Мне вдруг резко стало не хватать воздуха, и я опустила руки ему на плечи в поисках поддержки. Ноги отчего-то не держали. Мне охотно оказали помощь, обвив талию и прижав еще ближе. Мужские губы жарко и алчно подчиняли, завоевывали и уверенно обосновывались на захваченной территории, не давая и шанса на раздумья.

И в конечном итоге он своего добился – я отвечала. Отвечала не потому, что выбора не было. А потому, что… хотелось ответить.

Но стоило осознать это, как все волшебство и огонь в крови тут же пропали.

– Пожалуйста… – вырвалось у меня нечто, очень похожее на всхлип.

Бравый, стоящий на две ступени ниже, рвано выдохнул, но отодвинулся и на пару секунд прислонился к моей шее лбом, глубоко втягивая мой запах.

– Ты… все еще нечестно играешь.

– Каков привет – таков ответ, – хмыкнула я, стараясь взять себя в руки.

Мужчина согласно фыркнул и выпрямился, подавая мне руку. Помощь была принята, после чего меня сопроводили вниз. Я указала ему на стул, а сама направилась на кухню за подносом. Все было так же, как я оставила, поэтому обратно в столовую я возвращалась с довольной и натуральной улыбкой. Поставив перед мужчиной его порцию и заботливо придвинув поближе миски с салатиками и закусками, вздохнула, подпирая голову рукой.

– Все в порядке? – спросил Владислав, внимательно глянув на меня и наливая в бокал то самое вино, которое столь тщательно выбирал.

– Да. Просто… ведьмы всегда остро воспринимают волшебство.

– Волшебство? – приподнял он бровь, явно намекая на то, что происходило на лестнице.

– Иван Купала, – срезала я его довольную ухмылочку.

– Но это языческий праздник. К тому же, прошедший – как и Ведьмин день.

– Сказал оборотень, входящий в потусторонний мир Иных. – Я улыбнулась, вовсю используя данное природой обаяние, но в глубине души ощущая от этого гадостный, гнилостный душок. – Любое почитание наших Матерей – мощный выплеск энергии в общий фон, такое не проходит за пару часов. Остаток висит в воздухе еще добрую неделю. Ты разве не чувствуешь?

– Оборотни несколько иначе почитают Мать свою Нинисину, – хмыкнул будущий Вожак. И на лицо его выползла такая порочная ухмылка, что мне захотелось в него чем-то бросить. – Но я уверен, ты знаешь. Маги – и особенно магички – весьма часто присоединяются к нам в этот Праздник. Жаль, тебя не было в этот раз – он проходил с небывалым размахом. Так что да, мы чувствуем Ее… благословение, но по-другому.

Я только фыркнула. Другим местом, он хотел сказать.

Вервольфы – и любые оборачивающиеся в животную шкуру – чествовали Исцеление-Нинисину 22 июня, в день, когда лето достигало своей вершины – как и любая сила жизни. А оборотни прославляли свою Матерь через то, что, по их мнению, является первым этапом новой жизни – зачатие. Или, по-простому, массовые оргии! У мохнатых считалось, что дети, зачатые именно в этот день, обладают особой милостью Богини.

На деле же это просто развратное гульбище, в котором, к слову, могли участвовать все желающие. Помнится, Марина очень звала меня на Праздник в этом году… Великая Намму уберегла, не иначе.

Ненадолго, впрочем.

– Что ж, спорить не буду. В любом случае моей обворожительной ведьме виднее, – галантно уступил вервольф, истолковав мое молчание по-своему и поднимая бокал. – За тебя.

– Опять? – кокетливо удивилась я.

– Всегда.

Хрустальный звон прозвучал как-то неожиданно грустно и словно… зловеще. Я непроизвольно нахмурилась, вновь почуяв дурной знак, и это не прошло мимо Бравого.

Поэтому он решил приободрить меня, начав вкушать произведение рук моих. Я непроизвольно прикипела к этому зрелищу взглядом. Мое внимание Владислав списал на желание узнать его реакцию на свою стряпню, что было верно лишь на одну двадцатую.

– Очень вкусно! – прожевав кусочек, похвалил он. – Соус такой… хм… необычный.

С большим трудом я удержала на лице веселую улыбку. Знал бы ты всю его необычность, поди бы так не расхваливал.

– Это рецепт бабушки, – слегка смущенно улыбнулась я.

