– И мне потом тебя искать.

Лиза подняла на друга глаза, ища признаки эмоций на его непроницаемом лице. Может, хватит бросаться словами? Хватит играть с её чувствами? «Скажи, о чём думаешь, – взмолилась она, – а то ведь я снова решу, что тебе небезразлична».

«Замолчал?» Объект её наблюдения напустил на себя самый беспечный вид. «Когда-нибудь я наберусь смелости и спрошу прямо. Но сегодня мне нужна хотя бы дружба».

Они зашли в Центральную городскую библиотеку имени Белинского, которая размещалась на первом этаже добротного углового дома. Прямо посреди тенистого холла начинался спуск в подвал, похожий на горловину подземного перехода. Напротив главного крыльца были ещё одни двери, ведущие во двор дома. Через них ветер проскальзывал в коридор, по бокам которого вереницей тянулись служебные кабинеты, и мчался до тупиковой комнаты, где хранился основной фонд. Там искать было нечего, потому они сразу повернули в читальный зал по правую руку от входа.

Они прошли сквозь золотисто-зелёные советские шторы к деревянному столу, за которым сидела женщина в летах. Завидев посетителей, библиотекарша оторвалась от заполнения документов, её крупные серьги-подвески затрещали, когда она поднялась со своего места.

– Вам помочь?

– Да, мы… – Лёша сунул было два пальца в карман, к своей находке, но передумал, – ищем информацию о древних монетах. Того времени, когда на месте Керчи был греческий город Пантикапей.

Женщина секунд на десять задумалась, потом встала и вышла из-за стойки.

– Сперва я хотела сказать вам вернуться завтра. На поиск нужных книг уходит время. Но я уже знаю, что вам посоветовать.

Библиотекарша машинально придвинула к столу стоящий криво стул и засеменила в сторону другого кабинета. Она выглядела взволнованной: шла неловко, будто на ходулях, её юбка перекрутилась.

Лиза проводила её глазами: в дальней половине комнаты, у второй двери, рядами стояли общественные компьютеры. За столами было на удивление людно, некоторые посетители отвлеклись от дел и украдкой поглядывали на них с Лёшей. Спустя минуту-другую библиотекарша вернулась с тонкой брошюрой.

– Думаю, здесь вы найдёте всё, что нужно. Но я поищу ещё.

Поблагодарив за помощь и записав буклет на абонемент, они устроились за столом рядом с выходом. Читать, в общем-то, было немного: тридцать страниц, авторы Туровский и Ступко, «Монеты античных городов Крыма».

Нетерпеливо листая предисловие, Лёша остановился на шестой странице, где в центре, под пятым номером, находилась иллюстрация – монета почти как у него, но серебряная. Правда, здесь цветок ютился лишь на четверти реверса, а рядом были отчеканены буквы: ПАN.

– Пантикапей! – догадалась Лиза.

Когда Крым вернулся в состав России, Керчь переняла у Дербента звание самого древнего города страны. Её история длиной в двадцать шесть веков началась с греческих переселенцев, которые в поисках лучшей доли переплыли Чёрное море и основали на его берегу полис. Он назывался Пантикапей, что на таврском значит «холм у пролива».

– Получается, монета в самом деле греческая. Лев похож один в один. А тут вот свастика.

Она указала на крест в центре круга, к длинным жерновам которого крепились буквы П, A, N и схематично изображённый цветок.

– Это древний символ, так что неудивительно. Смотри, вот написано: «Пантикапейские монеты проходят обычную для чеканки многих греческих городов эволюцию от односторонних монет к монетам с полноценным двусторонним изображением». – Лёша ненадолго задумался. – То есть мы знаем, что она старая, но не старше той даты, когда здешние монеты стали двусторонними. Можно примерно прикинуть.

Они ещё полистали брошюру, рассматривая более поздние образцы, пока не наткнулись на перечень иллюстраций. Под номером пять значилось: «Пантикапей. Серебро. Конец VI в. до н.э. Морда льва в фас – в квадрате надпись ПАN и звезда. 13 мм».

Библиотекарша тем временем вернулась и принялась ворошить какие-то бумаги на углу стойки. Лиза и Лёша склонили друг к другу головы и шёпотом обменялись парой фраз:

– Ты это заметила?

– Что?

– Все монеты с картинок деформированы.

