"Принесла нелегкая. Шляются алкаши. Этот вроде трезвый был. Да и одет более ли менее, не бомж, и по лицу не пропойца. Он же не на бутылку и просил..."

  И тут ему стало стыдно. Насколько отупели, очерствели в нашем времени. Подошел человек: на билет не хватает - помоги. Я, даже не задумываясь, отказываю ему. Почему? Что мне эти одиннадцать тысяч погоду сделают? Неделю назад триста получил. Десяткой больше, десяткой меньше... Что месяц не проживу?

  Анатолий огляделся, мужика нигде поблизости не было.

  Совершенно неожиданно чувство стыда настолько усилилось, что перешло в отчаянье. Он вспомнил, что причастился сегодня. Вспомнил слова из книжки, что читал перед причастием. "Причащаясь, мы принимаем в себя Господа нашего Иисуса Христа..."

  Во мне часть Христа! Бог послал человека ко мне, в надежде на то, что я сегодня причастился и обязательно помогу ему. А я! Что я наделал? За все то счастье, что было дано мне. За спасение свое... Чем отплатил? Предал Господа? Страждущему не помог! Я обязан найти его!

  По времени с минуты на минуту должен был прийти автобус. Анатолий заметался, выглядывая мужика. Он даже внешность его не запомнил. Серое, вроде пальто. Вот у дальних киосков мелькнуло, что-то похожее. Анатолий побежал, пряча розу за спину, чтоб не сломалась. Мужик отходил от киоска.

  - Ты полтинник предлагал?

  - Да, да...

  - Пойдем быстрее, я автобус встречаю, не пропустить бы...

  Он торопливо направился обратно. Мужик едва поспевал за ним. Когда междугородняя платформа вновь попала в поле зрения, Анатолий остановился. Достал бумажник.

  - Одиннадцать?

  - Одиннадцать с половиной, - тот протягивал полтинник.

  Анатолий отдал деньги и пошел к остановке.

  - Эй, а полтинник-то?

  - Не надо, - бросил он, не останавливаясь, лишь повернув голову.

  - Да как же? - мужик догнал его. - Возьми. А то неудобно.

  - Не надо мне ничего. Счастливо доехать.

  - А деньги? Деньги, как я тебе верну?

  - Не надо.

   Анатолий двинулся было вновь. Но остановился.

  - Хотя. Ты Православный?

  Мужик недоуменно смотрел на него. Потом, что-то словно включилось:

  - Крещенный я, крещенный. Мать крестила.

  - В церковь ходишь?

  - Мать ходит. Со старухами в деревне она.

  - Вот ей отдай. Пусть свечей на все купит и к иконам поставит. Счастливо.

  - Спасибо. Спасибо. Спасибо.

  Уходя, Анатолий чувствовал, что мужик все еще смотрит ему в след.

  "Слава Богу. Опомнился. Надоумил Господь", - думал Анатолий. На душе опять было легко, но это был уже не детский слепой восторг, а осознанное удовлетворение от исполненного долга. И оттого, что долг свой понят, что ему доступно это понимание".

  Автобус появился совсем неожиданно. Он едва успел прочесть название райцентра на лобовом стекле - этот. Сердце заметалось меж радостью и тревогой. Уставшие от многочасовой езды люди облегченно вываливались из салона, в стороне ставили сумки, половчее перехватывали их, и уже уверенно направлялись кто куда.

  Последней вылезла толстая, запарившаяся тетка с двумя сумками через плечо и авоськой в руке...

  Анатолий отвернулся, подошел к стене автовокзала, бессильно привалился к ней, пачкая желтой побелкой рукав.

  - Эй, жених! Твою-то силой из автобуса вытаскивать будем?

  Анатолий обернулся. У автобуса, улыбаясь, стоял водитель, в синем пиджаке с золотистой транспортной эмблемой над нагрудным карманом.

  - Забирай! Я бы взял. Да, уж больно хороша! Не по мне.

  Еще не понимая, не веря, Анатолий шагнул к автобусу.

  Это была Таня. Она смотрела на него...

  - Я боялась выйти...

  Закрыв лицо руками, она ткнулась ему в грудь. Забыв про розу в руке, он крепко обнял ее. Шипы остро обожгли ладонь.

  "Значит, я не сплю", - подумал он.

  Под шум елей...

  Осень выдалась сухая и теплая. Бабье лето, тихим своим шепотом, сумело умолить погоду, и та медлила, не решаясь оборвать затянувшееся прощанье.

  Легкая линия дороги таила в себе стремительность, неподвижно лежащей до времени, стрелы. А на ее, твердо забывшей о дождях, обочине можно было смело стоять, не опасаясь испачкать новые туфли. По обе стороны отдыхали чистые, свежевспаханные поля, просторно раскинувшиеся до горизонта, темнеющего у самого края, узкой ленточкой леса; словно, вылинявшее за лето, платье неба по нижней кромке, было оторочено темной каймой, и округло-зубчатая линия верхушек, ласково подсвеченная уже невидимым солнцем, напоминала неровную, изнаночную строчку швейной машинки.

  Валя возвращалась со свадьбы двоюродной сестры. Та жила не очень далеко. И выехав рано утром, она предполагала к вечеру быть дома. Но - загад не бывает богат, - автобус из райцентра в их село отменили, и пришлось ей ловить попутку. Можно было бы заночевать здесь, у знакомых, но она беспокоилась за детей. Они оставались с ее подругой. И прошло всего-то три дня, и случиться ничего не могло, а душа была не на месте. Детей она оставляла редко и всегда спешила вернуться побыстрее.