Наклонившись поближе, она улыбнулась, вновь с удовольствием отметив, как дернулся преступник от этой улыбки, и проникновенно закончила:

— Просто делай то, что тебе говорят, и постарайся не сдохнуть. Просто убей для меня Блейк Белладонну и сделай это так, чтобы ее папочка засунул свой пацифизм в жопу и вспомнил, почему имя Белладон гремело на весь мир во время Войны за Права. Ты уже помог мне поставить на колени одно Королевство — так помоги сделать тоже самое со всеми остальными. Это легче, чем кажется…

В жизни у каждого есть свой последний бастион — крепость, в которой прячешься, когда проиграл все битвы, обитель, в которую отступаешь, когда бежать больше некуда. Он есть у каждого ребенка, неважно, сколько ему, восемнадцать или тридцать, до тех пор, пока он все еще чье-то дитя — бастион будет стоять.

Этот бастион называется родительский дом.

Перегнувшись через перила, Блейк смотрела на проплывающие далеко внизу ряды домов — неказистые пятиэтажки, в которых все было принесено в жертву простоте и дешевизне. Дома жались вплотную друг к другу, будто стадо овец, разделенные узкими аллеями пальм. Когда она была здесь в последний раз, пять лет назад, здесь был только "самострой" — домики из ржавого песчаника, рыхлого, но дешевого.

Ничто в этом мире не стоит на месте. Меняется все — города, страны и нравы, а особенно меняются люди.

Блейк вздохнула. Она снова вернулась сюда, в город, из которого сбежала пять лет назад. Вернулась домой. Она должна была чувствовать радость или облегчение, но изменившийся почти до неузнаваемости вид за бортом воздушного лайнера будил в ней лишь смутную тревогу и страх.

Когда она бежала из Менаджери в прошлый раз, то думала, что вернется сюда, лишь достигнув цели, доказав отцу, что он ошибался. Вернется правой. Вернется с победой. Бросит ему под ноги добытое равенство.

Тогда она думала, что знает, что делать. Сейчас она знала, что ошибалась, понятия не имела, как исправить то, что натворила — и просить совета явилась к тому, кого оскорбила перед уходом, чье имя опозорила, а достижения смыла в унитаз. Отец вообще пустит ее хотя бы на порог?.. Или все это путешествие было напрасным, бессмысленной тратой драгоценного времени?

— Никогда не бывал здесь раньше, — тихо сказал Хонг, пристраиваясь рядом. Когда Блейк посмотрела на него, он задумчиво почесал затылок, прикрытый черной банданой. — Выглядит убого.

— Только если не знать, что пятьдесят лет назад здесь не было вообще ничего, — улыбнулась Блейк. — Один песок, редкие оазисы и куча мелких деревенек, слишком бедных, чтобы до них было дело хоть кому-то, кроме Гримм.

Она обвела рукой пейзаж — город, тянущийся от горизонта до горизонта, даже с высоты в три сотни метров.

— Пятьдесят лет, и мы превратили пустошь в город, а пустыню — в страну. Бедную, опасную, неустроенную, но нашу. А еще через пятьдесят лет сотворим пятое Королевство.

— Как будто нам позволят, — фыркнул лис. — Даже я знаю о всей той куче ограничений, что Королевства повесили на Менаджери — медвед вообще большая мохнатая зануда по части политпросвещения. Вон хоть пушки возьми — две класса "Дракон" на весь город это же курам на смех. Помнишь, что лет шесть назад было? Да тварь пришлось через полгорода тащить, пока в зону поражения не вошла! Куча трупов, полоса разрушений на хрен знает сколько километров — и все это только потому, что всем запретили продавать нам толстый ствол.

Блейк вздохнула.

— Каких бы проблем у Менаджери не было сейчас — они ничто перед теми, что уже преодолены. Сейчас, по крайней мере, никто не голодает, и у всех есть крыша над головой.

— Ну-ну, — скептически хмыкнул Хонг. — Сейчас с нас стригут столько бабла, продавая кучу вещей, которые нам запретили делать самим — те же большие пушки — и все эти деньги обломятся, стоит им только снять запрет.

— Нам и корабли класса крейсер запрещали самим строить.

