И вот теперь на его священном дубовом столе стоит эта великолепная машинка. Как она переливается! Какие оттенки цветов, какая богатая огранка! Мистер Челленджворс представил себе золото, много золота… Драгоценные камни, изумруды, алмазы… Он и сам не понимал, как вдруг всё резко закружилось перед глазами. Он как будто грезил наяву.

–Так! – раздался сильный хлопок по щекам. – Что это я? Что происходит?.. Пора ужинать, я что-то совсем забылся…

Челленджворс зашаркал в прихожую, чтобы наконец снять пальто, но не успел он дойти до вешалки, как раздался телефонный звонок.

– … Мистер Челленджворс? Здравствуйте! – на другом конце провода послышался тихий мелодичный женский голос.

– Да-да, я слушаю! Добрый вечер, – выбитый из колеи, аптекарь был немного раздражен.

– Простите, я… я не отвлекаю? Не могли бы вы уделить мне несколько минут, пожалуйста?

– Да-да! Я же говорю: слушаю! – не церемонясь долго, рявкнул Челленджворс.

Робкая собеседница замолчала на несколько мгновений, и это уже окончательно взбесило аптекаря.

– Но если вы всё время будете молчать, смысла в моём к вам повышенном внимании не будет вовсе!

Мужчина окончательно испугал девушку, и она быстро залепетала.

– Ох, извините, извините… Я… Я попозже позвоню. Извините…

– Да говорите же вы, наконец, что произошло! А!..– последовала неловкая пауза. – Так это вы, мисс Джинджер?..

Мистер Челленджворс сконфузился и постарался изменить интонацию своего раздражённого голоса как можно незаметнее.

– Да, это я, мистер Челленджворс. Еще раз простите, что побеспокоила. Я бы позже перезвонила?..

– Мисс Джинджер, всё… всё в порядке. Я… Просто тут было одно дело, я немного отвлекся … Говорите же, слушаю.

На другом конце провода еще секунду помолчали, как будто собираясь с силами.

… Эмили работала в аптеке мистера Грейтгрина и выполняла незамысловатые задания: протирала пыльные коробки со складов, распределяла лекарства по категориям, вырезала из картона прямоугольники и аккуратно обозначала на них маркером цены. Часто, в виде особой милости, мистер Челленджворс доверял ей проставлять маркировочные бирки. Несмотря на незамысловатую работу, частенько девушка работала на износ: для их городка аптека была огромной, помещение состояло из двух просторных залов, и следить нужно было за каждым квадратным метром.

Эмили давно привыкла к своей простой роли и совсем не обижалась на то, что мистер Челленджворс почти не замечал её присутствия в магазине. Для него она была как робот: исполнительная, предсказуемая, дисциплинированная и, что было особенно важно, никогда не нарушающая границу личного пространства. Холодного «здравствуйте» ей было вполне достаточно, хотя внимательный наблюдатель заметил бы на её лице время от времени признаки сдержанной меланхолии – то выражение, возникающее при неосознанном одиночестве и невозможности найти человека, чтобы вместе с ним посмеяться. Однако мистер Челленджворс страшно не любил озадачивать себя размышлениями, которые могли хоть как-нибудь вывести из состояния блаженного постоянства, на достижение которого он посвятил почти всю свою жизнь. Именно поэтому он предоставил Эмили плыть по бескрайнему морю своих эмоций в полном одиночестве, что, по его мнению, было «ярчайшим примером искреннего и добросовестного соблюдения права личности на невмешательство в личную жизнь». Другими словами, два наших героя были по разные стороны баррикад: мистер Челленджворс – весь во власти повседневных забот и долгосрочных стратегий на улучшение благосостояния, Эмили – в плену бесхитростной автоматизированной работы с человеком-призраком.

