не сочетается с началом февраля. Как и я – одна в новом квартале, построенном для рабочих завода. Его уже начали постепенно заселять: в окнах загорелись теплые лампочки. Их было немного, но они являлись единственным источником тепла среди этой метели, что бушевала снаружи. Хотя, и внутри тоже.

Долго на улице не было никого: ни попутных машин, ни людей, ни животных. Честное слово, казалось, что я начну стучать в двери и просить вызвать мне такси. Мой телефон отключился от холода. Интересно, мой мозг тоже отключился, когда, выйдя из ресторана и заприметив туго затянутое небо, я решила, что мне необходимо пройтись и освежить свои мысли?

Не знаю, сколько прошло времени, наверное, немного. Хотя по ощущениям – целая вечность. Я уселась на остановке в надежде, что хоть один автобус должен подойти. Неужели никто не додумается выйти в рейс, чтобы собрать на улицах идиотов, которых угораздило попасть во вьюгу? Не прошло и пяти минут, как сквозь снежную стену я разглядела свет фар, а вскоре и вовсе услышала несколько гудков автомобиля, из которого выбежала девушка и начала активно мне жестикулировать:

– Вы в порядке?

Она подошла ближе. И я увидела молодую девушку в красном пальто и с широкой улыбкой. Ее шапка была усыпана стразами, которые отражали свет фар и ангельски подсвечивали взволнованное лицо, а плотно прижатые волосы то и дело норовили залететь ей в рот, подгоняемые порывами ветра.

– Подвезти вас домой? Здесь жутко холодно!

– Спасибо большое!

Я прыгнула к ней в машину, теплую, я бы даже сказала – обжигающе горячую. Казалось, тело пронизывают сотни иголок: руки, ноги, сердце.

– Кто вы? Мой ангел-хранитель? Я уже думала, так и замерзну на этой проклятой остановке!

– Зато в шелках. – Девушка осмотрела меня с ног до головы. Наверное, она думает: как эта дурочка оказалась в такую метель одна, да еще и в таком виде? Я смущенно улыбнулась ей в ответ. – Едем в Таймун, верно? Сразу видно, что вы не местная.

– Верно. Это новый район, и я ни разу не была здесь. Наверное, глупо потеряться в двадцати километрах от собственного дома, где провела все детство. Хотя раньше вроде здесь был рынок, если я не ошибаюсь? Я слышала, что район строят, но даже не думала, что процесс идет такими быстрыми темпами.

– Все верно. У моих родителей была овощная палатка на рынке. В детстве они часто брали меня с собой на работу, а я убегала в лес рядом, построила свой штаб даже. Возможно, он был на месте этого дома, или того. Кто его теперь знает? – Она тяжело вздохнула. – Кстати, я же совсем не представилась. Я – Вероника.

– Оливия, – проговорила я и внимательно взглянула на нее. Кого-то она мне напоминает. Возможно, мы учились в одной школе, или я покупала овощи в палатке ее родителей.

– Рассказывай давай, как ты оказалась на этой остановке, на которой, к слову, останавливается только автобус «Таймун Индастриз» два раза в день? Это же рабочий район, – усмехнулась она.

– Черт! Поэтому ты решила, что я не местная?

– Я и сама живу в Таймуне, точнее – за городом, в деревушке у устья реки. А поняла я потому, что в такую погоду все местные сидят дома. И если кого-то и занесло на улицу, то ему точно необходима помощь.

– Еще раз спасибо тебе огромное. Нам налево, мимо школы.

– И как тебя угораздило оказаться в этом снежном безумии? Дай угадаю: мужчина?

– Точнее, несостоявшееся свидание. Иногда я поражаюсь, как много может придумать одинокая женщина.

– О, дорогая моя, одинокая женщина способна на многое. И то, что творится в ее мыслях, и чувства, что они вызывают – страшная вещь, справиться с которой может лишь только бутылка хорошего вина. Кажется, мы приехали?

– Точно. Ты святой человек, Вероника.

– Оу, не стоит благодарности. Ты работаешь в «Таймун Индастриз»? – Спросила Вероника, увидев, как в моей сумочке мелькнул бледно-голубой пропуск.

– Да, совсем недолго. Я новый помощник технолога. Да где же уже эти ключи?

– Очень интересно. Не спеши, и они обязательно найдутся.

– Нашлись! – Воскликнула я и начала быстрее вылезать из машины, чтобы больше не задерживать Веронику.

– Подожди, возьми это! Прочитаешь, как будет время, – она протянула мне листовку, и я автоматически взяла ее в руки.

– Пока!

– Еще увидимся! – Выкрикнула Вероника и дала заднюю.

В этот момент я вспомнила эту девушку, поэтому, даже не став читать, смяла листовку, как это сделала она вчера утром, и бросила ее в урну. Порой жизнь над нами смеется. В моем случае, кажется, она играет комедию.

Мое отражение треснуло и громко рассыпалось на пол осколками. Почему я здесь? Что происходит? Я смотрю перед собой: на капли крови на зеркальном стекле от моего удара по нему. Почему я сделала это? Меня окутывает паника от незнания, беспомощности и боли, что блокирует сознание.

– Черт! – Я бью кровавым кулаком по раковине. – Черт! – Я кричу, и мне страшно.

– Мамочка, все в порядке?

– Да, детка, я сейчас выйду.

Да что со мной не так? Открываю кран, из которого не сразу, но все-таки начинает литься вода темного соломенного цвета.

– Это не моя вина… – С сожалением бормочу я и безуспешно пытаюсь закрыть кран. – Это не моя вина! – Бормотания переходят в крик, руки трясутся и не могут выполнить простейшее действие. Кажется, я теряю себя.

– Мамочка, посмотри на меня! Мамочка!

О нет! Селена еще здесь. Моя дочь – свидетель моего падения.

– Мамочка!

Почему мне так страшно взглянуть на нее?

– Детка, иди в свою комнату, хорошо? Я скоро приду к тебе, – выдавливаю слова из себя, голос трясется, как и изображение вокруг. Я падаю на зеркальную «перину», получая колотые ранения от осколков и ссадины от зеркальной пыли. Они когда-то были мной. Получается, что я сама себя раню?

– Мамочка! Мамочка!

Время словно остановилось. Точнее, замедлило свой бег, чтобы я вдоволь успела насладиться этим моментом. Я слышу, как моя дочь кричит, слышу, как она плачет рядом. Я вижу тени за ее спиной. Они внушают опасность. И неспроста, ведь в следующую минуту два черных силуэта уводят Селену в темноту. Она кричит и рвется ко мне, а я лежу, словно ужаленная парализующим ядом.