Дверь снова открылась, и в кухню вошел уже знакомый мне капитан. Очевидно кухня в этом подразделении одно из самых посещаемых командиром и медиком мест.

– Да, почти так же было в Пхеньяне во время штурма…., ну это не важно чего. Что, сержант, вы отрабатывали на этот раз? Прямое попадание кустарной атомной бомбы, нападение пораженного эпидемией свинки стада бешенных трицератопсов? – спросил он, оценив масштабы разрушений.

– Никак нет, сэр! – рявкнула Кейси, вытянувшись в струнку, – Просто ловила лягушку!

– Поймали?

– Так точно, сэр! От меня на кухне меня еще никто не уходил! – гаркнула она еще громче.

– А еще мы поспорили с сержантом на ящик виски, что она поцелует своего злобного и очень опасного пленного, – сообщил доктор. Потом добавил, – Сэр, а как вы смотрите на то, чтобы пригласить сегодня по поводу вашего дня рождения к нам на базу местную талантливую молодежь – трубадуров, менестрелей, девочек, то есть, шоу-балет из трактира «Мыльная рожа»? А кульминацией вечера станет Кейси, целующая лягушку. (Слава Богу, – подумал я, – до вечера не зажарят).

– Вот только, лягушечку надо заменить, – продолжал Кругер, – эта не очень фотогеничная.

Лицо капитана побагровело, ежик седеющих волос ощетинился, как у пещерного дикобраза перед атакой.

– Лейтенант! Устав запрещает целоваться с пленными! – сказал он голосом, в котором ясно слышался лязг танковых гусениц. А может, в это время действительно за окном проехал танк? – Ваши дятлы дырку вам в голове не продолбили? Куда Вы захотели позвать девок с трубадурами? На секретную базу? Закажите еще праздничный фейерверк и пригласите странствующих китайских пиротехников, чтобы мы сами случайно не подорвались! А потом дружно встанем в шеренгу по одному и начнем целовать жаб взасос?

У Кейси сильно вспотели и слегка задрожали руки, что и говорить, суров командир, суров, а ведь вначале таким придурком показался.

– Простите, сэр, за неудачную шутку, – голос лейтенанта Крюгера еле заметно дрогнул, – хотел устроить сюрприз, торт с девушкой полуголой, все такое…

– Такие шутки в военное время, часто заканчиваются расстрелом перед строем. Я сам так делал не раз в…, неважно где. Займитесь лучше своим делом, а не шатайтесь по базе! Или кухня тоже входит в круг ваших научных интересов? И почему сержант Райбек должна при Вас поцеловать жабу? Вы что извращенец? Жабофильный вуайерист или вуайеристический жабофил?

Кейси явно не знала, куда меня деть, я просто запарился в ее горячей руке, А еще очень хотелось есть, а мух поблизости не было.

– Что Вы, сэр, это я просто пошутил. Ей совсем не обязательно ее целовать, тем более у жабы и вид больной, – продолжал оправдываться Крюгер. – Подумайте сами, как может наша Кейси поцеловать лягушку? Внучка такого героического деда не может целовать кого попало…

Тут он был прав. После сегодняшних передряг выглядел я, действительно, паршиво.

– Лейтенант, мы поспорили с вами на ящик виски? Настоящего, а не суррогата? – спросила Кейси у дока.

– Кейси, не волнуйся ты так, – ответил док, – Это была простая дружеская шутка.

– Вы пошутили, а я нет! – и сержант Райбек со знанием дела поцеловала меня в губы.

Это как же надо любить виски, – подумал я, – она, наверное, еще и алкоголичка!? Ничего не произошло, абсолютно. Вот и верь после этого статьям в журнале «Магия и жизнь».

– Гони виски, Крюгер, – сказала Кейси и грохнулась со мной на пол, прямо под ноги изумленному капитану.

– Ну вот, – сказал капитан, – Лейтенант, Вы, кажется, говорили, что русские ничего о нас не узнают? Им и узнавать ничего не надо, они давно здесь!

– У меня есть тост подкупающий своей новизной! – хотя язык слушался с трудом, я говорил уже, наверное, восьмой, а, может, и двадцать восьмой тост за сегодняшний вечер. Какое это, братцы, счастье говорить, а не квакать.

