Дима спал, сидя в кресле, устроив голову на раскрытой книге, словно на подушке. Я подошла ближе и заметила, что это та самая «Исповедь» Августина, которую грозилась заставить читать его вслух. Видимо, философия действует на майора Смирнова как снотворное. Ему даже не помог кофе. Полупустая кружка с остывшим напитком слабо разносила терпкий кофейный аромат по кабинету. Дмитрий казался таким беззащитным, совсем молоденьким и еще более привлекательным. Невозможно было не улыбнуться. Вдоволь налюбовавшись редким моментом милого Индюка, я решила все же его разбудить и уже потянула руку, но Дима резко ее перехватил. Еще мгновение, и я оказалась прижатой к столешнице лицом вниз.

– Какого черта подкрадываешься? – выругался Смирнов и отпустил меня так же резко, как и схватил.

Я, чуть шатаясь, отошла от него и стала поглаживать запястье. На светлой коже тут же появился красный след, который завтра грозил стать синяком. А от милого спящего парня не осталось и следа.

– Я не подкрадывалась. Ты сам уснул и даже дверь не закрыл, – обиженно ответила я.

– Ладно, извини, – пробормотал он, потирая шею, видно чувствуя неловкость из-за своего нападения, – очень больно?

– Приятного мало, – насупилась я. – Синяк будет.

– Давай приложу лед. Подожди.

Дима вышел из кабинета, а я опустилась на диван, рассматривая красное запястье. На самом деле я не сильно злилась, ведь этот псих напал на меня не со зла. Но Смирнову я решила это не показывать и проучить легкой обидой. Индюк вернулся через пару минут с пакетиком льда в руке. Он опустился на колени и бережно взял мою больную руку. Это было так приятно, что я была готова протянуть ему вторую, здоровую, чтобы ее вывихнуть, если после этого Дима снова станет таким нежным. Лед коснулся моего запястья, и я чуть дернула рукой, но Смирнов крепко сжал ее и снова опустил ледяной пакет.

– Прости, я, правда, не хотел сделать тебе больно, – полушепотом произнес он, впервые разговаривая со мной без издевки, усмешки или высокомерия. Казалось, что именно в этот момент передо мной настоящий Дмитрий Смирнов – человек, а не сотрудник ФСБ.

– Знаю и не сержусь, – улыбнулась я, отказываясь от всех обид, желая только одного – быть с ним.

– Это ты принесла продукты? – он чуть отстранился, и захотелось вцепиться в него до боли в пальцах, только бы не отпускать.

– Да, в твоем холодильнике хоть шаром покати, а я не ужинала. Да и ты, думаю, не откажешься от домашней еды.

– Я тоже пропустил ужин. Заснул над твоим домашним заданием, – усмехнулся Дима.

– И как тебе Августин? Что-то понял? – как же мне не хотелось говорить об учебе, но я не решалась заговорить о другом.

– Да, что не стоит воровать яблоки19…

– Ага, все верно. Образец европейской автобиографии как раз об этом. Пойдем, я приготовлю поесть и заодно расскажу тебе о значении трудов Августина для средневековой философии, – я взяла Смирнова за руку и повела на кухню. Он совершенно не сопротивлялся и даже переплел наши пальцы, отчего последние здравые мысли покинули голову. Но в дверях кухни Дима отпустил мою руку…

– А ты не напишешь мне план, как вчера?

– Напишу, – вздохнула я, – пока ты не готов сам что-то рассказывать.

Я принялась за готовку, попутно просвещая своего нерадивого ученика о зарождении христианской философии благодаря Святому Августину. Дима даже что-то конспектировал, а иногда и переспрашивал.

Весь Университет давным-давно спал, и только в небольшом доме с зеленой крышей разносился аромат запеченной курицы и свежих овощей. Словно два преступника, мы разговаривали вполголоса, будто нас могут услышать.

– Зачем ты хочешь ужинать с моим папой? – как бы невзначай вопросила я.

– Тебя это волнует? – Смирнов изогнул одну бровь, снова надевая маску циничного ФСБшника.

– Конечно, ты ведешь расследование, и тут этот ужин… Ведь не просто так ты решил провести вечер с профессором Оболенки, который легко тебя раскусит? Надеюсь, ты ни в чем не подозреваешь отца?

