Говард подумал о Мэри.

* * *

– Я так не могу.

Это было противно ее сущности. Легкомыслие казались Мэри Клариссе Хиггинс грехами столь же тяжкими, как гордыня и ложь. Ее жених оказался порочным человеком. Какой ужас!

Естественно, она осудила его безответственный поступок, заявив, что не может, не имеет права связывать с ним судьбу. Неизвестность, неопределенность – это не тот фундамент, на котором она готова строить семейные отношения.

– Прощай, Говард!

Для него это было как удар в челюсть, вышибающий мысли и зажигающий звезды перед глазами. Несколько дней Говард ходил сам не свой, а когда к нему вернулась способность рассуждать здраво, он взглянул на свои отношения с несостоявшейся миссис Баро под другим углом и понял, что ему здорово повезло. Ведь он и Мэри совершенно разные люди, а значит рано или поздно все равно бы распрощались, пройдя через изматывающую процедуру развода. Так уж лучше раньше… Придя к такому выводу, он вдруг успокоился, а успокоившись сделал еще один шаг, задумавшись, а что, собственно, привлекло его в свое время в этой длинноногой, как кукла Барби, и такой же голубоглазой блондинке? А вот это и привлекло – платиновые локоны и точеная фигурка. Плюс тщеславие собственника-самца. С Мэри было приятно появляться на публике: мужчины бросали на него завистливые, а на нее – жадные взгляды. А он, идиот, пыжился при этом от удовольствия. Ну как же – мое!

Теперь больше ничто не удерживало его в Чикаго. Говард продал дом с видом на озеро Мичиган и перегнал яхту в Атлантику, найдя убежище для «Снежинки» и жилище для себя в Портсмуте, не том индустриальном, что в Виргинии, а маленьком и словно отутюженном городке Новой Англии, расположенном на самой границе штата Мэн.

После шумного грязного мегаполиса тихий прилизанный Портсмут показался ему раем земным. Никаких потрясений, темп жизни иной – размеренный. И люди другие: ни салонных острословов, ни припадочных брокеров и подозрительных клиентов, ни вдохновенных прожектеров и платиновых красавиц… Вокруг чопорные потомки первых поселенцев, сдержанность которых обещала существование, не отягощенное досужим любопытством и плохо скрываемым недоумением по поводу его нетипичного, вызывающего поведения. Изъясняясь приземленным языком, чихать жители Портсмута хотели на Говарда Баро, и Говарда это устраивало.

Каждое утро, если не ночевал на яхте, он выходил из дома, где купил небольшую двухкомнатную квартиру, окна которой смотрели на ухоженный садик, спускался к городской набережной и шел по ней к гавани, где его ждала «Снежинка».

Океан звал его. Плавая до того по Великим Озерам, Говард и не предполагал, что бескрайний водный простор может так зачаровывать. Он побывал на Ньюфаундленде и Бермудских островах, в Коста-Рике, дважды плавал на Багамы и трижды во Флориду. Разумеется, в одиночку, что вовсе не говорило о том, что он стал законченным мизантропом с вечно кислым выражением лица. Говард был завсегдатаем пирушек, устраиваемых яхтсменами. Он любил посидеть в экзотических портовых кабачках за кружкой пива со случайным собеседником. Замыкался он лишь тогда, когда визави вдруг принимался толковать о том, что жить надо так-то и так-то. Эту проблему Говард хотел решить без посторонней помощи. Так говорила Кристина… В советчики он был согласен взять только Атлантику.

У него было достаточно средств, чтобы год за годом плавать по южным морям, но он возвращался в Портсмут. Его жизнь только со стороны казалась безоблачным существованием убежденного гедониста, готового вкушать лишь радости бытия. У него была тайна, в которую, помимо него, был посвящен лишь один человек – Нельсон Хьюэлл.

С этим чернокожим гигантом Говард работал в одном банке. Хьюэлл трудился в вычислительном центре и слыл бунтарем-анархистом. В банке о своих взглядах он не распространялся, но тот факт, что Хьюэлл периодически оказывался в полицейском участке, говорил о многом. Нельсон участвовал во всех маршах протеста, кто бы их ни организовывал, потому что он был против… против правительства, против внешней и внутренней политики США, против всех войн на планете Земля будь они трижды освободительными, против загрязнения окружающей среды и закрытия предприятий, против безработицы и ограничений на ввоз дешевой иностранной рабсилы.

