– Да.

– Ты приняла верное решение, Лера, – довольно заключил Дмитрий, протягивая руку, и я ее пожала.

***

Это воскресное утро стало одним из важнейших в моей жизни, ведь то, кем я стала к сегодняшнему дню, исключительно Димина заслуга. Жаль только слишком поздно открыли друг другу свои карты. Быть может, если бы своими секретами мы поделились раньше, смогли бы предотвратить те страшные события, что последовали.

В доме моего липового научного руководителя была восхитительная библиотека. ФСБ прекрасно обеспечили своего сотрудника всем необходимым, поэтому у меня был широкий выбор самых разных книг для подготовки Смирнова к лекции. Я с интересом и некоторой завистью рассматривала корешки редких изданий, пока Дмитрий молча сидел в своем кресле. Моя задетая гордость, даже сейчас, когда приходилось подчиняться Индюку, не позволяла тушеваться. Я четко решила дать понять мужчине, что не боюсь его, и раз работаю на него, он обязан со мной считаться.

– А как мне теперь к вам обращаться? На профессора вы не тянете. Сержант Смирнов? Лейтенант?..

– Майор, но можешь звать по имени – Дмитрий, и давай все-таки на «ты». Мы – партнеры, к тому же поменялись ролями, и теперь ученик я, – Индюк криво улыбнулся, но по нему было видно, что он волнуется, и это немного успокаивало: не одной мне неуютно.

– Хорошо, Дмитрий, – я выделила интонацией его имя, – с чего начнем?

– С кофе? – предложил он.

– Да, тебе он точно не помешает, – Дмитрий снова выглядел не выспавшимся, и я специально дала ему это понять. Слишком сложно не поддеть Индюка, тем более что по статусу преподавателя я была выше. Не дожидаясь приглашения, я пошла в сторону кухни. – Где кофемашина?

– А ты, смотрю, не теряешься, – усмехнулся Дмитрий и поплелся за мной.

– С чего бы? Теперь мне придется проводить у тебя много времени, а раз так, то мне должно быть здесь комфортно.

– Кофемашина в том шкафчике, – Смирнов указал на пенал справа от холодильника, – мне покрепче.

Я сделала два кофе, омлет с паприкой и ветчиной и тосты. Конечно, не ради Индюка, а только потому, что сама не позавтракала, ведь заниматься на голодный желудок не лучшее решение. Пока я хлопотала у плиты, Дмитрий не отходил от меня ни на шаг. Он внимательно наблюдал за всем, что я делаю, но так и не решился заговорить. Конечно, я могла ошибаться, но подумала, что Смирнов стесняется. Еще бы, он точно не ожидал, что я почувствую себя хозяйкой в его доме.

Мы обновили столовую. Как я и предполагала, псевдопрофессор не готовил и питался исключительно в столовой и кафетерии. Он с таким аппетитом уплетал мой завтрак, что мне даже стало жаль оголодавшего ФСБшника, но вспомнив, что он напыщенный, шантажирующий меня Индюк, жалость пропала.

– Лер, зачем ты лезла ко мне в окно той ночью? – спросил он, уплетая хрустящий тост.

– Мне не спалось, и я пошла прогуляться. Я не планировала за тобой подглядывать, ты не думай. До твоего дома дошла нецеленаправленно, а когда увидела, что ты не спишь в такое время, не удержалась. А потом этот странный звук… Я не догадалась, что это был факс.

– И у дома моего, значит, ты оказалась случайно? – усмехнулся Индюк, насаживая на вилку кусок болгарского перца.

– Можешь не верить. Это, собственно, дело твое, – я равнодушно пожала плечами, стараясь не показывать, что меня задело его неверие, – мой диплом читаешь не ты?

– Я попытался прочитать пару страниц… Знаешь, когда я сюда приехал, то думал, что хуже ваших учебников ничего быть не может. Но когда взял в руки твой диплом, понял, что ошибся. Такой нудятины в жизни не читал.

– Ты просто ни черта не понимаешь! – я швырнула вилку, которая со звоном упала на пол. Сказать, что я разозлилась – все равно, что промолчать. Я была в ярости. Смирнов с такой легкостью оскорблял работу, над которой я сижу часами напролет, вкладываю всю душу, ищу материал, пишу, переписываю.

