Мы бегали от вагона к вагону, избегая испражнений и стучась в пол.
Каждый раз, когда человек, который говорил с нами, уходил спрашивать о наших отцах, у меня внутри всё сжималось.
— Ну пожалуйста, пожалуйста… — умолял Йонас. А потом мы шли дальше. Незнакомцы просили нас быть осторожными и передавать привет их близким. Так мы дошли до седьмого вагона. Ещё один мужчина ушёл спрашивать, стало тихо.
— Ну пожалуйста, пожалуйста… — бормотал Йонас.
— Йонас?
— Папа! — Мы пытались не закричать. Послышался звук спички, вспыхнувшей от доски. Из отверстия выглянуло папино лицо. Оно казалось серым, под одним глазом у него был большой синяк.
— Папа, мы в том поезде, — начал Йонас. — Идём с нами!
— Тише, — велел папа. — Я не могу. И вам здесь быть нельзя. Где мама?
— В вагоне, — ответила я. Я радовалась встрече, хоть и ужаснулась, увидев опухшее, разбитое лицо папы. — Как ты?
—У меня всё нормально, — сказал он. — А вы как, как мама?
— И у нас всё нормально, — ответила я.
— Она не знает, что ты здесь, — сказал Йонас. — Мы хотели найти тебя. Папа, они вломились к нам домой и…
— Я знаю. Наш поезд будут прикреплять к вашему.
— А куда нас везут? — спросила я.
— Наверное, в Сибирь.
Сибирь? Нет, быть такого не может. Сибирь ведь на другом конце света. И там ничего нет! До меня донеслись слова папы, сказанные кому-то из мужчин в вагоне. Из отверстия показалась его рука, в ней было что-то скомкано.
— Вот, возьмите курточку и носки. Они вам понадобятся.
Изнутри послышались ещё какие-то звуки. Папа опустил нам ещё один пиджак, две рубашки и носки. А после и большой кусок ветчины.
— Дети, поделите и съежьте, — сказал папа.
Я с сомнением смотрела не ветчину, которую папа протягивал нам сквозь отверстие в полу, что использовали как туалет.
— А ну-ка быстро положили себе в рот! — велел папа.
Я разделила большой кусок на четыре части и дала по одной Йонасу и Андрюсу. Один взяла себе, а последний положила в карман платья — для мамы.
— Лина, вот это передай, пожалуйста, маме. Скажи, что в случае необходимости она сможет это продать. — С отверстия снова показалась папина рука: он протягивал мне своё золотое обручальное кольцо.
Я так и застыла, просто стояла и смотрела.
— Лина, ты меня поняла? Скажи маме, что это можно будет продать, если понадобятся деньги!
Мне хотелось сказать ему, что мы уже выкупили Йонаса за карманные часы, но лишь кивнула и надела кольцо на большой палец. Проглотить ветчину мне никак не удавалось — в горле стоял ком.
— Господин, — начал Андрюс, — а Петраса Арвидаса в вашем вагоне нет?
— К сожалению, нет, сынок, — ответил папа. — Здесь очень опасно. Возвращайтесь к своему поезду!
Я кивнула.
— Йонас!
— Да, папа! — заглядывая в отверстие, сказал мой брат.
— Вы очень смелые, что не побоялись сюда прийти. Держитесь вместе! Я знаю, ты хорошо позаботишься о матери и сестре, пока я не могу быть с вами.
— Позабочусь, папочка, обещаю! — сказал Йонас. — Когда мы увидимся?
Папа задумался.
— Не знаю. Но, надеюсь, что скоро.
Я прижала к себе одежду. По щекам заструились слёзы.
— Не плачь, Лина. Держи себя в руках, — велел папа. — Ты можешь мне помочь.
Я взглянула на него.
— Понимаешь? — Папа с сомнением взглянул на Андрюса. — Ты можешь помочь мне найти вас, — прошептал он. — Я пойму, что это ты… так же, как ты узнаешь руку Мунка. Но, пожалуйста, будь осторожна!
— Но… — неуверенно начала я.
— Я люблю вас, дети. И маме передайте, что её я тоже люблю. Скажите, пусть думает о дубе. Молитесь, дети, и я вас услышу. Молитесь за Литву. А теперь бегите назад. Быстро!
Мне в глаза словно песка насыпали, а в груди очень сильно жгло. Я сделала шаг и чуть не упала.
Меня подхватил Андрюс.
— Ты как? — беспокоясь, спросил он.
— Всё нормально, — ответила я, быстро вытерла глаза и освободилась из его рук. — Идём искать твоего отца.