Он был против! Это было его неотъемлемое конституционно право, и он пользовался этим правом на все сто процентов, готовый отстаивать его всеми возможными способами вплоть до кулаков. А учитывая размер кулаков Нельсона Хьюэлла, совсем не удивительно, что полицейские с завидной периодичностью пытались упрятать его за решетку. Однако руководство банка вносило залог, оплачивало адвоката, и Нельсон возвращался к своим прямым обязанностям системного программиста. Очень хорошего программиста, можно сказать, бесценного. Такими специалистами не бросаются, таких специалистов берегут, холят и лелеют, закрывая глаза на их большие и маленькие прегрешения, даже на вольнодумство.

После похорон Кристины прошло около недели, и Говард убедился, что сам справиться с задуманным не сможет, хоть ночуй перед компьютером, не та квалификация! И он отправился к Хьюэллу.

– Нельсон, не позавтракать ли нам вместе?

Негр, а если говорить политкорректно – афроамериканец, оторвался от монитора. Посмотрел спокойно и безразлично.

– Мистер Баро, я завтракаю там, где не ступает нога белого человека.

– Тогда я буду первопроходцем.

Хьюэлл его испытывал, и делал это умело. Кафе, адрес которого он назвал, Говард насилу нашел. От банка – два шага, а кажется – другой мир. Закопченные стены давно закрытых скотобоен, описанных в одном и романов знаменитым «разгребателем грязи» Эптоном Синклером. Мусор на мостовой. Старухи в плетеных креслах у подъездов. На баскетбольной площадке подростки в безразмерных штанах и вязаных шапочках лениво стучат мячом об асфальт. А другие юнцы, кучкуясь на углах, готовы снабдить каждого желающего дозой чистейшего «крэка», по сравнению с которым героин – чупа-чупс на палочке. И ни одного белого! Африка!

Говард остановил машину у входа в кафе и с тяжелым сердцем запер ее, отнюдь не уверенный, что к его возвращению «мустанг» будет стоять на этом месте.

Когда он вошел в кафе, там установилась тишина. Десятка полтора афроамериканцев с неприязнью разглядывали его. Пришельцев здесь не любили. Этот район, это кафе, все кварталы вокруг – это «черная» территория!

Один из посетителей у стойки, в темных очках и зеленом пиджаке поверх красной шелковой рубашки, сполз с высокого табурета и направился к Говарду. На ходу он небрежно откинул полу пиджака, демонстрируя рукоять пистолета, засунутого за пояс.

– Это ко мне, Джимми, – раздался властный голос.

Хьюэлл выступил из угла и поманил Говарда.

– Здравствуйте, Нельсон, – сказал Говард, усаживаясь за столик.

Программист скрестил руки на груди.

– Ну?

– Я предлагаю вам работу. Необычную работу…

Говард рассказал все, почти все. Выслушав его, Хьюэлл пробасил:

– Вы предлагаете мне это, потому что не можете без меня обойтись.

– Не совсем так, Нельсон, хороших электронщиков много. Только, боюсь, не всем это дело придется по вкусу.

– А во мне, значит, вы уверены.

– В вас уверен. И не хочу ошибиться.

Программист взял гамбургер, откусил сразу половину и стал задумчиво жевать. Проглотив, обтер губы тыльной стороной ладони и сказал:

– Сколько, по вашему, это займет времени?

– Не знаю, – честно ответил Говард.

– Как вы вообще это представляете?

– В смысле?

– Вы не сможете платить мне столько же, сколько я получаю сейчас.

– Не смогу. Но я и не призываю вас последовать моему примеру. Вы, должно быть, слышали, что я ухожу из банка?

– Нет.

– Странно. А меня сложилось впечатление, что все только об этом и говорят. Да, я ухожу. Более того, я уезжаю из Чикаго. Знаете, Нельсон, я уже почти ненавижу этот город.

– Он мало кому нравится.

– Я еду в Портсмут, куплю там квартиру. Что касается вас, то, полагаю, исключительно в свободное от службы и… – Говард улыбнулся, – общественной деятельности время вы могли бы попробовать на зуб мою задачку. Естественно, не безвозмездно.