Едва Кристиан вошел в зал, как начал свою речь:

– Ваша светлость, нужно срочно высылать нового командующего армией.

Гофман рассказал императору о ранении Ивана в голову, о смелом и доблестном сражении Лапоухова и его солдат. Было принято решение на замену Ивана. Миссия легла на Антона Заварзина, который едва ли приехал с Крыма.

Кристиан был награжден орденом от самого императора, повторно приглашать Гофмана к себе на службу он не стал. Приняв императорские благодарности, он направился к Аннушке. В это время она вышивала у камина, как к ней постучали в окно. Выглянув, она увидела возлюбленного и немедленно отворила створку. Молодой супруг запрыгнул в окно, и девушка со слезами на глазах прижалась к его груди и произнесла:

– Я ждала тебя.

Кристиан тихо ответил:

– Я пришел!

Они сплелись в глубоком поцелуе, Гофман чувствовал себя заключенным, который, наконец, обрел амнистию. Казалось никто не смог бы им сейчас мешать. Сегодня были только они друг для друга, и больше никто для них. Время летело незаметно, как незаметны сутки в сложной работе. Но им было хорошо, они уснули беззаботным сном друг подле друга. Их объяло счастье.

***

На небе догорала полная луна, освящая путь путникам, освящала она и путь Лапоухова, который гулял по Кавказским горам. Заварзин еще не успел приехать, поэтому завтра его ждала битва. Иван чувствовал, что она может стать последней не только здесь, в горах, но и последней в его жизни. Ему не спалось, поэтому он стоял в дозоре втрое больше чем полагалось. Перед отходом ко сну его солдат он попросил прощение у каждого из них, поочередно перебирая имена, каждому дал наставление и каждого обнял. Наконец его отправил спать служивый, который решил заменить командира, дабы тот смог выспаться и добро командовать ими. Иван уснул.

Наступило время декабря, и зима полностью вступила в свои владения. Иван вернулся с Кавказа без новых ранений, Александр встретил его с военными почестями. В России за эти месяцы не изменилось ничего, помимо снега, которого в этом году выпало очень много. Император пригласил друга на ужин, но тот отказался, ссылаясь на срочную занятость. Иван попросил у императора коня и направился в монастырь.

В обители он встретился с иеромонахом Илларионом, его духовным отцом. Иван попросил исповедать его, говоря «Я понял, что жизнь моя скоротечна и сегодня я еду на коне со шпагой в руке, а завтра бездыханный лежу в земле». Отец Илларион охотно исповедовал его. Лапоухов остался на ночь и посетил братский молебен, после чего покинул обитель и направился в родной дом, в Псков.

Дома как всегда было пусто. Заправленная по-армейски кровать, ломоть черствого хлеба на столе и не допитый чай. Иван принес со двора дров и затопил печь. Несмотря на пасмурную погоду, на душе было ясно. В дверь постучали, открыв, Лапоухов увидел девушку, которая передала ему письмо, это была записка с фронта. Перед уездом Иван дал ребятам свой адрес, а последним приказом было писать до самого конца войны, а по возможности и после. Он распечатал письмо, сел подле камина и погрузился в чтение.

«Отец наш военный, пишет Вам Ваш полк. Все у нас слава Богу, пережили две битвы, убитых нет, только раненые. Надеемся вскоре войну завершить и к Вам, во Псков, если ждать будите. В остальном все тоже не плохо. У Андрея Покровского сегодня день рождения, ему теперь двадцать два, всем полком поздравили его, рвется в бой в первых рядах, чувствуем, будет героем. Всего Вам доброго. Ваш полк.»

Иван сел за стол и написал в ответ, что будет рад каждому и отдельно поздравляет Андрюшу, пусть и с опозданием. Он был тронут тем, что его не забывают его солдаты. Написав письмо, он свернул его. А затем, его объяли мысли.

Иван хотел вновь вернуться на Кавказ, вновь вести солдат, ставших для него родными, в атаку. Пустой дом давил на Лапоухова так сильно, что, казалось бы, вот-вот он закричит. Иван не желал оставаться в своей деревне под Псковом, едва залечив рану, он готовился вновь испросить позволения у императора, ехать на войну и он был уверен, что Александр дал бы ему это разрешение. Иван вновь сел к огню и закрыл глаза, сам того не замечая, он задремал.