— Нет. Ты же слышала, что сказал тебе отец. Быстро бегите назад. Передай маме его слова.
— А как же твой отец?
— Я просмотрю ещё несколько вагонов. Встретимся в конце поезда, — ответил он. — Только иди, Лина. Не теряй времени.
Я сомневалась.
— Ты боишься идти одна?
— Нет, не боюсь, — ответила я. — Папа сказал, что мы должны держаться вместе, но мы с Йонасом пойдём сами. — Я схватила брата за руку. — Мы же дойдём без Андрюса, да, Йонас?
Брат побежал за мной, спотыкаясь и оглядываясь через плечо на Андрюса.
12
— Стоять! — скомандовал кто-то.
Мы были так близко, почти добрались до нашего вагона. К нам приблизились ботинки энкавэдэшника. Я спрятала в кулаке палец с папиным кольцом.
— Давай! — закричал мужчина.
Мы с Йонасом вышли из-под вагона.
— Лина! Йонас! — звала мама, выглядывая из дверей.
Офицер навёл на маму винтовку, как бы говоря ей замолчать. А после принялся кружить вокруг нас, с каждым разом подходя всё ближе и ближе.
Я почувствовала, как ко мне прижался Йонас, и сжала кулак покрепче в надежде, что мужчина не заметит папино кольцо.
— Мы случайно уронили вещи в туалет, — солгала я, показав ему кучу одежды. Мама перевела мои слова на русский язык.
Офицер взглянул на носки, лежащие сверху. Схватив Йонаса, он принялся выворачивать его карманы. Я подумала о ветчине. Как я объясню, откуда она, если здесь все такие голодные? Энкавэдэшник толкнул нас с братом на землю и стал махать дулом винтовки перед нашими лицами, при этом крича что-то по-русски. Я съёжилась возле Йонаса, не сводя взгляда с дула. Закрыла глаза. «Пожалуйста, не надо…» Он ударил ботинком по гравию, и тот посыпался нам на ноги, а после выдал своё «Давай!» и показал на наш вагон.
Лицо мамы было серее некуда. В этот раз она не смогла скрыть от меня свой страх. У неё дрожали руки, она едва могла дышать.
— Вас могли убить!
— С нами всё хорошо, мама, — объявил Йонас. Его голос дрожал. — Мы ходили искать папу.
— Где Андрюс? — Из-за маминых плеч выглядывала госпожа Арвидас.
— Он ходил с нами, — объяснила я.
— Но где он? — спросила его мама.
— Он хотел найти своего отца, — сказала я.
— Отца? — Она тяжело вздохнула. — Вот почему он мне не верит? Я ведь говорила ему, что его отец… — Она отвернулась и заплакала.
Я поняла, какую страшную ошибку мы совершили. Нам не следовало оставлять Андрюса одного.
— Мы нашли его, мама! Мы нашли папу! — сказал Йонас.
Вокруг нас собралось много людей. Они хотели знать, сколько в том эшелоне мужчин и не видели ли мы их близких.
— Он сказал, что мы едем в Сибирь, — рассказывал Йонас. — И дал нам ветчины. Мы втроем поели, но оставили и тебе. Лина, дай маме ветчину.
Я достала из кармана её часть.
Она увидела у меня на пальце обручальное кольцо.
— Это на случай, если понадобятся деньги, — пояснила я. — Папа сказал, что ты можешь его продать.
— И чтобы ты вспоминала о дубе, — добавил Йонас.
Сняв с моего пальца кольцо, мама приложила его к губам и заплакала.
— Не плачь, мамочка! — попросил Йонас.
— Девочка! — закричал Лысый. — А что ещё ты принесла поесть?
— Лина, дай этот кусок господину Сталасу, — сказала мама. — Он голоден.
Господин Сталас. У Лысого есть фамилия. Я подошла к нему. Его ослабевшие руки были покрыты зелёно-фиолетовыми синяками. Я протянула ему ветчину.
— Но это для твоей мамы, — сказал он. — А что ещё у тебя есть?
— Вот это — всё, что он мне дал.
— Сколько вагонов в том поезде?
— Не знаю, — ответила я. — Может, двадцать.
— Он сказал, что мы едем в Сибирь?
— Да.
— Наверное, твой отец прав, — сказал он.
Мама потихоньку успокаивалась. Я снова протянула Лысому ветчину.
— Это для твоей мамы, — сказал он. — Проследи, чтобы она её съела. Я всё равно не люблю ветчину. А теперь оставь меня в покое.