С пятки – на носок, с пятки – на носок… Поскрипывает рассохшаяся половица под потертой ковровой дорожкой.

Александр Николаевич – с недавних пор. Он спокойно отзывается на «Реутов», но, ни Саньком, ни Сашкой никто на службе его уже не зовет. Недавно обретенный кабинет невелик, но это его первый собственный, который не приходится ни с кем делить. Кроме того, теперь у него есть Зинаида Васильевна, которую он знает давно и очень рад, что в помощники ему определили именно ее.

Реутов стоит у окна, рассматривая пеструю толпу, что-то скандирующую далеко внизу.

Шахтеры забастовали…

Какие шахтеры?! Нет у нас никаких шахт на тыщу верст вокруг! Тогда кто это? Строители? И откуда у них эти шикарные каски? Что-то на стройках города до сих пор такие не наблюдались. И зачем им лопаты? Это метлы?! Дворники что ли бастуют?

Телефонный звонок в приемной, прервавший стрекот пишущей машинки, и тихое бормотание в трубку секретарши вернули к заботе. Подошел к столу, сел. Глаза уткнулись в лист бумаги, которому предстояло превратиться в список. Пока там присутствовала единственная строчка, внесенная его неказистым почерком быстро и без колебаний. Хороший кандидат – из бюро молодежного туризма при обкоме комсомола, кадр проверенный, умный, с хорошими организаторскими способностями, и не на виду. Жалко, что он там один парень, а девиц брать не велено. Да и неподходящие они – сплошь дочки да племянницы.

Эх, в школе милиции таких проверенных, надежных – все. Но этих привлекать вообще нельзя. Мафия – повязаны друг с дружкой, с первого курса блюдут солидарность. А нам нужны личности независимые.

Телефонный звонок уже на его аппарат оторвал от размышлений.

– Привет, Петрович! Как там твои «орлы»? Продуют или как? Может в ворота двоих поставить? Ладно. Что хотел?..

Интересно, что станется со всеми этими футбольными и прочими клубами? Чем кормиться будут? Боксер хоть в морду дать может за деньги. А футболист? А легкоатлет?.. А ведь у Петровича сын есть, хороший парень вырос. Лет ему, правда, маловато, зато мозги на месте. Запишем!

На листе появилась вторая корявая строчка. Путешествие по кабинету возобновилось и неминуемо привело опять к окну.

Жалко этих «шахтеров». И причин тому даже больше, чем они могут сформулировать. Их дети уже не знают, чем сосиска от сардельки отличается. Сардельки, может, и видели, а сосиски – точно нет. Кстати о сосисках…

Рука снова потянулась к телефону, набрал домашний номер. Жена ответила достаточно быстро, так что раздражение не успело набрать силу.

– Наташ, сосиски принести?.. Свежие подвезли в буфет… Смотри, расхватают… Ладно…

Скоро и мои дети забудут, как сосиски выглядят. Господи, полная голова штампов! Дети! Нет у меня этих самых «дети», сын у меня. А когда-то печалился, что только один. Что делается?!

От решаемой задачи мысли перескочили к ситуации в стране, которой, по всей видимости, хана, а потом к собственной персоне, с которой вообще не было никакой ясности. Вся выстроенная немалыми стараниями жизнь плавно куда-то катилась с видимым ускорением. Столько лет шаг за шагом перемещался от должности к должности (и каждую надо было заслужить реальными делами), из кабинета в кабинет. Этот, по всей видимости, последний. Во всяком случае, в данном ведомстве. А потом куда?

Пойду в таксисты. Таксопарки вряд ли уцелеют, но услуга точно не отомрет. Крутить баранку умею и, главное, люблю.

Александр Николаевич (как и многие автолюбители с небольшим стажем вождения) втайне гордился обретенными навыками. Полученная по работе практика перемещений на значительные расстояния научила ездить с минимальным напряжением, следя краем глаза за бордюром, а не упираясь взглядом в асфальт, или пристроившись за попутной машиной с явно более опытным водителем, повторяя его маневры. А еще он умел эффектно, с видимой небрежностью остановиться точно в заданном месте, причем плавно, без толчка. Ну и тому подобные штучки.