Ему снился сон, снилось, что он идет по Кавказским горам, сжимая в своих руках карабин. Вдруг его что-то толкнула в спину, Иван увидел коршуна, он летел и кричал что-то по-польски. Существо продолжила атаковать Лапоухова и, через мгновение, вцепилось ему в грудь, разорвав одежду, оттуда сразу хлынула кровь. Лапоухов вскрикнул, а коршун вновь полетел в его сторону и казалось вот-вот выцарапает ему глаза, как вдруг раздался выстрел и существо, вскрикнув, пало на землю; стрелявшим оказался Гофман, который взглянув в сторону Ивана, развернулся и ушел прочь, будто бы не замечая его. Лапоухов встал и пошел следом, желая догнать друга. Кристиан как будто испарился, но перед ним предстал новый силуэт. «Андрюша» вдруг узнал он Покровского, а ты что здесь делаешь, и где полк твой? «Нет полка со мной, отец, я один брожу, все растворились в ночи, я и попрощаться не успел, а Вы как, со мной? Идемте скорее.» Сказав это, Андрей испарился. Иван открыл глаза, на улице смеркалось, в печи дотлевали последние угли. Закрыв печную заслонку, Иван лег в постель и закрыл глаза, сон не шел.

Решив подышать ночным воздухом, он вышел на мост и увидел письмо, одиноко лежащее на полу: почтальон просунул его сквозь отверстие внизу двери. Прочитав его, он немедленно запряг коня и поехал к Кристиану.

Гофман проснулся. Оглядев комнату, он встал с постели, Аннушка уже хлопотала по дому. Одевшись, Кристиан подошел к супруге и обнял ее, девушка расцвела в улыбке.

– Садись кушать, я пирожков напекла.

– Да, ты печешь самые лучшие пирожки во всей Империи, да что Империя, во всей Европе.

Девушка заулыбалась еще больше.

После трапезы Гофман поблагодарил супругу и вышел во двор, он непрестанно думал о тех записках, которые были у Йована, и как они могли быть причастны к его исчезновению.

Так много было загадок, а ответов на них не было совсем.

Глава 9

Все загадки прервал прискакавший Лапоухов, он был весьма озабочен чем-то и, едва спешившись, закричал:

– Письмо, письмо от Йована.

Услышав это, на улицу выбежала Анна, Гофман взял письмо и начал читать:

«Иван, я пишу тебе, а значит, дела мои плохи. Желая послужить твоему государству, я не сберег себя. Прошу об одном, позаботься о моей дочери, я написал ее адрес на обратной стороне. Со мной произошло следующее, я был обладателем бумаг, которые бы могли стать причиной казни многих поляков и русских. Они раскрывали ни одну личность, как прошедшего восстания, так и грядущего бунта. Я схвачен в Марселе и через неделю меня тайно везут в Варшаву, для суда. Как оказалось, одному из стражей двадцать лет назад я спас жизнь, он обещал отправить это письмо тебе, надеюсь, она дошло. За себя не боюсь, страшусь за Аннушку. Как только я умру, ее отцом будешь ты, мой друг.»

В глазах Анны померк свет и Кристиан едва успел поймать ее. Дела были хуже некуда, нужно было срочно отправляться в Польшу, но Иван этого делать никак не мог, до самых пор, пока его не пошлет туда приказом сам император. Кристиан был готов сорваться в любой миг, но понимал, что тут нужен хороший расчет.

Иван положил руку на плечо Гофмана:

– Я поскачу домой, если смогу что-то придумать, дам знать немедля.

Кристиан не ответил ни слова, лишь кивнув головой. Вернувшись, Иван увидел новое письмо, одиноко лежащее на мосту у двери. Открыв его, он понял, что оно вновь с фронта, а его он ждал с нетерпением. Скорее открыв конверт, он принялся читать:

«Будьте здравы, рады бы вновь написать хорошего, да не можем. Этот день рождения для Андрея был последним, он погиб девятнадцатого в ночь. Андрей стоял в карауле, когда на него напали кабарды. Бой он им дал, даже четверых повалил, но самому ему горло перерезали. Тут мы прибежали, да догонять их стали, догнали и перебили, а Андрюшка уже холодный лежал. Можете гордиться им, погиб как герой, да и хоронили мы его по-геройски, с залпами, как полагается. И могилу ему отдельную вырыли, крест с табличкой поставили, все как вы учили. Что самое главное, ходил он сам не свой два дня, будто предчувствуя кончину скорую. Все к нам подходил, прощения просил, а мы все думали, что просто домой хочет, да и заняты были, окопы копали. Вот и выходит, что не простились мы с ним, за то до сих пор гложет души наши совесть. Больше рассказать и нечего, прощаемся с Вами, со страхом. Простите ради Христа, ведь может кто-то из нас последний раз вам пишет. Ваш полк»