Но никогда нельзя знать наверняка. Она могла бы успокоить его силой Весны, но, скорее всего, ей пришлось бы делать это уже внутри Нурфангеля. Он бы выплюнул ее, мрачно почесался и упал, заснув. Так себе приключение.

Сила Весны. Так она назвала свой дар. Он горел в ней теплым золотым пламенем, согревая ладони, а через них – все, чего она касалась. Стоило ей дотронуться до растения и полюбить его, направить внутрь неподвижного стража часть золотого тепла, как то расправляло ветви, щелкало сучками, наполнялось соками и хотело жить, расти, даже бежать. Но, к сожалению, а может и к счастью, корни надежно удерживали его на месте. Хоть и начинали шевелиться. В противном случае, вся Тирания, давно бы уже было захвачено дружелюбными, полными оптимизма и жизни деревьями. Бегающими туда сюда в порыве радостного вдохновения.

Точно так же Рина могла вызвать прилив вдохновения у животного или человека. С людьми получалось хуже. Все зависело от впечатлительности и характера. Но жители Асимаха, небольшого городка, в котором жила девушка, давно знали, что если тебя коснулась Бесфамильная, день пройдет удачно, а горести отступят.

Кроме того, она могла исцелять раны, но у этого была своя цена. Если вдохновение было даром, то исцеление требовало в ответ жертву. Рина получала такую же рану, которую только что исцелила. Менее серьезную, но примерно в том же месте и такой же формы. Если дело касалось болезни, то девушка сама заболевала ею, хотя, обычно оправлялась за день-два. Если речь не шла о серьезных заболеваниях.

Однажды, когда ей не было и десяти, она забрала у матери Черную опухоль из желудка. Месяц девочка была на грани смерти. Почти не могла есть, сплевывала кровь и желчь, часами кричала от боли, но… Выжила. И спасла мать. Та не разговаривала с ней, наверное, целый год. Настолько она была в бешенстве, что Рина, милая, славная, любимая до глубины души дочка, так рисковала собой ради старой, никчемной матери.

Девушка улыбнулась, вспоминая, как матушка демонстративно отворачивалась, после того как целовала ее в лоб, каждый раз, как Рина уходила в лес.

Походы в лес были опасны, но жизненно-необходимы. Ведь девушка была здесь вовсе не для того, чтобы спасать жучиные попки от поедания карпами. Не для того, чтобы веселить деревья. И даже не для того, чтобы кормить господина Пятно кусочками грибов.

Третья особенность силы Весны банально помогала ей с матерью прокормиться. Рина могла призвать, выманить из укрытия редкие травы, ягоды и цветы, которые обычно прятались от людей и были так редки, что считались сказочными. Из них она варила лечебные снадобья, средства для рощения волос и отбеливания зубов, и, стыдно, но куда деваться, специальные тоники для мужчин. Обычно за этим товаром приходили их жены. Они краснели, Рина краснела, но тоники шли даже лучше, чем мази от кашля и нарывов.

Искусству этому она, частично научилась сама, руководствуясь народными знаниями, частично вычитывала рецепты из редких книжек, которые ей удавалось купить. Другие знахарки считали ее опасным конкурентом и никогда бы не поделились опытом. Впрочем, Рина тоже не собиралась раскрывать им свои знания. Бизнес есть бизнес, да?

Попав на поляну, заросшую травой, папоротником и бесполезными, но красивыми желтушками, Рина сняла со спины вещмешок, стряхнула хвою и чешуйки коры с желтой рубашки, и присела на корточки. Она сорвала травинку и растерла ее в ладонях в зеленую кашицу. Это было нужно для улучшения проводимости силы Весны. Сегодня, помимо ягод спокойника для снятия головной боли и напряжения, девушка искала особую травку. Жуткую травку. Неприятную.

Соседка Рина, Аделина, забеременела. Недавно в Асимаху приезжал бродячий цирк. Среди труппы был танцор: ослепительно красивый, покрытый татуировками юноша. Аделина подарила ему цветок после представления, и тот, паскуда такая, изобразил любовь с первого взгляда. Клялся, что оставит ради такой красавицы бродячую жизнь, возьмет Аделину в жены, подарит ей дом, состояние и ребенка.

С последним не обманул.

