– Закрыто. До утра искать нет смысла: в старых храмах хоронили под полом.

– Необязательно, – возразила одна из близняшек. – Могли и во дворе. Давайте посмотрим.

Сбоку к колокольне примыкала одноэтажная пристройка с узкими арочными окнами, меченными чёрными крестами. Даже коснувшись стекла лбом, Лиза не увидела убранство храма: его скрывала плотная матовая плёнка.

– Могила там! – выкрикнула Маша, тыча пальцем в темноту.

И действительно, впереди белела надгробная плита. Друзья взяли её в кольцо. В дрожащем свете мелькнула искусная резьба.

– Цветок! – воскликнуло сразу несколько человек.

Мастер вырезал символ в нижней части плиты. Лиза принялась считать лепестки: раз, два, – сердце стучало в такт, – шесть, семь! Ровно семь, а не шесть! Она направила свет на изголовье, где читалась полуистёртая надпись: «Здесь лежитъ прахъ раба божiя керченскаго гражданина Луки Евстафiева», ниже значился год – 1769.

– Не то.

Лиза выключила фонарик на телефоне, и на них снова опустилась тень черепичного купола. Ещё пять минут друзья рыскали по траве вокруг, но ни крестов, ни надгробий не нашли. Если другие души и обрели здесь покой, никаких следов уже не осталось.

– Может, там, на детской площадке? – спросил Гриша и направился к пустому фонтану.

Днём по его дну бегали дети, а ночью над горками и каруселью висела тишина. Скульптуры медведей, таящиеся за деревьями, присматривали за сквером.

– Да ну, нет там могилы, – махнула рукой Ники. – О, знаю! Лиза, иди за мной!

– Зачем ещё?

– Видишь яму?

За тринадцать веков храм сильно просел, нижняя шеренга арок ушла под землю, потому вдоль юго-восточного фасада соорудили ров. Спуститься в него можно было по двум лестницам, расположенным с противоположных концов.

– Сама сообрази, – настаивала близняшка, – вокруг бесполезно искать – везде земли метра на два.

«Бойко рассуждает, – подумала Лиза, – только при чём тут я». Однако вслед за Ники пошла – пусть друзья лишний раз увидят её шорты, все в разводах от морской соли, и волосы мокрые, хотя выжимай, пусть вспомнят, что собирались ехать домой.

В ров, обнесённый низкой оградкой, вели сбитые ступени; Ники спорхнула в темноту. Лиза сперва осмотрелась: в свете телефона проступали бежево-красные арки храма и ряды окошек размером не больше блюдца. Дожди разъели камень: об их работе можно было судить по ржавым потёкам. У фундамента кладка давала кривизну.

– В газете была не вся легенда, – заявила Ники, ощупывая выпирающие известняковые блоки. – Я слышала продолжение.

– Какое продолжение, когда все умерли? – Лёша подошёл к краю ямы, остальные не отставали.

Гриша затянул шнурки, на которых держались его шорты, и стал спускаться по лестнице.

– Братья из легенды копили для сестры приданое, – объяснила Ники. – Когда она покончила с собой, это золото стало неприкасаемым. Говорят, братья замуровали его в стене храма.

– Считаешь, монета оттуда? – спросил Лёша.

– Забавно, что ты не сказала раньше, – заметила Лиза, и их с Ники взгляды схлестнулись.

Воздух вокруг стремительно темнел, казалось, кто-то распылил в нём чёрную краску. Лица людей, стоящих надо рвом, уже не читались. Звуки, доносившиеся с улицы Свердлова, стихли. Вблизи послышалась возня, похожая на крысиную. Это Гриша скрёб кладку ногтями.

– Ты что делаешь?!

Лиза попыталась оттащить его от стены. Движения в загустевшем воздухе давались тяжело. Темнота сжимала виски.

– Наверняка это объект какого-то там наследия, нельзя в нём дыру ковырять!

– Попытка не пытка, – пробубнил Гриша.

«…не пытка, не пытка, не пытка…» – эхом отозвалась её голова.

Со звериным остервенением он засовывал пальцы в щели между камней: скрежетали ногти, похрустывали косточки. В остальном же стало до того тихо, что Лиза слышала, как кровь струится по жилам, потому когда из стены выскочила и запрыгала монета – тынь-тынь-тынь, – она едва не оглохла.

– Я же говорила! – Ники схватила её и подняла повыше.