– Это просто ужин, Лер, – слишком холодно и отстраненно сказал Дмитрий, подтверждая этим мои опасения, – профессор Ланской пригласил, а я не счел возможным отказать.

Я сделала вид, что поверила Диме, и даже поухаживала за ним, наложив добавки. Индюк ел с таким аппетитом, что невольно вспомнилась реклама, которую часто крутили по телевизору, когда я была маленькой – путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Не знаю, что насчет сердца, но желудок Смирнова я точно завоевала.

После ужина суровый ФСБшник помог мне загрузить посудомойку, а пока я протирала стол в столовой, уснул в кресле. Глупая была затея заниматься полночи. Вставать через несколько часов, а мы оба невыспавшиеся.

– Дим, – я села на ручку кресла и легонько коснулась его плеча. Мужчина встрепенулся и тут же посерьезнел, пытаясь показать, что он не заснул. Это только позабавило. – Когда ты последний раз нормально спал?

– У меня много дел, – отмахнулся он, – на сон нет времени.

– Поэтому отпечаток книги на твоей щеке так долго красовался? – усмехнулась я. – Сколько ты проспал до того, как я приехала из Москвы?

– Это все из-за этой чертовой книги, – разозлился Смирнов. – Специально мне подсунула, чтобы я уснул. Не хотела со мной заниматься. Это же ясно, как день!

– Конечно, дело в книге. И да, я специально заставила ее читать. И учебный план Оболенки составила я, чтобы тебя довести, – в один миг волшебство ночи и наша мифическая дружба канули в лету. Как он мог? Зачем? Специально же меня изводил!

– Философия усыпляет. Почему я преподаю не физику… – простонал он и спихнул меня локтем с кресла. – Сломаешь еще, а мне чинить.

– С физикой у тебя, видимо, тоже проблемы. Иначе бы понял, что я не сломаю твое кресло, Индюк! – вконец разозлилась я.

– В точных науках, Лерочка, я хорош. А вот это разглагольствование – не мое, – вздохнул Смирнов, протягивая мне руку и помогая подняться, – прости. Не знаю, что на меня нашло. Раздражаешь ты меня немного.

– В таком случае, ищи себе другого помощника.

Его чистосердечное неблагодарное признание безумно обидело. Я из кожи вон лезла ради Димы, а он… Захотелось разрыдаться, как школьнице. Я рванула к двери, но он успел меня перехватить и неожиданно практически вжал в себя, заключая в медвежьи объятья.

– Это комплимент такой. Ты не в том плане раздражаешь. Я неправильно выразился. А так ты мне нравишься. Лер, ты хорошая девчонка, готовишь вкусно, да и мне нравится с тобой время проводить, – Индюк говорил мне куда-то в волосы, сжимая еще крепче, чтобы я ни в коем случае не посмотрела ему в глаза.

– Тогда я точно ничего не понимаю, – сдалась я, обвивая руками его талию и с наслаждением вдыхая терпкий аромат мужского одеколона.

– И не надо. Не злись, в общем, – он замолчал, словно что-то обдумывая, а потом тяжело вздохнул. – Но в точных науках я действительно хорош.

– А вот у меня наоборот. Я – гуманитарий до мозга костей, – пробормотала я, – раз ты так хорош в точных науках, можешь объяснить принцип дополнительности Бора20?

– Серьезно? – удивился Дима и выпустил меня из объятий.

– Да, совершенно. Откровенно говоря, я даже плохо помню, в чем он заключается…

– Принцип дополнительности, Лер, – это один из важнейших принципов квантовой механики, – воодушевленно жестикулируя, начал Смирнов, – согласно этому принципу, для полного описания квантовомеханических явлений необходимо применять два взаимоисключающих или «дополнительных» набора классических понятий, совокупность которых дает исчерпывающую информацию об этих явлениях как о целостных. Например, дополнительными в квантовой механике являются пространственно-временная и энергетически-импульсная картины.

– Знаешь, ты сейчас рассказывал с таким воодушевлением, – улыбнулась я, – сразу видно, что это тебе интересно. Попробуй вести себя так на лекциях. Я понимаю, с философией тяжело, но найди в ней хоть что-то, что заинтересует тебя.