– Ты пойми, чудак человек. Тебе от этого прямая выгода. Когда мужчина в форме, у покупателя к нему другое отношение. Уважительное. Это в крови у нас, понимаешь? А ты еще и на коляске. Тоже плюс, прости Господи. Не из уважения, так из сострадания купят.

Он упирался до тех пор, пока выходцы с солнечного Кавказа, обеспечивающие его товаром и отмазывавшие от милиции, не объявили, что закрывают «точку». Сашка упросил их подождать неделю, и на следующее день надел свою старую полевую форму.

Торговля пошла. Права оказалась тетка. И все бы ничего, хозяева успокоились, жить можно, но не заладились у Сашки отношения с кучковавшимися у метро беспризорниками. Как сообразил что к чему, тут же наотрез отказался продавать им клей «Момент».

– Так вот почему они на тебя налетели.

Сашка кивнул:

– Они, когда вместе, все безбашенные, ничего не боятся. Только бы нанюхаться, кайф словить. Видел, несколько тюбиков все равно стащили.

– Поедем ко мне, – сказал Андрей, поднимаясь. – Сегодня у меня переночуешь. А с твоими соседями я разберусь.

– И не думай! Они тебя по судам затаскают, с них станется. Ты их не знаешь.

– Вот и познакомимся.

Родители Андрея встретили их охами и ахами. Не предупредил! У нас и к столу подать нечего! На коляску Сашки они, казалось, и внимания не обратили.

– Кушайте на здоровье! – полчаса спустя потчевала гостя мама Андрея. – Вот курочка. Лечо попробуйте. Андрюша хвалил.

– Ты лучше рюмки достань, – попенял жене Горбунов-старший, Георгий Иванович. – Друзья встретились. Положено!

Появились рюмки, заплескалась в них водка.

– Завтра в яхт-клуб поедем, – сказал Андрей. – У меня там все схвачено. На вахте будешь сидеть. Зарплата невеликая, но на первое время хватит, а там, глядишь, что-нибудь получше подыщем.

– Что же вы ничего не едите, Саша? – опять всполошилась мать. – Вы ешьте, а я пока постель вам приготовлю.

– И мне, пожалуй, на пост пора, – сказал отец. – К телевизору.

Родители понимали, что Сашка чувствует себя не в своей тарелке, и таким незамысловатым образом проявляли деликатность.

Они еще долго сидели на кухне. Разговаривали, и все, о чем бы ни говорили, было интересно обоим. Далеко за полночь отправились спать. Опершись на подлокотники кресла, Сашка рывком выпрямился, привычно повис на костылях и направился в ванную. Андрей не мог на это смотреть – отвел глаза.

Мать постелила другу на кресле-кровати.

– Удобно? – спросил Андрей. – Может, лучше здесь, на диване?

– Все отлично, – сказал Сашка. – Ты спать хочешь?

– Нет.

– И я нет. Поговорим?

Заснули под утро. Вернее, Сашка заснул. Андрей же еще долго ворочался, против воли вспоминая, как Сашка, отказавшись от помощи, ловко преодолел две ступеньки перед подъездом, и как смутился, когда увидел, что до площадки, на которую выходили лифты, целый лестничный марш. Он стал отстегивать от спинки кресла костыли, но Андрей развернул коляску и втянул ее наверх. Коляска подпрыгивала на ступеньках, и эти толчки болью отдавались в сердце Андрея.

* * *

Наведя блеск на «мельницу», Андрей спустился в каюту и приготовил кофе. Не спеша выпил. Проверил, как работает спутниковый телефон. Хорошо работает. Просто отлично. Потом достал карты, лоции. Полистал справочники. Может быть, все же по северному маршруту?

Пушка выстрелила в третий раз. Андрей дернул себя за ухо, поднялся и посмотрел на кресло, в котором сидел. Будто наяву он увидел друга, склонившегося над штурманским столом: неподвижные ноги на деревянной приступочке, в одной руке карандаш, рядом с другой старинный морской хронометр.

На соседних яхтах застучали лебедки, засвистели, поднимаясь, паруса.

– Поехали! – сказал Андрей и не устыдился плагиата.

