Когда-то давно у великой ведуньи-оборотницы родился сын. Дабы уберечь его и потомков от горькой судьбы, мать наложила заклятье. Если избранником станет человек, то он и дети его будут наделены долголетием, но состарятся по людскому времени, и будет продолжаться это до рождения мальчика в семье. И лишь тогда оборотник вновь сможет поменять ипостась, здоровье поправить, бывало, и молодость вернуть. Себе и семье.
Да что-то пошло не так. Мальчиков со временем рождалось всё меньше. Немощные старики жили долго. Внимание привлекать они не желали и часто оседали в соседних деревнях. Собирались редко. Обычно, на рождение очередной внучки-правнучки. Грустные это были застолья, где бабки и дедки с клюками, сморщенные лица, грусть в глазах.
По началу родители пытались долго и упорно произвести на свет наследника. Останавливались на восьмой-десятой дочери. Потом упёртых стало значительно меньше. Чего стариков-то плодить... Те до последнего упирались, отказывались от переезда и помощи, в конце жизни моля о быстрой смерти. Иные не выдерживали и уходили ранее срока. Вместе.
Девочки, зная о своей судьбе, перестали выходить замуж, страдая от неразделённой любви, видя, как суженный обретает счастье с другой. Да и счастьем такая жизнь становилась редко... Так и старели, одиноко пополняя ряды пожилых родственников. Иные решались на одного-двух отпрысков. И рождение ребенка становилось событием для всего рода. С одной стороны - великая надежда, с другой - ещё более великое разочарование...
"Звязда", малиновый звон и сиреневый туман.
После ночи крика и писка новорожденной дочери Витёк задремал, и хитрая кобыла лениво перебирала ногами, не пропуская сочную лесную придорожную травку. Душное марево полей летнего дня сменилось прохладой леса. Бабка Пелагея сладко посапывала на плече деда Вани. Дедок тоже бы поспал, но! Ветерок принес странный запах. Дед потянул носом. Враз обострилось звериное обоняние. Чуток приподнялась верхняя губа, из груди раздалось непроизвольное вибрирующее рычание.
- Вань, чегой-то? - встрепенулась Пелагея.
- Ты Витька не буди. Пушай поспит. И вожжи подбери! - тихо приказал жене дед Иван, соскальзывая с подводы.
- Учуял что?
- Ага, - дед повторно втянул воздух. Крылья носа затрепетали.
- Можо не стоит? - встревожилась бабка.
- Посмотрю токмо.
- У-м-м? - бровки бабульки встали домиком.
- Сказал - только посмотрю! Интересно - аж страсть! - извиняющееся добавил дед.
- Иди уж! Скорее! - шикнула на просыпающегося Витька Пелагея.
Дед Иван скрылся за ближайшей разлапистой елью.
- Э-э! - причмокнул спросонок Витёк, обернулся на пассажиров, - А дед где?
- До ветру пошёл. Живот прихватило.
- Дак я посплю, значит, - согласился на простой возница, смачно зевая и удобно укладываясь на мягкое сено.
- Спи, спи, внучек. Измотало дитятко тебя, видать.
- Ага, голосистая девка... - пробормотал молодой отец, засыпая.
Куртинки водяники (или лыхи, или вороники - кому как нравится) попадались всё чаще. Лыха уже отцвела. Красные невзрачные цветы не украшали миниатюрные "елочки". Зеленые бобышечки ягод обещали хороший урожай водяники. Дед вспомнил детство. Пресный вкус лыхи, неплохо утоляющей жажду. Когда, вволю набегавшись, и притаясь в вороничнике, можно вдоволь наесться чёрных с сизым налётом ягод.
Четырёх лап, как в детстве, уже давно не было. Дед аккуратно ступал двумя, вглядываясь в просветы нечастых елей. Почти на краю топи врезалась в землю огромная металлическая капля.
Иван постоял в отдалении, потянул носом. Пахло слегка подсохшей болотной жижей, смолой из поломанных стволов деревьев, сожженной травой. Благо огонь был со стороны болота. Опаленная растительность, слишком насыщенная влагой, не стала причиной пожара.
Дед осторожно двинулся обходить объект. Приблизившись, ощутил мягкое давление воздуха, увидел малиновые всполохи, услышал нарастающий звон в ушах. "Капля" покачнулась и завалилась на бок, оголив огромную дыру с торчащими обугленными проводами и обшивкой стен. Резко запахло паленым пластиком. Малиновые всполохи окаймили отверстие, дыру застлали пласты сиреневого тумана.
Оборотень по старой привычке почесал затылок, потоптался, понюхал воздух. Угрозы не было. Он шагнул к проему. "Капля" дернулась. Внутри что-то заскрежетало и бухнуло. На землю вылетел белый, прозрачный на половину прямоугольник с закругленными краями. Иван прытко отпрыгнул в сторону, заскрежетал зубами. Из дыры зашелестело, зашипело, полезло наружу нечто похожее на мыльную пену, достигло края и затвердело. Туман рассеялся, всполохи размазались тонким радужным слоем. "Капля" бесшумно взмыла в верх и исчезла.
Иван постоял, помялся с ноги на ногу, рыкнул по-звериному. Любопытство превысило опасения, и он направился к длинному предмету.
- От, лиха беда - начало! - вырвалось у деда, едва он заглянул в прозрачный купол прямоугольника, - так енто гроб, что ли? Чё ж тады прозрачный? Покойником чё ль любоваться? Фу! Хотя парень вроде ничё так. Девки поди по нём сохли.
Дед с сочувствием похлопал по "стеклу". Оно мелко задрожало и отползло куда-то вниз, открыв на полное обозрение верхнюю часть "покойника". Иван слегка зарычал. Парень в "гробу", как окрестил белый предмет дед, слабо ответил, сделав едва уловимый вздох и мгновением позже распахнув глаза.
- Ты кто? - Дайен Окиво прислушался к чужому голосу, и не поняв слова стал превращаться.
- Похоже наш... - протянул Иван, взглядом подавляя зарождающуюся агрессию зверя, и утверждая свои доминирующие позиции, - Странный ты только. В обороте совсем зверьём делаешься. Оставить тебя - так убьют. Вона какой большой! - дед с удовольствием потрепал волчью холку. - Ладно, пойдем, что ли...
