– Да, – я чувствовала себя неловко, будто это было каким-то предательством.
– И надолго.
– На три… месяца.
Лицо Ричарда нисколько не изменилось. Он улыбнулся.
– Хорошо. – С безмятежной улыбкой на лице молча ушел обратно на кухню, сопровождая уход едва слышным перезвоном удара серебряной ложки о кастрюлю.
– Что «хорошо», Ричард? – я называла его «Ричард», когда была чем-то недовольна. И, несмотря на то, что мы оба приняли эти отношения без явного продолжения, сейчас я была недовольна. Нет, я злилась! Жутко злилась. В первую очередь – на себя. Приподнялась слегка на локти и почувствовала, как все мое тело напряглось.
– Хорошо, Эми. Езжай.
Этот холод в голосе, смешанный с привычным позитивом, меня убивал. Что значит «езжай»? Как «езжай»? Он даже не сделал вид, что расстроен. Даже не попытался спросить, а можно ли отменить поездку или уехать на меньший срок. Нет, ничего этого не было. Он просто сказал холодное: «Езжай».
Я закуталась в одеяло и подошла к нему. Ричард стоял у столешницы и резал овощи. Спокойно, монотонно, делая каждое движение ножа плавным.
– Ричард, то есть ты даже не огорчился, что я так надолго уеду?
– А зачем мне огорчаться? – он отвечал, продолжая стоять ко мне спиной и нарезая овощи. – Ты ведь все равно уедешь. Так нужно для тебя. А если нужно и важно для тебя – я это принимаю.
Нет, я не могла обвинять его в эгоизме или равнодушии. Несколько минут назад он показал мне, как сильно я желанна. Но, видимо, когда «любима» – расстраиваются. Когда «желанна» – отпускают со спокойной душой.
Я молча вернулась в гостиную, переваливаясь, как пингвин, и придерживая складки тяжелого одеяла. За несколько секунд надела смятую блузу, юбку, сделала глоток холодного какао, отыскала в дальнем углу комнаты туфли, от которых ноги до сих пор жутко гудели.
– Ричард, я не обижаюсь! Просто нужно побыть одной. – Кричала я из коридора, засовывая свои, еще не отдохнувшие как следует, стопы в надоевшие туфли.
Он ничего не ответил и не вышел проводить. А я этого и не ждала. Адски сложно идти на шпильках. Пятки натерты, ноги подкашивались стопами вовнутрь. За рулем я сейчас буду босая. Да! Так и сделала, отбросив шпильки на заднее сидение, как только села за руль. Обида не утихала. Не думала, что встречусь с такой холодной реакцией Ричарда. Я была уверена, что он расстроится или хотя бы сделает вид, что расстроился. Но ни того, ни другого не произошло. Я смотрела на себя в зеркало и вырвалось: «Черт, Эми. Сколько можно быть такой наивной дурой!». У меня была размазана помада и взъерошены волосы. Все, как у приличных девушек после бурного секса. Я не собиралась доставать расческу или аккуратно убирать помаду там, где ей не место. На щеках в разные стороны расползались красные полосы.
В квартире уютно, пахнет тюльпанами и мятным чаем. Я пришла босая. Шпильки забыла забрать из машины. Ерунда. Хотелось чего-то сладкого и ароматного. В холодильнике – плитка черного шоколада. Подойдет. Я бессильно упала на диван с плиткой шоколада в руке. Продолжала думать о Лос-Анджелесе и рассматривала свою до неприличия измятую юбку. Боже, как вульгарно я сейчас выглядела! И каким вкусным был горький шоколад. Мы поссорились с Ричардом? О, нет. Я не люблю ссоры. Не переношу скандалы и истерики. Никогда не закатывала истерики мужу, а надо бы. Никогда не показывала свою обиду. И правильно. Кто от этого выиграет? Не знаю. Но кто проиграет, так это – точно я.
Ответить или не ответить? Звонила Лиза. Моя лучшая и единственная подруга. У меня было дурное настроение, но для чего подруги, если не для поднятия настроения? Лиза была старше меня на пять лет. Когда-то мне казалось, что разница в пять лет – это целый мир, который мне еще предстоит узнать. На самом деле Лиза меня уверяла, что нет никакой разницы: двадцать пять тебе, тридцать или тридцать семь. Одинаково хочется выглядеть привлекательно, иметь стройные ноги, любящего (и, конечно, любимого) мужчину. Я ей верила.
– Алло, – я ответила на звонок, но в моем голосе была смесь трагедии с многосерийной драмой.
– Эми? Что-то у тебя голос…
– Да, немного устала. Ты как?
– Все отлично. Думаю, давно мы с тобой не виделись. Может, на следующей неделе?
– Давай, – ответила я с легким равнодушием, хотя на самом деле всегда рада была ее видеть.
– Эми?
– Да? – насторожилась я.
– Что случилось, Эми? – Лиза говорила так, будто боялась спугнуть дикого зверя.
– Устала, говорю же тебе, – как подло меня выдавал собственный голос.
Лиза молчала. Она слишком хорошо меня знала, чтобы задавать несколько раз один и тот же вопрос. Она знала, что я сама все сейчас расскажу. Мне нужна была пауза. Маленькая пауза и собраться с мыслями.