- Грязный, зачатый ушастыми гоблинами подонок, - проговорила Рина, призывая силу Весны. – Если бы я тебя поймала, я бы взяла серп, и срезала твою висюльку, что б ты больше не обрекал девушек на позор, а нерожденных на гибель. Может начал бы лучше выплясывать, если поговорки не врут.

Измазанная зеленью ладонь озарилась, на ней показался призрачный язычок желтого пламени, который не отражался в золотых, как и волосы, глазах девушки. Это была ее душа, часть пламени Весны. Великий дар бога Хавара, отвечающего за возрождение и… наследие отца Рина.

Она могла бы разделить судьбу несчастного малыша, безмятежно растущего сейчас в животе Аделины. Матери-одиночки не имели права давать ребенку фамилию. Оставались без помощи родственников, потому что быть обманутой похотливым мужиком – суть большое преступление против морали.

Рина стиснула зубы.

Их не брали на работу, потому что считалось, что мать постоянно будет в мыслях о малыше, даже если найдет ему хорошую сиделку. От этого работа не будет ладиться. Кроме того, женщины, упустившие отца своих детей, считались неудачницами и высмеивались. Мать Рина была взрослой, уверенной в себе женщиной. У нее были сбережения. Кроме того, у нее была миссия: выносить и родить ребенка, во что бы то ни стало. И во что бы то ни стало, вырастить его и сберечь.

У Аделины не было ничего. И никого. Она была наивной, скромной девушкой, которая только недавно нашла работу посудомойки, и все деньги тратила на жилье, еду и учебу у швеи. У нее не было ни единого шанса оставить этого ребенка.

По щеке Рина поползла слеза. Нежной щеке семнадцатилетней девушки, которая принимала обычные трагедии жизни слишком близко к сердцу. Попала на маленький приятный подбородок с родинкой в центре. А потом сорвалась вниз, попав в огонь Весны, танцующий на ладони.

Пах!

Рина вздрогнула от искр, выстреливших из ее ладони. Слеза смешалась с душой! Опасное сочетание. Травница негромко засмеялась, но потом снова нахмурилась. Она повела огнем перед собой, и поляна словно проснулась ото сна. Трава выпрямилась как волоски на теле во время крайнего возбуждения, из нее вылезли жучки и паучки, которые смотрели на невидимый огонь крохотными глазками. Вспорхнули бабочки, принявшись летать над головой Рина. Приползло семейство ежей, остановившееся на почтительном расстоянии в два метра. Из-за деревьев на краю поляны выглянули рога исикуров, робких копытных животных, покрытых пузырьками с ядом. Ветер стих.

- Именем Цитеры, что создала мир, именем Хавара, что дал силу моему отцу, я заручаюсь, чтобы вмешаться в природное равновесие. Прости меня почва, что я отбираю у тебя то, что должно быть скрыто от нас. Чем тебе не хочется делиться. Что создано для того, чтобы жить и умереть, но не быть сорванным, собранным, использованным.

Пламя Весны стало ярче и осветило поляну поверх солнечного света. И тут из невидимых ранее теней, из иного пространства, выглянули вдруг чудесные, похожие на головы грибы. Странные ягоды, размером с плод, покрытые загнутыми шипами. Поющие цветы, в соцветиях которых моргали черные глаза. В воздухе медленно плыли паутинки колыхающейся плесени, напоминающие медуз. Вздымался и опадал мох, на котором дрожали радужные выделения. Меняющие цвет колоски палитренника, как его называла Рина, колыхались даже в безветрии, как метроном.

Она понятия не имела, на что способны эти растения. Не хватало опыта. Каждый раз она видела что-то новое, или не могла найти давно знакомое и распространенное. Некоторые образцы она могла сорвать, но по дороге они увядали, рассыпались. К другим боялась даже приблизиться. Ей не хватило бы и десяти жизней, чтобы начать хотя бы понимать, как и что здесь можно использовать, не то что шести лет.

Среди уникумов вылезли растения попроще, но тоже редкие, о которых Рина знала из книг. Девушка собрала часть из них, те, что использовала как расходники для втираний и микстур. И принялась озираться в поисках бесплодника. О нем она вычитала из ужасно потрепанной, почти уничтоженной водой книге, автор которой был смыт со страниц, как и большинство описаний. Чудом она нашла рисунок зловещего цветка, наподобие колокольчика, семенные коробочки которого напоминали кричащие в ужасе черепа.