Другие авторы той эпохи, включая античных поэтов, относились к морю более настороженно. Море вовсе не благотворно – по морю прибывают чужеземцы, которые могут разрушить сложившуюся жизнь, познакомив граждан с плохими манерами и испортив нравы рабов. Сетуя на это обстоятельство, Гораций указывал на то, что море намеренно устроено так, чтобы разделять:

Естественно, что такие диаметрально противоположные воззрения на море выражались и в двойственной оценке торговли, которая понималась либо как возможность увеличить богатство страны, либо как угроза для ее безопасности и экономики. Эта двойственность наблюдается на протяжении всей человеческой истории, сохранившись и до наших дней, так что преобладающее мнение относительно свободной торговли может, хотя бы отчасти, зависеть от того, какая априорная концепция международной торговли является господствующей – та, в которой торговля трактуется как угроза, или та, в которой она связывается прежде всего с возможностями.

Понять отношение к торговле в эпоху античности может помочь рассмотрение восприятия тех, кто были непосредственно заняты коммерческой деятельностью в ту эпоху. В IV–V вв. до н. э. древнегреческие философы смотрели на торговцев и купцов с презрением (в особенности если это были розничные торговцы), – их занятие считалось недостойным гражданина. Так, Платон в «Государстве» предлагал, чтобы города с хорошим управлением допускали к работе торговцами и неквалифицированному труду только тех, кто не способен ни к чему другому. Аристотель, утверждая в «Политике», что использование денег в обменных сделках произошло из экспортно-импортных операций, проклинает торговлю, не являющуюся бартером (прямым обменом), видя в ней «занятие, справедливо считающееся позорным, поскольку оно не соответствует человеческой природе, но привлекает людей, забирающих вещи у одних и передающих их другим» (перевод с английского сделан по [Aristotle, 1932, p. 51])[11]. Действительно, в ту эпоху точка зрения, согласно с которой граждане полиса не должны участвовать в торговле, была широко распространена. Считалось, что этой деятельностью должны заниматься исключительно метеки – приезжие чужестранцы, которые хоть и живут в Греции, но не имеют политических прав и не допущены к участию в политической жизни граждан греческого полиса. Согласно Йоханнесу Хазебрёку, такое разделение торговли и гражданства означает, что «[греческая внешняя торговля] не только не основывалась на труде страны, но она была также отделена от жизни страны» (см. [Hasebroek, 1933, p. 39]). Соответственно вопрос о замещении импортными товарами товаров внутреннего производства, которым заняты граждане полиса, не представлял собой экономической проблемы – «в мире классической Греции само понятие протекционистского тарифа не было известно» (ibid.).

Древнеримские писатели и государственные деятели, как правило, точно так же презирали торговлю и ставили купцов столь же низко (см. описание этой сферы жизни Древнего Рима в [D’Arms, John, 1981]), как и древние греки. Римляне считали, что торговец или посредник, который покупает товары по одной цене, а затем, не меняя природы продукта, продает их в розницу по другой, более высокой, занят презренным делом. Эта деятельность считалась ниже достоинства гражданина высокого положения, и законы даже прямо запрещали сенаторам участвовать в торговле.

В сочинении «Об обязанностях» Цицерон выражает схожее отношение к международной торговле, делая исключение для тех занятий, в которых нужны большие знания, или тех, от которых ожидается «повышенная польза». Признавая, что подобная деятельность дает огромные преимущества, Цицерон все же не считал, что эти торговые операции полезны сами по себе, он рассматривал их лишь как менее вредные, чем остальные: «Торговля, если речь идет о мелкой торговле, должна расцениваться как низкое занятие; но что касается оптовой торговли, ведущейся в крупных масштабах, когда ввозятся огромные количества товара из всех краев мира, и когда потом эти товары распределяются по справедливости среди многих, мы не должны сильно презирать такую деятельность» (пер. с англ., см. [Cicero, 1913, p. 155])[12]. Плиний более позитивно относится к внешней торговле – он превозносит строительство дорог, осуществляемое в порядке общественных работ, и особенно строительство портов, которые «соединяют живущие в отдалении друг от друга народы посредством торговли, так что плоды природы, откуда бы они ни происходили, мы видим принадлежащими всем… и безо всякого ущерба для кого бы то ни было» (пер. с англ. по [Pliny, 1969, 2: 385–386])[13].

Греки признавали, что каждая сторона добровольного прямого обмена товарами получает выгоды от таких сделок и, похоже, допускали, что то же самое справедливо и для международной торговли. Некоторые авторы превозносили общественную выгоду, порождаемую арбитражными операциями с товарами разной цены, каковые операции осуществляют купцы, заинтересованные в получении прибыли. Так, Ксенофонт высмеивал представление, согласно которому купцы ведут свои дела вследствие любви к этому занятию, якобы присущей им по природе:

Как и столетия спустя, аргументация древних авторов в пользу свободной торговли в значительной мере основывалась на выгодах, порождаемых разделением труда. Если индивиды или регионы или целые страны специализируются на производстве благ, для которых они приспособлены в наибольшей мере, и затем обмениваются такими благами между собой, суммарный выпуск и потребление будут выше, чем без такой специализации. Возможно, самым важным вкладом в экономическую науку, который сделал Платон, было его обсуждение преимуществ разделения труда в «Государстве» (около 380 г. до н. э.): «Поэтому [в силу разделения труда] все можно сделать во все большем количестве, лучше и легче, если выполнять одну какую-нибудь работу соответственно своим природным задаткам, и притом вовремя, не отвлекаясь на другие работы» [Платон, 1994, 131]. Кроме того, у Платона отмечается, что:

Платон понимает, что для ведения торговли государству понадобятся купцы и что внутреннее производство определенных благ будет превышать те количества, которые нужны для внутреннего потребления, так что излишек можно будет обменивать на предметы импорта.

Все это, пожалуй, приводит к косвенному умножению выгод, порождаемых разделением труда и специализацией, позволяющей вести торговлю между разными регионами и странами, но Платон далек от такого вывода. Примерно через двадцать лет после Платона Ксенофонт рассмотрел совместное действие двух факторов, а именно углубления разделения труда и размера рынка. Он отмечал, что в маленьких городах каждый индивид занят решением многих задач, тогда как в больших городах каждый индивид специализируется на каком-то одном занятии, сделав вывод, согласно которому «разумеется, кто проводит время за столь ограниченной работой, тот и в состоянии выполнять ее наилучшим образом» [Ксенофонт, 1976, 188]. Как ни близко подошел Ксенофонт к тому, чтобы сформулировать соответствующее экономико-теоретическое положение, он нигде не утверждает явным образом, что в действительности международная торговля увеличивает размер рынка, стимулирует более глубокое разделение труда и дифференциацию его видов, а также порождает материальные экономические выгоды. И Платон, и Ксенофонт описывают разделение труда, имея в виду уровень индивидов, но они нигде не применяют эту концепцию к различным регионам мира.