Ага, той самой, которой я восемь раз отравоварение пересдавала. Но ведь бабушки же!

И чтобы не вызывать подозрений, сама принялась за еду. Если хочу всю ночь блуждать по лесу и трассе, понадобятся силы. Оборотень, видимо, тоже проголодался, хотя, подозреваю, его аппетит имел несколько иное направление. Мясом, думается мне, он заедал то, что как раз хорошо просматривалось с его места.

Между едой мы разговаривали, и в какой-то момент я поняла, что вот так – просто сидеть и болтать с ним – интересно, легко и приятно. Когда он не показывает свою истинную натуру вредного, циничного, деспотичного и жестокого тирана-Вожака.

Только проблема в том, что натура эта – его неотъемлемая часть. И от нее – никуда не деться.

Адреналин, подкрепленный алкоголем, делал свое дело: я становилась все более смелой и раскрепощенной, Бравый – только второе, ибо в первом не нуждался. Я все чаще смеялась, он – придвигался все ближе, сначала изредка прикасался, а потом просто не убирал руку с талии. И в какой-то момент мужчина в очередной раз наклонился ко мне, а я не посчитала нужным отворачиваться.

Именно сейчас, когда пахнущие вином губы прикоснулись к моим, я поняла, что притворяюсь. Очень талантливо и раскованно притворяюсь, потому что тот бокал, который я даже не осушила до конца, выветрился в одну секунду.

Но я осознала и другое.

Мне нравилось это притворство.

Наверное, потому, что притворством оно было лишь отчасти.

Я обманывала, являясь настоящей.

Однако то, что меня подняли на руки, я не уловила. Лестница, коридор и его комната, где он опустился на край кровати, оставляя мою тушку у себя на коленях. Губы перекочевали вниз, на шею, оттуда на ключицы, немного прикрытые платьем. Я охнула, выныривая из какого-то мутного омута собственных ощущений, и мои пальцы зарылись в густые волосы.

– Вита… – хрипло вырвалось у мужчины, когда я, безупречно играя свою роль, расстегнула пиджак, сбрасывая с могучих плеч уже ненужную ткань, и откровенно прижалась к нему.

Так, как только к Андрею прижималась.

– Молчи! – зло из-за собственных мыслей прошипела я, и белая рубашка коротко полыхнула сине-красным пламенем, оставляя на вервольфе лишь рваное рубище.

Горячие пальцы нетерпеливо забрались под платье, сжимая бедра, и я лишь прикусила губу, чтобы не отстраниться и удержать рвущийся наружу всхлип, который провоцировали прикосновения его губ к плечам и груди прямо сквозь платье.

– Вита… Вита… Моя Вита… – как заведенный шептал Бравый, утыкаясь лицом мне в живот и замирая.

Пора.

Грубо толкнув его плечи, я всем весом налегла на него, роняя на спину. Вервольф удивленно вздохнул и уже хотел перевернуться, подмяв меня под себя, но это не входило в мои планы. Поэтому я только зашипела, захватывая его лицо в плен и впиваясь ногтями в кожу сзади шеи. Темные глаза расширились в ответ на жадный поцелуй, но в них я углядела то, что нужно – серую поволоку действующего снотворного.

Три…

Все тело мужчины покрылось мелкой испариной, но рук он не опустил, собственнически сжимая то, что у меня пониже поясницы.

Два…

Тихий стон, переходящий в голодный рык, когда я, поддаваясь адреналину и какому-то животному безумию, сильно укусила его в шею.

Один…

Он тянется за мной, часто моргая, не понимая, почему вдруг стало так жарко и расплывчато, а я в последней ласке провожу рукой по гладко выбритой щеке.

Ноль.

Его ладонь медленно обвела контур женского тела. Тонкий бардовый атлас был ничтожной, бесполезной преградой между его руками и ее хрупким станом. Брюнетка подняла на оборотня затуманенный взгляд. Пожалуй, ему не стоило допускать такого исхода событий, не стоило позволять ей пить один бокал вина, не стоило вообще позволять пить, не стоило…

Мысль прервалась, когда тонкие руки обвили мощную шею, а прохладные, влажные губки скользнули вдоль бешено стучащей артерии. Сейчас, стоя перед ним на баснословных шпильках, она была лишь на десять сантиметров ниже и легко могла позволить себе вытворять с ним то, что вытворяла прямо…