– Не кипятись, Ланская, я сделал тебе комплимент, – засмеялся Индюк, чем еще больше вывел из себя, – если мне скучно, значит, твой диплом стоящий. Я понял, что философия такая вещь, чем нуднее, тем лучше.

– Так что теперь с моей работой? – вопросила я, переведя дыхание и стараясь успокоиться.

– Ты сама прекрасно пишешь. Я буду отсылать твои наработки на проверку и возвращать с пометками от настоящего профессора, – ответил Смирнов, допивая свой кофе и отодвигая в мою сторону грязную посуду, с намеком, чтобы я помыла.

– А как тебе удалось устроиться в Оболенку? Откуда у тебя рекомендации самого Эко?

Я встала из-за стола и составила на поднос посуду и, когда пошла на кухню, Дима пошел за мной. В глубине души было приятно, что он рядом, но я вновь напомнила себе, что он чертов шантажист, поэтому слишком резко открыла посудомоечную машину.

– Лер, ты готовишь вкусно, но не надо крушить мой дом, – вздохнул Смирнов.

– Ты не ответил. Как ты устроился в Университет и откуда такие рекомендации?

– Мы давно хотели внедриться в Оболенку, а после смерти Радзинского освободилось место. Наши специалисты в короткие сроки создали в Интернете образ меня как гениального преподавателя. Что касается рекомендаций, то Умберто Эко сотрудничал с ФСБ, когда приезжал в Москву для открытых лекций.

– Значит, тебя хотели внедрить сюда до смерти профессора Радзинского, а, следовательно, твое дело – это не расследование той аварии, – я стала размышлять вслух.

– Лер, я и так много сказал. Хватит в этом копаться, – посерьезнел Дмитрий и указал мне на кабинет, приглашая туда, – скажи, кроме тебя, кто-нибудь догадывается, что я не профессор?

– Не думаю, – честно сказала я и отвела взгляд, – девушки вообще на тебя заглядываются. Студентки и даже некоторые преподаватели.

Не хотелось выдавать своих чувств, но неожиданная ревность взяла верх. Мне показалось, что я стала похожа на помидор, даже уши горели. Оставалось только сделать лицо кирпичом, чтобы создать видимость невозмутимости.

– Вот как? – похоже, он искренне удивился, но тут же расплылся в улыбке. – Ты тоже?

– Нет, я к их числу не отношусь. В этом плане ты мне не интересен, – я с радостью вернула Смирнову его же слова, и он обиженно нахмурился.

– Да, точно, ты же крутишь с братом Захара.

– Тебе есть до этого дело? – скрестив руки под грудью, я уселась на кресло перед ним и отвела взгляд в сторону, рассматривая штору, словно это не кусок сатина, а картина известного художника.

– Есть, потому что девушки, когда влюблены, перестают думать головой. Ты можешь сказать ему что-то лишнее, – чересчур спокойно проговорил Индюк и ехидно улыбнулся, – сократишь с ним общение.

– Что?! – я повернулась к нему и даже слегка навалилась на стол, чтобы ближе видеть его подлые глаза. – Достаточно того, что я собираюсь заниматься с тобой философией. Общаться буду, с кем захочу, когда захочу и как захочу.

– Смотри, аккуратнее, Ланская. Нарвешься, – прошипел он, но уже не напугал. Злость на Индюка отлично справлялась со страхом.

– Это тебе надо быть аккуратнее, без меня тебя раскроют. То, что пока все было так спокойно, не значит, что у кого-то еще не возникнет подозрений на твой счет.

– Давай, начинай мне объяснять. Первая лекция завтра, тема «Патристика»11 , – он высокомерно махнул на толстенную хрестоматию, словно указывая мое место простого преподавателя.

– Патристика? – переспросила я, намереваясь отыграться. – Отлично, что ты можешь мне рассказать на эту тему?

– Я?! Это ты должна мне рассказывать!

– Я сказала, что помогу тебе разобраться в философии и готовиться к лекциям. Но мне надо оценить твой уровень знаний, – парировала я, наблюдая, как ФСБшное высокомерие сходит на нет. Теперь передо мной сидел обычный неготовый к лекции студент.

– Хорошо… Патристика – раздел ранней средневековой философии, в основе которого – учение отцов церкви.