Или в дальнобойщики. И на сколько хватит здоровья? Шоферить – не в кабинете сидеть… Интересно, что себе думают обитатели кабинетов второго этажа? И почему первые лица всегда селятся на втором? Пожалуй, только в МГУ ректорат на девятом.

Крики за окном прекратились.

Забастовщики свернули знамена. Завтра новые подтянутся.

Список, будь он неладен.

Не велено брать никого из партийных секретарей любого уровня и даже их детей, хотя среди них есть очень толковые. Но, увы, уже засветились. Им в Проекте просто не выжить. Причем, возможно, даже физически – растерзают показательно. И бросить на произвол судьбы неразумно. Надо поднять вопрос на совещании, что им можно подсказать в плане выживания и обретения влияния в новой реальности.

Реутов вспомнил сына, захлебывавшегося в пересказе столичных новостей от начальника вычислительного центра. Тот недавно вернулся из командировки с какой-то выставки ЭВМ. То, что продемонстрировали американцы, сразило наповал всех там присутствовавших. Америкосы с небрежностью разместили на обычном столе какой-то чемоданчик, открыли его, подключили к электросети и продемонстрировали онемевшей аудитории, как способны легко добыть информацию («Спрашивайте, господа!») из источников, находящихся за океаном. «Нашим электронщикам такое даже не снилось, а там это уже есть! Наши все в шоке».

Засветившимся во власти надо переезжать в Москву – там затеряться проще. Прописку вот-вот отменят, выезд за границу откроют всем желающим. Вот пусть оттуда всякую технику и тащат. Здесь она лихо пойдет – прокормятся. Спохватились бы «на верху» раньше – жилья бы им понастроили в Москве. Надо обсудить, может еще что-нибудь сделать не поздно.

Александр Николаевич потянулся к перекидному календарю и оставил на завтрашнем листке несколько слов.

Валерку туда же отправлю. Университет вряд ли выживет, а если и выживет…

Взгляд опять уперся в злосчастный листок, никак не желающий превратиться в достойный список.

А что если поискать в вузовской среде? Аспиранты и амбициозны, и умны (в идеале). Главное, чтобы не фанаты науки. Таких не уговоришь.

Проще всего было бы обратиться за помощью к жене, которая в своем политехе знает если не всех, то всех толковых, в том числе и среди молодежи. Но нельзя – про Проект не должен знать никто, даже Наташа.

Нажал кнопку коммутатора:

– Зинаида Васильевна, пригласите ко мне Пирогова.

Так. Сергей… Сергей… Опять Сергей!.. Александр, слава богу. А то быть бы вам «Сэр-гей» клубом. А что у нас с женами? Они издеваются! Четыре Марины! «Морской Сэр-гей» клуб!

Что поделаешь – в годы рождения этих мальчиков-девочек была мода как раз на эти имена.

Все равно маловато кандидатур. Придется райкомы комсомола потрясти, инструкторов каких-нибудь помалозаметнее. Ах, как не хочется! В двадцать лет выбрать карьеру карьериста – та еще черта личности. Но куда деваться.

Чтобы не говорили про порочную систему развитого социализма, но идти по жизни в те времена было удобно. Безотказно работал «конвейер»: детсад – школа – вуз – трудовая деятельность по профилю, определенному полученным образованием с обязательным распределением на работу туда, где нужнее (в идеале), или куда никто не хочет (как правило). И на каждом этапе продвижения из детства во взрослость можно было устроиться удачнее других, избрав сферой деятельности идеологию.

Началом карьерного роста для отдельных личностей могло быть даже командирство в октябрятской звездочке. Потом, уже в пионерии, можно было стать председателем совета отряда (и может даже дружины). Для некоторых стартовой площадкой становилась должность комсорга класса (а потом школы), затем – инструктор райкома комсомола или освобожденный секретарь (в вузе или на предприятии). С возрастом «профессиональные комсомольцы» перебирались в партийные органы и оседали там в кабинетах разных уровней.