Андрей покрутил ручки настройки рации. Эфир был полон голосов. Шедшие за ним яхты уже испытывали на себе мощь урагана.

Яхта вздрогнула, приняв на палубу догнавшую ее волну. Андрей щелкнул тумблером, обесточивая приборы, и бросился вон из каюты.

– Ёкарный бабай!

У горизонта громоздились тучи. Вода на глазах теряла зеленоватый оттенок, предпочитая ему серо-стальной. Ветер крепчал с каждой минутой. Волны все выше, точно в ознобе, вскидывали мохнатые белые воротники.

Андрей спустил грот. «Птичка» тотчас отозвалась на уменьшение парусности – сбавила скорость, стала мягче всходить на волну, уже не зарываясь в нее носом.

Напялив оранжевый спасжилет, Андрей застегнул страховочный пояс и встал к штурвалу. Отсоединив удерживающие его стропы, он довернул яхту так, чтобы пенные валы накатывались точно с кормы. Маневр удался: очередная волна, готовая обрушиться на палубу, за два-три метра до яхты вдруг сникла и стыдливо скользнула под днище.

«То-то же!» – подумал Андрей, вознеся хвалу небесам и Сашке, спроектировавшему судно, столь послушное рулю.

* * *

До отъезда соседей Сашка жил сначала у Андрея, а потом перебрался в здание яхт-клуба, где были комнаты, предназначенные для заезжих иногородних спортсменов. Одну из них он и занял. Андрей не стал его удерживать, понимая, что в клубе другу будет лучше: среди людей скучать и жалеть себя некогда, а потом – наконец-то при деле человек, для мужчины это, ох, как важно! Позже, когда в комнату беженцев вселилась во всех отношениях приятная молодая пара с ребенком, он появился в родных пенатах, но присутствием своим молодоженам не досаждал, целыми днями пропадая в яхт-клубе, нередко оставаясь там и на ночь. Ему там было хорошо.

Но это потом, а когда Андрей первый раз привез Сашку в яхт-клуб, друг был смущен и скован. Андрей же, напротив, вел себя беззаботно, может, перебарщивая в этом. Об учиненной поутру разборке с соседями, он, естественно, не обмолвился ни словом. Но Сашку, видно, эта нарочитая веселость как раз и насторожила, поэтому он косил на друга глазом, явно в чем-то подозревая. Андрей, однако, отвечал таким чистым, таким искренним взглядом, что озвучить свои подозрения Сашка не решился.

Президента клуба, ведавшего и кадровыми вопросами, на месте не оказалось, и друзья отправились к причалам. Сашке понравились и праздничная окраска швертбота Андрея, и неоправданно грозное имя «Марс», и свежесваренный кофе в уютной кают-компании, но прежде всего люди: открытые, с обветренными лицами, улыбчивые, сплошь оптимисты.

Затем последовало продолжение экскурсии. В эллинге двое парней раскладывали на полу картонные шаблоны судового набора мини-катамарана. Сашка посмотрел-посмотрел, а потом, быстро взглянув на друга – то ли извиняясь, то ли спрашивая разрешения, дал несколько советов. Настолько дельных, что Андрей тут же насел с расспросами. Сашка краснел, мялся, но в конце концов выяснилось, что в институте он специализировался на малотоннажных судах. Отличник кафедры! Диплом по профилю! Правда, на заводе, куда он попал после учебы, ни лодками, ни катерами, ни тем более яхтами не занимались, там делали (именно что в прошедшем времени) серьезные посудины для торгового и военно-морского флотов. Но любовь к маломерным судам у Сашки осталась… Как первая любовь.

– Ты же ценный кадр! – воскликнул Андрей. – Такое золото – и в вахтеры? Это все равно что фарфором гвозди заколачивать. Эффектно, осколков много, но нерационально.

Очень кстати появился президент яхт-клуба, и Андрей отправился на переговоры. Были они трудными и долгими, однако закончились безоговорочной победой здравого смысла над суровой действительностью. Как президент исхитрился, где нашел средства, осталось неведомым, но через два дня Сашку зачислили в яхт-клуб штатным конструктором с весьма широким, неопределенным, а значит необременительным набором обязанностей. Зарплату ему положили небольшую, смешную даже, но Сашка был счастлив и старался изо всех сил, чтобы никто даже в мыслях не попрекнул его, инвалида-колясочника, дармоедством.