– Я уезжаю в ЛА. На три месяца.
– О, Эми! Так это прекрасно! – она радовалась искренне, так умела только Лиза и моя мама. – Но подожди, Эми. А Ричард? Он знает?
– Знает, – с мнимым равнодушием отрезала я.
– И?
– И сказал: «Хорошо, езжай».
– Вот мудак! – Лиза выплеснула все свои эмоции в одной фразе. Эми, ты, конечно, не обижайся на меня, но ты у него просто для…
Я смотрела на свою смятую юбку и думала о том, почему же я позволила таким отношениям случиться. Почему согласилась на них, сейчас чувствую угрызение совести и принимаю роль жертвы.
– Я не обижаюсь, Лиза. Ты все правильно говоришь.
Действительно, никакой обиды. Она ведь права. Лиза всегда хотела мне только добра и самого лучшего мужчину на свете. Она встретила своего мужа два года назад. Помню, как в тридцать пять лет она говорила за бокалом вина: «Эми, мужики – это самое большое зло в этом мире. От них одни проблемы!». Детей нет, но она безумно любит своего мужа, хотя была за шаг до отчаянного феминизма. И он имеет право существовать. У меня есть несколько знакомых феминисток. И живут они, кстати, очень даже неплохо. Всегда роскошно выглядят, всегда с улыбкой и по жизни с гордо поднятой головой. Правда, знаю феминисток, у которых цель – испортить жизнь мужчинам. И они с успехом это делают. Боже, дай мне сил не испортить жизнь себе и другим.
– Эми? Ты здесь?
– Да-да, – я снова отвлеклась на мысли о поездке в Лос-Анджелес, более 2000 километров до Нью-Йорка и понимала, что с Ричардом все кончено. «Езжай». Вот и уеду! Уеду! Поищи себе ту, которая будет так же самодостаточна, как я, но согласится на отношения без продолжения в виде брака. Пускай. У меня своя жизнь. У него – своя. Я легко отпускала людей. Всех, кроме моей первой любви. Это было так мило, по-детски и до дрожи в коленках. Его звали Джек. Он был на пять лет старше меня. Сколько мне было тогда? Кажется, шестнадцать. У нас было многое и секс. Мой первый секс был в шестнадцать и с парнем на пять лет старше меня. Расстались мы, когда мне было девятнадцать. О, как я убивалась! Рыдала сутками, отказывалась есть, пить и говорить с кем-либо, кроме своей школьной подруги Алисы. Она приходила ко мне домой с огромной пиццей, с разбега прыгала на кровать, открывала еще горячую коробку и, полна решимости вытянуть меня из депрессии, протягивала первый кусок. Кстати, тогда за месяц жуткой депрессии я набрала пять килограмм. Мои любимые джинсы так больше и не «сели» идеально по бедрам, а на двухнедельной диете мне удалось сбросить около двух кило. Это сейчас я имею то, о чем в девятнадцать мечтала и чему завидовала, рассматривая обложки глянцевых журналов. Мне тридцать два и у меня есть: красивая упругая попа, тонкая талия, худые стройные ноги и пухлые губы. Правда, пухлые губы у меня были всегда. Природа сделала щедрый подарок с первых дней жизни.
– Давай на следующей неделе встретимся, и ты мне расскажешь. Знаешь, Эми, даже если с Ричардом не все кончено, заведи себе в ЛА любовника. Не будь дурой. – И Лиза рассмеялась своим звонким смехом, который я всегда узнаю из тысячи.
На стопы больно ступать, настолько сегодня шпильки превратили мой вечер в настоящее испытание на прочность. Да, и не только шпильки. Медленно подошла к огромному зеркалу в холле. Аккуратно, едва слышно, будто это была не моя собственная квартира, а чужая. Остановилась, подняла юбку до уровня пояса и медленно поворачивала корпус вправо-влево. Рассматривала ноги, бедра, попу. Да, все идеально. Попа была упругой, хотя еще два года назад она обвисала и не позволяла мне надевать облегающие платья или юбки. Бедра. Они были шикарны. Такие округлые, такие ровные. Никаких обвисших боков, которыми так пугают девушек за тридцать. То, что я видела перед собой в зеркале, радовало глаз. Кстати, все это – результат регулярных занятий спортом В такие моменты я начинала ценить себя и любить. «Только полюбив себя, тебя полюбят другие», – повторила я сама себе, будто боялась собственных сомнений. Меня уважали, ценили и даже боялись. Начальник как-никак. Но, кажется, никто не любил, кроме родителей. Они – мое все. Моя поддержка и опора. Когда узнают, что я уезжаю в ЛА, уверена – обрадуются и пожелают удачи. Они всегда радуются любому моему решению. Без их поддержки не было бы и агентства. Я стала сильной благодаря им. А еще мне хотелось кардинально изменить свою жизнь. К примеру, Джесс. Она решила уехать в Австралию. Вот так все бросить и уехать. Но она молода. Ей всего двадцать три года. Мне не хотелось в Австралию, а вот изменить свою жизнь – да. Изменить себя, а затем изменится и сама жизнь.
