Пробуждение, даже на фоне недавних, выдалось не из простейших. Всё тело ныло так, словно Виктор не спал, а принимал участие в каком-то низкосортном шоу с названием звучащем примерно так: "Выкрути плоть и кость!" - и мужчина, судя по ощущениям, выиграл в этом вымышленном мероприятие, выдержав несколько часов пыток выкручиванием рук, ног и даже пальцев.

  - Свинство! - простонал Виктор, когда коснулся указательным пальцем правой руки до спинки кровати. Иначе попросту не мог встать. - Какого рожна происходит?

  Взгляд вперился в указательный палец, на котором не было ногтя... его словно кто-то с недюжинным рвением вырывал... и сделал это оставив грубую рваную рану.

  Пытаясь вспомнить случившееся за прошедший день, мужчина только ощутил головную боль, которая бывает после знатной попойки. Его мысли заволокло туманом забвения. И не имея каких-либо сил бороться за свои воспоминания, на подгибающихся ногах, мужчина поплёлся на кухню.

  В окно проникал дневной свет. Он опять проспал, но не чувствовал досады, что опаздывает, или радости, что поспал больше положенного, - ему было не до этого. Да и могло ли это иметь значения в его-то положение?

  Виктор пошатывался. Каждый шаг стоил не малых усилий и старательной концентрации. Порой слышались какие-то звуки с улицы. Редкие возгласы или детский смех. Но мужчина старательно отбрасывал от себя эти крики и смех. Временами раздавались разные постукивания где-то в квартире. С ними Виктор поступал точно также, как и со звуками, проникавшими с улицы, через закрытые окна, - не замечал.

  Долгий, тернистый и тяжёлый путь до кухни был окончен. Дверца с тихим и неясным звуком открылась, а там, не глядя, рука сама собой схватила холодную алюминиевую банку с пивом. Забыв закрыть дверцу, вытаращившись на банку пива, мужчина открыл её и с величайшим наслаждением услышал тот самый звук от которого на сердце стало значительно легче и теплее. И холод... такой спасительный и живительный холод, который избавлял от мерзкого комка, застрявшего в горле. Холод, который, растекаясь по организму, совершая ещё путь до желудка, уже отрезвлял и придавал сил справиться со слабостью после пробуждения.

  Одной банкой пива он не ограничился. И только на третьей ему стало по-настоящему хорошо. Холод, который, казалось, подморозил мозг, смог неплохо притупить усталость и болезненные ощущения во всём теле. И даже ноющие, причудливые и воспалившиеся раны уже не доставляли каких-либо беспокойств. Есть они, нет их, какая разница, если в холодильнике есть пиво?

  Открыв полупустую банку с таблетками, отсыпал пяток кругляшей и закинулся ими. А чтобы не застревали в горле, мужчина сделал ещё несколько крупных глотков пива. И только после, когда лекарство подействовало и ему уже совсем стало всё безразлично, поднялся на ноги.

  Теперь его шатало не от болезни или усталости, а только от опьянения и голода. Он так и не позавтракал перед уходом из дома. Да и не смог бы вспомнить, когда ел в последний раз. Для него это не имело ни малейшего значения. Как сам он думал: "Жив, есть лекарство и пиво... чего же больше?"

  Из обшарпанного подъезда он вышел на залитую ярким светом улицу. Жмурясь и улыбаясь новому дню, шагал по улице. И никого-то он не видел, ни монстров, ни уродцев, сплошь да рядом встречаемых им. Он их попросту не замечал. И они его не замечали. Правила были просты и понятны. Он принял правила и сам навязывал другим. Пусть даже монстр вздумает броситься на него, - он просто не станет реагировать. Теперь это помогало, а большего и не нужно.

  Путь до офиса слился в обрывочную череду образов. Подземка, тесный вагон и монстры, толпившиеся кругом. Улица, толпы уродцев и всяких тварей проходивших мимо, совсем рядом. И полное безразличие к целому миру, который окончательно сошёл с ума.

  "Мир долбанулся, - думал на этот счёт Виктор, - но мне какое дело? У меня есть лекарство и деньги на пиво, а большего и желать нельзя!"

  И пусть человечество почти полностью исчезло, люди встречались крайне редко, это не печалило Виктора. Пусть мир разваливался. Ему было хорошо и ни до кого в целом свете не было дела. Он был один, у него ничего не было. А разве можно отнять у человека одиночество... разве можно отнять что-то у того, кто ни чем не обладает?

  К офису он подходил, улыбаясь своим глупым и мечтательным мыслям о том, что такие перемены мира сделали его, мир, только лучше. Один из последних людей думал: "Теперь всё куда яснее и легче. Меньше всяких глупостей. И ни какой нудной, обманчивой морали, которая бьёт всех... кроме тех, кто пишет саму мораль!"

  Но уже в самом здании, перед дверью в офис мужчина замер. С удивлением оглядывал странную яркую ленту и вчитывался в надпись, но, ни как не мог взять в толк, что читал. И только закрыв глаза, а после, вновь раскрыв, он сообразил, что вход в офис опечатан. А лента... лента своеобразное ограждение. Тронь эту ленту - и ты уже приступил закон.

  Рука сама собой опустилась в карман. Вытаскивая баночку с таблетками, Виктор выронил звякнувший об пол ключ. Но на упавший ключ он обратил внимание после, - когда подзаправился парой таблеток. Лекарство творило чудеса. И улыбка вновь крепко обозначилась на его лице.

  Опустив глаза, Виктор увидел незнакомый ключ. У него такого никогда и не было. И о его предназначение он мог только гадать. Размышлял, что если есть ключ, то должна быть и дверь с подходящим замком. Думал об этом, а после едва не вскричал на радостях: "Да ведь это знак! Тут запертая дверь, а у меня непонятный ключ! Сама судьба желает, чтобы я его проверил, чтобы начал с малого движение к открытию. И если к этой двери он не подойдёт, то я всего лишь начну долгий путь к удивительному открытию".