Над головой Лизы забурлили голоса: похоже, новая монета вызвала ажиотаж. Гриша тем временем обмяк и даже не смотрел на полагающийся ему приз. «Отбери монету, дурачок, она же твоя». Лиза жалела, что не оказалась проворнее Ники. Только сейчас она всерьёз задумалась о ценности находок, причём задумалась так, как если бы владела ими. Три-четыре десятка монет, золотых и древних, помогли бы оплатить учёбу, освободиться от матери и зажить, наконец, как хочется! Лиза пригляделась к стене и хорошенько запомнила, где Гриша нашёл брешь. А вдруг корыстные мысли посетили не одну её? Как бы не пришлось делиться!

Нужен был отвлекающий манёвр.

Она прислонилась к стене и сосредоточилась на ощущениях: сухости во рту, вялости, душной, навалившейся со всех сторон темноте, тихой мелодии саксофониста, которую приносил ветер; закачалась, вскинула руку ко лбу и сползла Грише под ноги, изображая обморок. «Лиз?!» – вскрикнула Маша. Раздался громкий шлепок: кто-то перемахнул в ров. Это был Дима. Лиза открыла глаза, как только он приподнял её с земли – долго притворяться она бы не рискнула.

– Перед глазами всё плывёт… Пожалуйста, отвези меня домой, – попросила она, ликуя про себя: – «Вернусь за монетами утром».

Её проводили к остановке, как королеву, и усадили в троллейбусе. Бледные, обеспокоенные лица друзей одновременно вызывали у неё чувство стыда и смех. Лёша провожал до подъезда, как оказалось, чтобы поговорить наедине:

– Ты опять подставляешься. – Он шагал в стороне, будто не с ней, и перебирал чётки.

– Я же не виновата, что кто-то меня толкнул, – нахохлилась Лиза; футболка, которая была велика на несколько размеров, сползала с её плеч. – Машка или эти сёстры.

– Почему они? Любой мог.

– Они мне не нравятся.

– Тебе все девушки не нравятся. Для женоненавистниц в аду отдельный котёл…

Лиза передумала говорить о своих видах на клад.

– Ты иногда такой моралист, аж зубы сводит.

Лёша, которому её характеристика не только не была в обиду, но, может быть, даже польстила, лишь посмеивался:

– А ты злюка.

Она не восприняла колкость всерьёз. Достаточно того, что и на словах, и по поступкам Лёшу волновала её безопасность. Стал бы он иначе ходить за ней и читать морали на ночь глядя? Ради того чтобы чувствовать его заботу, Лиза готова была хоть каждый день падать с пирса.

– Может, и ты толкнул. Доволен? – поддразнила она.

– Ну вот, другое дело.

Лиза запрыгнула на крыльцо и, со счастливой улыбкой, оттого что вот-вот окажется дома, заявила:

– Зато о слободке теперь можно забыть!

– Я бы так не сказал, – осадил её Лёша. – Не хочу сильно пугать, – с тебя и так довольно, – но что бы ни произошло сегодня у храма, это никак не связано с монетой. Она шестого века. До нашей эры. Тогда здесь не было христианства. – Он сошёл с крыльца, и последняя реплика донеслась из темноты: – Напомню, что Иисус в то время ещё не родился.

В подъезде горела одна только лампочка на первом этаже. Лиза поднималась по лестнице в темноте. Её бросало в жар, точно пойманного на месте кражи воришку. «Ехать завтра к Храму Предтечи или нет? Не зря же припадочную строила… Золото есть золото, какая разница, языческое оно или христианское! Ах, Лёша, я люблю тебя, но зачем ты всё усложнил?»

Все в квартире уже спали, Лиза открыла входную дверь своим ключом. Она зашла в ванную умыться – кожа казалась стянутой из-за соли – и испугалась тревожного выражения собственного лица. «Стыдно так плохо выглядеть. – Она ущипнула себя за мертвенно-бледную щеку. – Если за ночь не пройдёт, гулять не выйду».

Лиза, начавшая было снимать шорты, вспомнила о подаренных Димой серьгах в кармане и выложила их на раковину. В мягком жёлтом свете, причудливо отражавшемся от тёмно-зелёного кафеля, подвески выглядели антикварными.

Она присела на край ванны, смотря на серьги с растерянностью и злобой: зачем он их подарил? а приняла ты зачем? У неё было и другое украшение от Димы – золотое кольцо, которое (то ли по вине почты, то ли, как теперь подозревала Лиза: из-за Диминой невнимательности) пришло спустя месяц, как ей исполнилось семнадцать. Двусмысленный подарок, по правде говоря, но возлюбленный сказал, что не имеет в виду ничего серьёзного – отправил то, что поместилось в конверт.