– Ещё бы, им двадцать пять веков.

– Но не наша.

Лёша незаметно достал находку из кармана, чтобы осмотреть её под столом. И действительно, она казалась совсем новой.

– Хорошо сохранилась? – Лиза повела плечами и подумала: – «В том и плюс золота: люди мрут, а оно вечно».

– Если бы монета долго пролежала в воде, море должно было её отшлифовать. Снять по миллиметру со всех выпуклостей. А она в идеальном состоянии.

– Ладно, допустим, это монета той девушки. И что? Зачем подкидывать кому-то золото? Ещё и древнее? – По мнению Лизы, поступок глупее сложно было придумать.

– Как подсказку? – предположил Лёша.

Оба не заметили, как к их столу подошла библиотекарша с подборкой газет в руках. Типографская краска местами размокла и смазалась под её влажными от жары пальцами.

– Я уверена, что это тоже будет вам интересно, – сказала она и, оставив стопку на столе, удалилась.

Прежде чем закончить мысль, Лёша проследил, чтобы женщина отошла подальше:

– Может, монета на что-то указывает, например, на место или дату.

– Пантикапей, шестой век?

– Наверное да. Хотя я уже ни за что не поручусь. В голову лезет какая-то чертовщина, а объяснение, скорее всего, простое. Может, она клад нашла и теперь ищет подельников, чтобы его нелегально сбыть, и мы почему-то ей приглянулись.

– Даже если так, не пойму, зачем раскидывать золото направо-налево, – заупрямилась Лиза.

Взволнованные, они разложили газеты на столе и стали просматривать их по диагонали. В каждом номере «Боспора» печаталось по одной исторической заметке: знай только открывай на нужной странице. Наконец, попалась интересная: о монетах Золотой кладовой Керченского историко-культурного заповедника и о том, как местный благотворительный фонд помогал выкупать их у частников.

– Вот и продала бы клад этой «Церере». – Лиза ткнула пальцем в статью.

Лёша, погрузившийся в чтение, её не услышал.

– Глянь сюда, – сказал он, пододвигая к ней лист.

Весь разворот, не считая рекламной секции внизу, занимала легенда о двенадцати братьях и их сестре:

На площади Ленина, под седой горой, вросший в землю, стоит Храм Иоанна Предтечи. История его началась двенадцать веков назад, в те времена когда христиане и язычники жили бок о бок. Не было между ними мира: каждый славил свою веру, соседи сычом смотрели друг на друга.

В зажиточном доме благочестивая вдова растила детей в страхе и трепете перед единым богом. Какой бы путник ни заглядывал в город, дивился он стати её двенадцати сыновей, но мало кому доводилось повстречать их сестру – девушку кроткую, смирную. Хотя братья собрали богатое приданое из золотых украшений и монет, красавица женихов сторонилась. Поговаривали, что живёт она, не поднимая глаз, и небо лишь в раю увидит.

Как пришёл матери срок преставиться, все тринадцать отпрысков явились к постели умирающей. На последнем издыхании набожная взмолилась, чтобы взялись юноши за долото и подняли крест над заливом. Уж тогда посмирнели бы язычники, видя величие божье.

Как отлетела душа несчастной, принялись сыновья за дело, а юная сестра заменила им мать. Чуть свет отправлялись все двенадцать рыть землю, возводить крепкие стены, и не могли они думать ни о чём другом, кроме того, чтобы исполнить обет.

В тяжкий день, когда ливень едва не размыл свежую кладку, сестра нашла для них слова утешения. Радовались братья, видя, как чиста её душа. Изо дня в день, из ночи в ночь готовила она еду, носила обед, управлялась с хозяйством. Бывало так, что братья, выбившиеся из сил, не могли проглотить ни куска. Тогда она омывала их усталые лица, промокала пересохшие губы.

Однажды в зной пошла она к колодцу за водой, но так занемогла, что осела на сухую землю. Мимо шёл юноша-язычник, горделивый и прекрасный, как сам Аполлон, он поднял девушку, словно травинку, и отнёс её в тень. Бедняжка хотела было противиться, но жар мужчины отогрел её лучше пламени солнца, от терпкого запаха закружилась голова, и впервые взглянула она вверх, но увидела не небо – шрам на подбородке и тёмные, дьявольские глаза.