— А потом разрешили построить один, да. Ты не хуже меня знаешь — почему.

Блейк сжала зубы. Шесть лет назад — после того нападения, после вскрывшегося скандала об SDC, почти лишивших охраны шахты — и произошел раскол в Белом Клыке. Она наблюдала его своими глазами, пусть и была в те годы слишком мала, чтобы полностью понять происходящее. Волны демонстраций и протестов — против Шни, против расизма, против послевоенных ограничений захлестнули каждый город, все это вышло из под контроля, начались погромы и столкновения с полицией, и… Королевства сделали шаг назад. Совсем маленький, крохотный шажок, исправили лишь одну проблему — разрешили построить один крейсер, безбожно устаревший, не идущий ни в какое сравнение с современными атласкими гигантами, но… это все еще был шаг назад, все еще не такая уж маленькая победа.

Ее, разумеется, никто не пускал на заседания управляющих Белым Клыком, но споры в те дни велись на таких тонах, которые не могли заглушить никакие закрытые двери. Помнила она и те слова, с которых все началось, вопрос, адресованный Хаком ее отцу: "И что ты предлагаешь? Ждать и молиться о том, чтобы завтра не стало страшней?! Твой пацифизм позволил добиться этого?! Твои адвокаты добыли нам этот гребанный крейсер?!"

В тот день все изменилось. Мрачный, злой как тысяча Гримм отец посадил ее в транспорт и увез прочь — в страну фавнов, в благословенный Менаджери, а Белый Клык ступил на дорожку, которая привела к Падению Бикона. Они начали с малого, с отпора на разогнанных демонстрациях, с мести расистам, проверяя каждое обращение, ограничивая насилие… и какое-то время, меньше года, это кое-как работало, тут и там — давало плоды.

А потом перестало. Мелкие уступки, на которые шли их враги, закончились, а поступиться чем-то важным они позволить себе не могли. На насилие, применяемое фавнами, ответили насилием — и били намного больнее, ведь ресурсов и власти у Королевств было куда как больше.

В тот год, когда Белый Клык уже был незаконным на территории Королевств, но все еще оставался желанным гостем в Менаджери, "старая гвардия" собралась еще раз, папа предпринял последнюю попытку остановить старых соратников… но закончилось все лишь выводом: "значит, надо просто ударить посильнее". Белый Клык потерял законный статус и в Менаджери, а Гира Белладонна лишился дочери.

Тогда все казалось таким простым: ее отец сбежал от борьбы, а Белый Клык — те, кто ее продолжает. Разве были у нее тогда какие-то сомнения о том, кого стоит поддержать?.. Ровным счетом никаких — и красивый парень с огненными волосами в черно-алом костюме, приехавший вместе с Хаком, увез ее с собой.

— А теперь ты напомни мне, куда это нас привело, — тихо ответила Блейк.

Теперь пришла очередь морщиться Хонгу.

— Вот вы все так говорите, — проворчал он. — "Плохо, неправильно", а как задашь вопрос: "А как иначе?" — языки в жопу втягиваете.

Блейк улыбнулась, совершенно не задетая его грубостью — успела уже привыкнуть за два месяца. Да и нельзя провести столько лет в Белом Клыке и не наслушаться такого, на что одобрительно кивали даже портовые грузчики. Хонг еще придерживал язык — наверняка наследие "ласкового" воспитания Мора.

— Поэтому мы здесь. Если у кого-то и есть ответ на этот вопрос, то только у моего отца.

— Я все еще поверить в это не могу, — покачал головой лис. — Серьезно, я отпускал пошлые шуточки о принцессе ей в лицо и меня даже не казнили стражники! Где-то должна быть медаль за это.

— Ты можешь попросить ее у моего отца, — рассмеялась Блейк.

Хонг кивнул с такой серьезностью, что кошка даже забеспокоилась, что ему действительно хватит на это ума.

Их разговор прервал последний гудок системы оповещения лайнера — до причала оставалось всего пять минут. Высунувшись чуть дальше, Блейк взглянула вдоль курса — толстая башня воздушной пристани на окраине города была уже совсем рядом.

— Вот я и дома… — прошептала она.