Эмили была сиротой и до недавнего времени жила одна в небольшом домике, доставшемся от умершей три года назад тёти. Ей было двадцать два года, и бесцеремонные прохожие нередко называли её хорошенькой. Родителей девушка совсем не помнила – мистер и миссис Джинджер погибли, когда Эмили была еще младенцем. Однако пара оставила после себя неплохое состояние, на которое их дочь смогла жить всё детство и юность. Денег могло хватить ещё на много лет, но Эмили всегда стремилась сама зарабатывать на жизнь и поэтому просто не могла наслаждаться жизнью сложа руки. Увы, ей пришлось столкнуться со сложностями и разочарованием. Была ли причиной давящая тяжесть прошедших лет или давали о себе знать вытесненные страдания, но тетя-опекунша превратилась в самого настоящего деспота. Упрямая старушка желала, чтобы девушка неотлучно находилась около её особы и ставила Эмили всяческие препоны, когда та предпринимала робкие попытки заняться в жизни чем-то серьёзным. Сумасбродная тётя доходила до того, что мешала заниматься и безрассудно отбирала учебники, и чересчур мягкий характер племянницы не был ей в том помехой. Совсем неудивительно, что в результате из-за скудной подготовки и нервного перенапряжения бедняжка Эмили так и не смогла поступить в университет, и неудача преследовала её два года подряд. Отчаявшись, молодой девушке не оставалось ничего другого, как скрепя сердце смириться со своей судьбой и до девятнадцатилетнего возраста практически безвылазно просидеть в доме с повредившейся в уме родственницей.

Старшая сестра, Изабелла, была полной противоположностью Эмили. Она избрала хитрую тактику: лицемерно соглашаясь со всеми наставлениями тётки, Изабелла постепенно выведывала, в каком банке хранятся деньги покойных отца и матери. Едва дотерпев до восемнадцатилетия, находчивая девушка тут же помчалась к нотариусу и оформила наследство, не сказав ни слова ни сестре, ни, разумеется, воинственной родственнице. Через два часа её уже не было в городе, и первую весточку от исчезнувшей сестры двенадцатилетняя Эмили получила лишь спустя месяц, до этого проплакав все глаза и обвинив себя в смертных грехах, которых у неё не было. На неё пал и тяжкий удар рассказать тетке о выходке Изабеллы, и этот день она не могла забыть всю свою оставшуюся жизнь.

Спустя время Изабелла прислала краткое письмо, что удачно вышла замуж и обосновалась на юге Европы, но адрес свой уточнять не стала. Амбициозная с раннего детства, она за три года в Европе построила головокружительную карьеру танцовщицы в оперетте и была не в силах расстаться с работой даже после рождения дочери, поэтому воспитанием ребенка занялся её муж, мягкотелый добрый итальянец, который был наивно счастлив поддерживать свою энергичную супругу во всех начинаниях. Увы, энтузиазма доброго мужчины хватило лишь на несколько лет постоянных отлучек своенравной королевы его сердца. Иногда Изабелла не появлялась дома целыми неделями, уезжая на гастроли, не предупредив супруга и напрочь забыв о девочке. Даже ангельское терпение не бесконечно, и в конце концов итальянец поставил ультиматум: либо достойная семейная жизнь, либо развод. Стоит ли гадать, что выбрала Изабелла. К подобной развязке она подготовилась заранее со всем присущим ей хладнокровием. После двух-трёх изматывающих отвратительных судебных тяжб дочь осталась с ней.

В том же году решительная танцовщица получила залитое слезами письмо от Эмили, в котором та сообщала о скоропостижной кончине тётки. Изабелла с циничной усмешкой подумала, какой же дурочкой должна быть её младшая сестренка, если так искренне страдает из-за смерти ужасно мучавшей её родственницы. Сама же она без зазрения совести потирала руки и планировала в скором времени ненадолго вернуться в родной город, чтобы восстановить потерянную эмоциональную связь с семьёй…

– Мистер Челленджворс, сегодня вы оставили в аптеке папку с бумагами по инвентаризации…

Раздался резкий звук. Мистер Челленджворс со всего размаха хлопнул себя по лбу, и на его чувствительной коже сразу появилось ярко-красное пятно.

– Я…Я могла бы их вам принести, – Эмили запнулась на мгновение, а потом добавила чуть более низким голосом, – я ведь знаю, насколько важен для вас порядок в бумагах.

– О! Да. Пожалуй, да! Это было бы просто прекрасно, – рассыпался с несвойственной ему эмоциональностью мистер Челленджворс. – Я давно дома и, скажу откровенно, – джентльмен бросил взгляд на стол с машинкой, – совсем не расположен возвращаться назад. Сегодня был такой волн…непростой день.