В Пруссии у Кристиана была всего одна дама сердца, роман с которой закончился так же бесславно, как закончилась для России Семилетняя война.
Ее звали Эльза, они встретились, когда Гофман после тяжелого дня вышел на прогулку, и совершенно случайно встретил ее. Она обронила белый платочек, а он, догнав ее, вручил его ей. Они разговорились и неожиданно стали осознавать, что встреча была не случайной, ведь выйди он парой минут позднее, и уже никогда бы им, наверное, не встретиться. Через три месяца Кристиан возненавидит тот день, возненавидит тот платочек, который подтолкнул его к Эльзе.
Их роман цвел так, как цветут полевые цветы, и благоухал, как не благоухает ни один из них. Казалось бы, на том и закончилась бы эта история.
Одним из летних вечеров Гофман сидел за столом, склонившись над книгой Гете, рядом мирно полыхала свеча. В одно из мгновений к нему, в открытое окно, прилетел камень с привязанной к нему запиской. Выглянув, он увидел быстро удаляющийся женский силуэт. Развернув записку, он прочел:
«Дорогой Кристиан, мне больно писать эти слова, но я не могу сказать их лично. Я хочу завершить наш роман, и эта записка, его эпилог. Я долго плакала, когда принимала это решение, и поверь – мне от этого тягостно и больно, но оно принято исключительно мной, прощай». И снизу подпись: «Когда-то твоя Эльза».
Кристиан был убит большим количеством упражнений по рукопашному бою и битв на мечах, которыми нагружал себя со следующего дня.
Он был не из тех, кто, узнав о подобном, срывался с места, и, пришпорив коня, скакал в другой город, или другую страну. Нет, он был другим, но совсем не бесчувственным.
Дабы оградиться от томных, терзающих мыслей он днями и ночами пропадал в своем тренировочном лагере, изнемогая до семи потов. Так он справлялся со всеми потрясениями, которые происходили с ним, но более всего его подорвало следующее:
Когда он снова увидел ее, она шла так же улыбаясь, все в том же платье, которое было на ней в миг их первый встречи, но только теперь с ней говорил другой. Это был сутулый придворный короля. Он знал его, знал характер, знал душу. Самое привлекательное в нем было то, что он находился при дворе, гораздо ближе, чем сам Гофман.
И, если бы он не знал об этом, то, конечно же, простил бы ее за все: за то, что не сказала свои слова в глаза, за то, что трусливо убежала тем вечером, но измена была единственным, чего не мог простить Кристиан. Однако он был человеком чести, навсегда оставив ее, Гофман более не замечал появления девушки. На ее приветствия, которых становилось все больше, при встречах на улице, он отвечал молчанием, и значительно прибавлял шаг. Кристиан понимал, что возможно, то, что он делает – не правильно, но таковой была его природа. Таковым был Гофман.
Глава 6
По прошествии трех недель Александр узнал о покушении на наместника государственного совета, своего брата Константина Николаевича Романова. Человек настроенный либерально, был ненавидим большинством придворных, но Александр питал к нему особую братскую любовь. Именно Константин направил его в правильное русло, когда император колебался в создании манифеста об отмене крепостного права. Многие законы не обошлись без его вклада, и Россия многим была обязана ему, хотя за то его и ненавидели.
От Кристиана не было вестей, но к этому времени пришло письмо от Лапоухова. Александр сел в свое кресло, надел пенсне и с волнением начал читать.
«Отец и свет русской земли, аз прибыл в полк свой и со всеми солдатами знакомился. Все в них мне нравится, да только одно плохо: что бы не делали – хоть ружья чистят, хоть кашу варят – все в разговоре своем матерные слова роняют. Я хоть человек не ворчливый, да не терплю матерных слов, ведь слова сии хула на Божию Матерь, от того и не дает она нам победы, паче мы гневим Ее днем и нощью. Покуда не хулу, а молитву творить будем, тогда она нам помощь и пошлет. Так своим ребятушкам и говорю. И слов сих меньше стало, стараются родные. В остальном все, слава Богу, надеемся к июню следующего лета вернуться домой. Верный Ваш подданный. Иван Лапоухов.»