На палубе все было готово к подъему парусов. Яхты справа и слева размыкали объятия: спортсмены сматывали канаты и поочередно выводили свои суда из марины на чистую воду. Если бы рядом возвышались мачты «Мелинды» или «Громовержца», яхты четвертой группы выглядели бы утлыми лодчонками, на которых не то что в океан, на прогулку вдоль пляжа выйти боязно. Однако сейчас, в отсутствие «монстров», они выглядели достойно, а их шкиперы сверкали гордыми белозубыми улыбками.

Говард аккуратно отошел от «немца» и поднял грот18. Ветер наполнил парус. Теперь очередь за стакселем19.

Оставшееся до выстрела время яхты лавировали, стараясь выбрать наиболее выгодную позицию: считалось особым шиком первым преодолеть стартовый створ, хотя никакого практического смысла в этом, учитывая протяженность трассы, не было.

Когда «Снежинка» оказалась рядом с «Северной птицей», Говард крикнул:

– Две… Три… Четыре пинты черного!

– Для начала? – уточнил Горбунов. – Устроим пивной забег.

– Тогда уж заплыв. Но учти: американцы – лучшие спринтеры!

– А русские – стайеры. Имей в виду, хорошо смеется тот, кто смеется последним.

– Еще лучше, кто без последствий. При пивном заплыве это особенно актуально.

Напрягая голосовые связки, они перебрасывались шуточками, скользя борт о борт, и тут ухнул долгожданный выстрел. Казалось, все тридцать шесть яхт группы на мгновение застыли и… рванулись вперед.

Профаном Говард себя не показал: пересек стартовую линию третьим. А вот русский отстал, замешкавшись со сменой галса.

Яхта уверенно преодолевала небольшие волны, но только Говард подумал, что надо бы добавить парусов, как «Снежинка» влетела в плотную стену невесть откуда взявшегося тумана.

От мысли увеличить парусность Говард тут же отказался. До рези в глазах он вглядывался в молочно-сизую пелену, страшась, что какой-нибудь недотепа, вышедший в море проводить регату и не выпровоженный вовремя с акватории, подставит свою посудину под носовой свес его яхты. И уж совсем будет плохо, если по курсу окажется судно соперника.

Где-то сбоку раздался треск, потом хлопок, потом крик. Говард завертел головой, пытаясь угадать направление, и тут «Снежинка» вынырнула из тумана.

Метрах в тридцати справа грузный норвежец, бывший сосед по стоянке, поднимал из воды горе-мореплавателя, чья надувная лодка «Зодиак» с подвесным мотором «Эвинруд-Джонсон» плавала тут же с пропоротым бортовым баллоном.

– Помощь нужна?

Норвежец посмотрел на Говарда, ослабившего натяжение шкотов20 и тем замедлившего ход «Снежинки», вынул изо рта неизменную трубку и махнул рукой: мол, сам справлюсь! После чего оборотил лицо, в котором не было и следа знаменитой скандинавской невозмутимости, к экс-утопающему. Тот дрожал то ли от холода, то ли от подступающего страха, а может, из-за того и другого.

Потерпевшего, вероятно, следовало пожалеть, однако Говард сочувствовал не ему, а яхтсмену, которому предстоит дожидаться катера береговой охраны, чтобы сдать на него «добычу». Дай бог, организаторы регаты не сочтут норвежца виновным в столкновении и вычтут время вынужденной задержки из общего времени, затраченного на прохождение дистанции. Конкуренция в группе такова, что и четверть часа могут иметь значение на финише.

«Если, конечно, он благополучно доберется до него, – подумал Говард, – что вовсе не факт».

С холодком пробежавшейся по спине ясностью он осознал, что разговоры кончились, впереди – гонка. Не будучи мнительным, Говард по старому морскому обычаю трижды постучал по палубе костяшками пальцев, подтянул шкоты и чуть повернул румпель. «Снежинка» послушно прибавила ходу.

С каждым часом волны становились круче. Спустив грот и поставив штормовой стаксель, Говард настойчиво пробивался сквозь дыбившиеся вокруг массы воды.

Близ мыса Лизард внезапный шквал сильно накренил яхту, чуть не положив парусами на воду. У Говарда ёкнуло сердце. Путешествие могло закончиться практически не начавшись.