Пусть бы кто попробовал! Андрей тут же объяснил бы – активным физическим воздействием, как неправ обидчик. Однако он понимал, что испытывает друг и в свою очередь всячески помогал ему. Около токарного и фрезерного станков, с которыми Сашка умел управляться, он соорудил помосты, чтобы друг мог работать сидя в коляске. Но со временем Сашке стало не до таких «грубых» занятий. Токарить могут многие, а вот разобраться с чертежами яхт – единицы.

Тут как раз завершился еще один раунд переговоров Андрея с президентом яхт-клуба. Тот внимательно изучил представленные Андреем учредительные документы, финансовый план, бизнес-проект в целом. Убедившись, что настроен Горбунов серьезно, сам же он ничего не теряет, а вот приобрести может, яхтенный начальник дал добро на аренду полуразрушенного сарая, в котором Андрей был намерен организовать производство спортивных байдарок и каноэ. Для начала…

С этой идеей он носился давно, под нее копил деньги, работая переводчиком. Вдохновленный ею, он в конце концов покинул экспортно-импортную фирму и… в тот же вечер встретил своего будущего партнера.

Андрей с откровениями не торопился, а когда открылся, то Сашка, выслушав друга со вниманием, не загорелся тем же пламенем, напротив, он осторожно высказался в том смысле, что дело сложное, незнакомое, затратное, чреватое таким фиаско, после которого не каждый поднимется.

– Смотри, Андрей, в долги залезать придется, а с чего отдавать?

– Не боись, Саня. Мы торопиться не будем. Мы потихонечку. По копеечке, по рублику…

– Мы?

– Предлагаю должность генерального конструктора и звание полноправного партнера. Согласен?

– Ты еще спрашиваешь!

Работы у них было через край. Оборудовали мастерскую. Пока суть да дело, ремонтировали педальные катамараны и «фофаны» с досками внахлест из городских парков. Благополучно пережив трехгодичный этап становления, отбившись от налоговиков, готовых пустить их по миру, ускользнув от внимания рэкетиров, они взялись за парусники, причем сразу за килевые крейсерские яхты. Чтобы не тратиться на лицензии, проектирование целиком было возложено на Сашку. И он проектировал. А друг его строил. Конечно, не все своими руками от гвоздя до гвоздя, Андрею помогали специалисты, которых он собирал по всему Питеру, строго контролируя, но и щедро оплачивая их мастерство.

Зато испытывали яхты они на пару. Уходили в море и обкатывали новое судно, чтобы позже передать его заказчику без потаенной дрожи: а вдруг что не так? И дело тут было не только в престиже, в марке фирмы. На море сплошь и рядом бывает, что от качества судна только и зависит человеческая жизнь. Они не хотели брать грех на душу.

Быстрота и безупречность исполнения мало-помалу стяжали им известность в кругах знатоков, у которых не хватало и в принципе не могло хватить денег на импортные яхты, но которые понимали толк в крейсерах, недорогих, но надежных и ходких. А известность – это новые заказы и деньги. С деньгами же на многое можно решиться.

Однажды при возвращении с обкатки очередной яхты собственного изготовления Андрею неожиданно пришла нахальная мысль об участии в гонке яхтсменов-одиночек. Он поделился ею с другом.

– Авантюра! – немедленно ответствовал тот.

Сашка вообще был своеобразным тормозом, не позволявшим другу чересчур резво набирать обороты. Он был против поспешных шагов, необдуманных действий, рискованных решений. По этой причине, кстати, из него не мог получиться яхтенный рулевой, зато штурман вышел отменный.

– Авантюра? Это как посмотреть. Если поскрести по сусекам и не гнать лошадей…

– Ты о деньгах, а я о другом. На чем гоняться будешь?

– А ты на что?

– Я?

– Кто у нас главный конструктор? Вот и создай что-нибудь эдакое! По карману, но со вкусом. И чтобы перед заграницей было не стыдно. Или слабо?

Сашка нахохлился, и в своей коляске стал похож на старого ворона. Он молчал долго, хмурился, потом выдавил: