Керчь, 2014 год

Пройдёт три года, и жильцы покинут Цементную слободку. Дома снесут, широкое поле изроют гусеницы строительной техники, в воду ручья попадёт бетонная крошка, на песчаных насыпях вырастет Крымский мост. То лето было последним, когда посёлок стоял нетронутым.

По дороге на слободку, берущей начало от центрального керченского шоссе, шла компания из шести человек. Они быстро преодолели половину пути, оставив позади газохранилища и железнодорожный переезд. Лиза первой вышла на площадку, где кончался маршрут городских микроавтобусов. «Шестёрка» довозила сюда за пять минут, но им хотелось идти до места пикника пешком, чтобы загудели ноги и проснулся аппетит.

Под крышей полуразрушенной остановки, на скамейке, спал человек. Спал крепко, не замечая, что тяжёлые плиты сгорбились прямо у него над головой. При виде бомжа Лиза почувствовала неприязнь. Если в детстве у неё получалось не замечать, что город, куда она приезжает на лето, беден, то теперь разбитые окна и увитые иссохшим виноградом фасады бросались в глаза.

Впереди был поворот на Цементную слободку, и пройдя его, Гриша, который, несмотря на полноту, скорее бегал, чем ходил, окликнул отстающих:

– А быстрее никак?

– Слышь, не напрягай, – проворчал Влад и всё же прибавил шагу.

– Район неблагополучный.

– И что такого? – вмешалась Лиза. Для неё все керченские улицы выглядели в равной степени ужасно. – На БАМе вообще перестрелки были, а мы там живём.

– Когда? – спросил Влад. – В девяностых? В то время, да, весело было, но мы вот с Машкой, как местные, скажем так: максимум, что нам грозит, – что на Буденного свет опять отключат.

– Тихо! – Его двоюродный брат, Дима, поднял руку, предупреждая друзей жестом. – Вы слышите?

Одного его резкого движения было достаточно, чтобы напугать Лизу, но спустя секунду она тоже различила странный звук: где-то впереди ворчал пёс. Затем раздалась злая перебранка. Одна собака, наверное, самая крупная, заглушала остальных, но в своре никак не могло быть меньше пяти псов.

В отличие от неё Дима не вздрогнул, его голос прозвучал устало:

– В этом городе собак больше, чем крыс.

Присев на корточки, Гриша выбрал подходящий камень.

– Ты что, совсем? – одёрнул его Лёша. – На твой камень они и кинутся! Не пугай собак, и они тебя не тронут.

Гриша оружие из рук не выпустил. Другое дело, если бы нагоняй устроил его обожаемый Дима, а так… Он лишь сверкнул глазами из-под отросшей чёлки. Странно, но ситуация показалась Лизе знакомой:

– Ребят, у меня дежавю, – сказала она. – Будто я уже была тут. Помню этот разговор, и собак, и камень.

– И что будет дальше? – поинтересовалась Маша.

– Это было прошлое, а не будущее. Словно одно и то же случилось дважды. Хотя…

Лиза закрыла глаза и попыталась сосредоточиться, потом направилась к ближайшему дому, опоясанному низким кустарником. Раздался визг, из зарослей выскочил тощий пёс – его тонкие, как счётные палочки, лапы пробуксовали на бетонной крошке, – и наконец рванул в поле.

– Кажется, я знала, что он там.

Не похоже было, что пёс просто струхнул: даже отбежав метров на сто, он, так и не успокоившись, продолжил путь к шоссе.

– Постойте, – добавила Лиза, когда он скрылся из виду, – в дежавю на Грише была кровь.

Послышался шлепок – камень выскользнул из Гришиной ладони и упал в дорожную пыль. Маша сдавленно вскрикнула, а самого его передёрнуло:

– Блин! Из-за тебя поранился! – Он поднёс руку к лицу, чтобы осмотреть царапину.

Скоро все поняли, почему Маша испугалась. В отличие от остальных, она сразу заметила алое пятно крови, окрасившее щебень.

Лиза вжала голову в плечи, ожидая, что её заклюют. «От тебя одни проблемы», – в мысли вклинился мамин голос. Вряд ли Маша удержится от подколов, а Дима будет расстроен, что его подопечный пострадал. На правах её бывшего он скажет что вот, мол, из-за подобных выходок мы с тобой больше не вместе.

К счастью, все промолчали, и Лиза расслабилась. «Люди вообще не такие плохие, как тебе порой кажется».

У промзоны нельзя было задерживаться, если они хотели встретить закат на краю обрыва: солнце медленно опускалось за горизонт. Компания тронулась; Гриша, который зажал царапину пальцем, чтобы не шла кровь, оказался теперь среди отстающих.

Дальше пришлось идти в гору. Хотя июльское солнце иссушило степь, в зазорах между плитами, из которых была выложена дорога, земля оставалась влажной. Слободка приближалась. Лиза уже могла разглядеть покосившуюся ограду и крайний дом, окна которого заколотили досками. Из-за него выехал «москвич» и, дребезжа, понёсся с холма. Отскочив в высокую траву, она едва не поскользнулась на серебристой полыни. В отдалении исступлённо залаяли собаки, но как только машина свернула на главную дорогу, всё снова стихло.

Дома слободки показались Лизе несуразно низкими, и вскоре она поняла почему: у них не было фундамента. В пятидесятые годы конюшни, построенные ещё до революции, переделали под казармы. В посёлке без удобств, который одновременно находился и в черте города, и на отшибе, поселились военные Керченской крепости. Их потомки дополнили ансамбль утлыми сараями, гаражами и палисадниками, в которых росли помидоры.

Взобравшись на холм, Лиза сообразила, что закат посмотреть не получится: море лежало на востоке, и деревню уже опутывала мгла, а солнце садилось за городским шоссе. Видимо, то же пришло в голову Диме:

– М-да, – сказал он, – и почему никто не подумал, что закат будет с другой стороны?

– Я подумал, – усмехнулся Лёша, – но меня и так всё устраивает.

– Значит, ждём рассвета! – воскликнула Маша, но мало кто разделял её энтузиазм: хотя всем, кроме Гриши, уже исполнилось восемнадцать, а Лёше и все двадцать, дома их всё равно ждали засветло.

Дорога шла по окраине слободки, потому большая часть построек и дворов оставалась в стороне. Шторы на окнах были задёрнуты, калитки заперты, похоже, местные жители не хотели, чтобы их тревожили. «Ни души, – поёжилась Лиза, – хоть бы собака опять залаяла, в самом деле». Всё вокруг – и белые мазаные сарайчики, и металлическая сетка на столбах, – словно кричали: «Внимание! Частная территория». Однако везде царило такое запустение, будто этого места давно не касалась человеческая рука. На крышах росли лишайники, шифер крошился, водостоки никто не чистил с зимы. В воздухе витал лёгкий запах гнили.

Лиза хотела скорее пройти посёлок и оказаться у моря, потому ускорилась, пока другие плелись где-то сзади. За спиной послышались голоса: говорил Гриша, но с кем – ей не удавалось различить. Она бросила взгляд через плечо: их группа растянулась по всей дороге, и в хвосте кто-то явно был лишним.

Девушка в лёгком белом платье до пят.

Чуть нагнувшись, она держала Гришу за руку так, что её медные волосы касались его ладони.

– Не робей, перевяжем, и всё, – сказала она. – Это вовсе не сложно.

– Я за, – поддержал Дима. – Гриш, ты что думаешь? Боюсь, иначе мне стыдно будет твоей маме в глаза смотреть.

Девушка держалась так спокойно и царственно, что вряд ли кто-то решился бы ей отказать. Взгляд Влада застыл на её округлых бёдрах, тогда как Лизу больше интересовало лицо. Черты его были безупречно правильными, словно у первой женщины на Земле. «Парни под впечатлением, это ясно, сейчас начнут друг с другом тягаться, и лучше им не мешать, а то потом скажут, что я им всю малину испортила, – рассудила Лиза. – Пусть облажаются самостоятельно».

Как ни странно, затем девушка обратилась именно к ней:

– Пойдём, дом недалеко, и там есть всё, что нужно.

Лиза была не прочь посмотреть, как выглядит слободка изнутри, потому согласилась, хотя и считала, что просьба обращена не по адресу: «Какая слабая у неё интуиция, разве не видит, сколько помощничков пропадает?»

Девушка вела их на задний двор по тропинке между сараями, и на подоле её платья блестели белые, вышитые гладью цветы. «Идёт так уверенно, – подумала Лиза, и следом появилась вторая мысль, будто бы чужая: – Она тут хозяйка, хозяйка этой слободки».