***
Еще через пять дней в Петербург вернулся Кристиан. Не медля, он направился во дворец. Александр был рад его возвращению. Гофман рассказал императору о согласии короля Вильгельма помочь России, и о том, что канцлер Бисмарк будет лично следить за прусскими действиями, но условие Пруссии будет заключаться в том, что она вступит в игру лишь после начала самого восстания. Александру это условие не противило, он поблагодарил Кристиана и пригласил на царский ужин, Гофман вежливо отказался.
Выходя из дворца, его взор упал на то, как два неизвестных напали на девушку, в которой он разглядел Анну. Они силой сняли с руки девушки кольцо с драгоценным камнем. Добившись своего, они бросились было бежать, но на их пути встал Кристиан. Оба человека кинулись на него, но тот, достав палаш, отсек одному руку, тот закричал и упал, корчась от боли. Кровь растекалась по земле, образуя алый ручей. Анна едва не упала в обморок. Ее ноги подкосились от этого зрелища, но она выстояла.
– Что ты наделал? Ты отрубил ему руку. – С ужасом вскричал второй.
– Во многих странах за воровство отрубают конечности, считай, что над ним свершился справедливый суд.
Второй из налетчиков поднял раненого и быстро увел прочь.
Гофман подошел к девушке и протянул ей кольцо:
– Это Ваше.
Заплаканная девушка взяла его:
– Как мне благодарить Вас? Вы оказали мне огромную услугу, ведь это кольцо – последняя память о моей матушке
– Я глубоко соболезную Вам.
– Ничего, все в порядке. Так, что Вы хотите?
– В качестве благодарности ответьте всего на один вопрос.
– Я слушаю Вас.
– Почему Вы меня избегаете?
Девушка поникла, но спустя пару мгновений сказала:
– А, что Вы от меня хотите?
– Если быть честным, Вы мне приглянулись.
– Простите за мою дерзость, но я тоже хочу быть с Вами открытой – я это поняла.
– Вы решили избегать меня, потому что я вам не понравился?
– Дело далеко не в этом, быть откровенной, вы тоже мне приглянулись, но я знаю весь сценарий, который произошел бы с нами. Вы просто впустую потратили бы свое время.
– Почему же?
– Да потому что Вы католик, а я православная христианка, и я воспитана своею матерью так, что для меня муж может быть только таким же, как я. Вы сказали мне, что можете помочь найти папеньку, и тем самым дали мне надежду, но я боюсь, что теперь Вы откажете мне, и я останусь одна с моим горем.
Кристиан улыбнулся, Анна заметила это:
– Почему вы улыбаетесь?
Выдержав паузу, он произнес:
– Я православный, Анна.
– Что? Но Вы же прусак.
– Моя прабабка была из Болгарии, а там исповедают Православие, и крещен ею Христианом, что от греческого «Христианин».
Девушка молчала, она была ошарашена услышанным. Тишину прервал Гофман.
– Давайте забудем прошедшие дни, и завтра погуляем вместе?
Девушка улыбнулась:
– Я приму Ваше приглашение!
Гофман был сказочно рад.
Днем следующего дня они действительно встретились в Летнем саду. Вокруг ходили прохожие, дождь (который начался неожиданно) капал на молодых людей и давал приятную свежесть. Солнце почти не выглядывало из-за тучи, но на улице было весьма тепло. Анна узнала его как человека романтичного, а с ней у него пропал страх, который овладел им с момента предательства Эльзы. Он читал ей стихи Генриха Гейне на немецком языке, а она с большим интересом слушала его, хоть не понимала ни слова.
Он был счастлив, что, наконец, смог разорвать цепь непонимания; он наслаждался каждой минутой с ней, признаваясь самому себе, что с каждой из этих минут она нравится ему все больше и больше.
Сама девушка чувствовала тоже самое, но она была очень скромна, поэтому скрывала это даже для себя.
Неожиданно Анна споткнулась и стала падать, но Кристиан подхватил ее и усадил на рядом стоящую скамейку. Девушка сдерживалась, чтобы не заплакать.