Вечеринка по поводу дня рождения моего нового лучшего друга капитана Ленгдона была в самом разгаре. Кейси не отходила от меня ни на шаг, и сколько я ни пытался разубедить ее в том, что я не заколдованный русский князь – не верила ни единому моему слову. Мой авторитет среди личного состава секретной базы достиг небывалой величины.

Во-первых, я научил америкосов пить по-русски, то есть, не закусывая после первой, второй и третьей, а также с минимальными перерывами между ними. Немного портило картину полное отсутствие водки и соленых огурцов, но виски и микроскопические французские корнишоны, с трудом, но смогли заполнить этот зияющий пробел.

Во-вторых, все, не только Кейси, считали меня русским царевичем, или, по крайней мере, князем, счастливо освобожденным от зловещих чар. Хотя они и демократы, но к царственным особам питали должное уважение.

В-третьих, все по достоинству оценили то, как я совладал с непобедимой Кейси Райбек, а когда узнали, что я обязан на ней жениться, и, естественно, увезти ее с собой подальше, плакали от счастья и подарили на память магический жетон самоликвидации индивидуального действия.

И, наконец, в-четвертых, меня очень уважали за то, что я трансформировался из лягушки в человека, в полной форме и с бутылкой коньяка за пазухой, чем сразу заслужил уважение капитана. «Это – настоящий солдат!», – сказал он тогда, помогая мне подняться с пола.

Шума конечно, было много. От трансформационного хлопка на кухне вылетели стекла, воздушная волна обсыпала всех мукой, а лейтенанта свалила с ног. Поднявшись и отряхнувшись, он сразу предложил меня застрелить по-тихому, что бы никто ничего не узнал, а лучше отдать ему для секретных опытов, исключительно из соображений гуманизма. На что, капитан заметил, что Россия с Америкой не находиться в состоянии войны, и начинать ее в ближайшее время не собираются, поэтому он считает предложение Крюгера не конструктивным, и даже в какой то степени вредным. Он абсолютно не поверил моему рассказу о погибшем корабле, в котором я из соображений секретности опустил ряд существенных подробностей. Главным аргументом против – было утверждение, что в лягушку просто так никого не превращают, а из всех способов уничтожения военных судов, поголовное превращение всего экипажа в земноводных – самый экзотический. Тут мне крыть было нечем. Скажите для чего меня, простого российского прапорщика, – превращать в жабу, пардон, в лягушку?

Затем меня очень внимательно осмотрел доктор Ливси, коллега Крюгера, занимающийся именно лечением пациентов, и не страдающим маниакальным синдромом их убийства. Жизнерадостный Ливси не нашел у меня никаких патологий, и для профилактики болотной простуды, выпил со мной на брудершафт полстакана спирта. То ли спирт был сильно разбавлен, то ли после стольких перенесенных стрессов, мне все было по барабану – я выпил его, даже не поморщившись.

– Чудесно, – сказал Ливси жизнерадостно улыбаясь, – пациент здоров, и не имеет синдрома направленного вампиризма. Можете быть абсолютно спокойными.

Услышав это, капитан, недолго думая, пригласил меня на свой день рождения, для укрепления союза двух дружественных армий. На радостях я подарил ему свою героическую бутылку коньяка, чем потряс Ленгдона до глубины души. Второе потрясение он испытал, когда попытался понять смысл надписи: «Коньяк Южнорусский. Пять звездочек. Разлит по заказу ОАО «Коломенский пряник» на Верхнее-Кундрюпинской чаеразвесочной фабрике имени Тадеуша Костюшко». Что удивительно, я совершенно спокойно понимал английскую речь в ее американском варианте. Неужели, чтобы выучить язык, надо было побывать в лягушачьей шкуре? Все шло отлично. Мы хором спели «В небесах мы летали одних, мы теряли друзей боевых…», выжав у капитана скупую мужскую слезу – его прадедушка воевал в эскадрилье «Нормандия – Неман». Потом мы все вместе орали песни «Биттлз», и, что бы доставить мне удовольствие, пытались хором спеть «Калинку-малинку», но каждый раз получилась «Марсельеза», дико растрогавшая капитана. Под нестройное пение хора мальчиков-зеленоберетчиков Кейси, склонившись к самому моему уху и нежно обняв за плечи, рассказала потрясающую историю жизни капитана Ленгдона.