— А меня зовут Андрюс Арвидас.

Я кивнула в ответ и отвела взгляд.

— Как думаешь, они будут выпускать нас хоть на несколько минут? — спросил Йонас. — Тогда папа нас увидит, если будет на станции. Ведь сейчас он не может нас найти.

— Энкавэдэшники вряд ли хоть что-то будут нам позволять, — ответил Андрюс. — Я видел, как они били какого-то мужчину за то, что он пытался сбежать.

— Они называли нас свиньями, — заметил Йонас.

— Не слушай их. Сами они свиньи. Тупая свинота, — сказала я.

— Тише! Я бы такого не говорил! — сделал мне замечание Андрюс.

— А ты кто такой, полицейский, что ли? — спросила я.

Брови Андрюса взлетели вверх:

— Да нет, просто не хочется, чтобы вы попали в беду.

— Не надо нам беды, Лина, — сказал Йонас.

Я оглянулась и посмотрела на маму.

— Я отдала им всё, что у меня было. Солгала, сказав, что он слабоумный. У меня не было другого выбора, — шепотом рассказывала мама Андрюса. — Иначе нас бы разделили. Теперь у меня ничего нет.

— Понимаю, — сказала мама и взяла женщину за руку. — С нами тоже такое хотели сделать, хотя мальчику всего лишь десять лет.

Ребёнок Оны начал плакать. К маме подошла госпожа Римас.

— Она пытается накормить ребёнка, но почему-то не получается. Он не может взяться ротиком.

Часы тянулись, словно длинные дни. Люди стонали от жары и голода. Лысый жаловался на свою ногу, другие пытались обустроиться. Мне пришлось отказаться от рисования на полу, поэтому я стала царапать рисунки ногтем на стене.

Андрюс выскочил из вагона, чтобы сходить в туалет, но энкавэдэшник ударил его и забросил назад. От каждого выстрела и крика мы вздрагивали. Больше никто не решался покинуть вагон.

Кто-то заметил дыру размером с доску там, где сидела упрямая женщина с дочерьми. Они прятали её от других, как и то, что сквозь неё в вагон поступал свежий воздух. Люди начали кричать, требуя, чтобы они пересели. Когда их оттянули от того места, мы все по очереди воспользовались дырой в полу как туалетом. Хотя некоторые не смогли заставить себя справить нужду таким образом. От тех звуков и запахов у меня закружилась голова. Какой-то мальчик свесил голову из вагона — его стошнило.

Госпожа Римас собрала вместе всех детей и начала рассказывать им сказки. Ребята со всего вагона проталкивались к нашей библиотекарше. Даже дочери женщины, что всё время ворчала, отошли от матери и сидели, словно загипнотизированные волшебными сказками. Девочка с куклой прислонилась к госпоже Римас и сосала пальчик.

Мы сидели в кругу на полу библиотеки. Один из мальчиков помладше лежал на спине и сосал пальчик. Библиотекарша листала книжку с картинками и выразительно читала. Я слушала её и рисовала персонажей в блокноте. Нарисовала дракона, и сердце забилось быстрее. Он был словно живой. Я почувствовала волну его горячего дыхания, которая отбросила мои волосы назад. Затем я нарисовала убегающую принцессу с золотистыми волосами, тянущимися за ней по склону горы…

— Лина, готова идти?

Я взглянула вверх. Надо мной стояла библиотекарша. Все дети уже разошлись.

— Лина, ты себя хорошо чувствуешь? Ты так раскраснелась. Тебе не плохо?

Я покачала головой и показала ей блокнот.

— Ничего себе! Лина, это ты сама нарисовала? — Библиотекарша быстро потянулась за блокнотом.

Я улыбнулась и кивнула.

11

Солнце начало садиться. Мама заплела мои пропитанные потом волнистые волосы в косу. Я пыталась посчитать, сколько часов мы просидели заключёнными в этом ящике, и задавалась вопросом, сколько ещё часов нам предстоит провести в пути. Люди ели то, что взяли с собой. Большинство делились пищей. Хотя не все.

— Лина, тот хлеб… — начала мама.

Я покачала головой. Он и правда всё ещё лежит на моём столе?

— Я его не забрала, — ответила я.

— Ну что же, — сказала мама и понесла что-то покушать Оне. Она была разочарована — об этом говорили её поджатые губы.

Андрюс сидел, подтянув колена к подбородку, и курил сигарету. При этом смотрел он на меня.

— Сколько тебе лет? — спросила я.

— Семнадцать. — Он и дальше глазел на меня.

— И давно ты куришь?

— А кто ты такая, полицейский, что ли? — спросил он и отвёл взгляд.

Наступила ночь. В деревянном ящике было темно. Мама сказала, что нужно быть благодарными за то, что двери оставили открытыми. Хотя я не собиралась ни за что благодарить энкавэдэшников. Каждые несколько минут до нас доносился топот ботинок над вагоном. Мне не спалось. Было интересно, есть ли на небе луна, а если есть, то какая она. Папа говорил: учёные считают, что с Луны Земля кажется голубой. В ту ночь я была с ними согласна. Я бы нарисовала Землю голубой, отяжелевшей от слёз. Где же папа? Я закрыла глаза.

Что-то толкало меня в плечо. Я открыла глаза. В вагоне стало светлее. Надо мной стоял Андрюс и пытался растолкать меня носком ботинка. Он приложил палец к губам и мотнул головой в сторону. Я посмотрела на маму. Она спала, кутаясь в пальто. Йонаса рядом не было. Я стала оглядываться по сторонам: где же он? Андрюс снова толкнул меня и махнул рукой вперёд.

Я встала и принялась пробираться к выходу, переступая через узелки других людей. Йонас стоял в дверях вагона, прижимаясь к косяку.

— Андрюс сказал, что час назад прибыл длинный поезд. Кто-то говорит, что там мужчины, — прошептал Йонас. — Может, там папа?

— А кто тебе об этом сказал? — спросила я Андрюса.

— Да ладно, — ответил он. — Идёмте искать наших отцов.

Стоя в дверном проёме, я посмотрела вниз. На горизонте только показалось солнце. Если папа в самом деле на этом вокзале, то мне хотелось бы его найти.

— Я пойду и расскажу вам обо всём, что смогу узнать, — сказала я. — А где тот поезд?

— Позади, — сказал Андрюс. — Только ты не ходи. Я пойду.

— Но как ты найдёшь нашего отца? Ты ведь не знаешь, как он выглядит! — резко ответила я.

— Ты всегда такая любезная? — поинтересовался Андрюс.

— Может, вам стоит пойти вдвоём? — предложил Йонас.

— Я и сама могу, — сказала я. — Найду папу и приведу его к нам.

— Это глупо! Мы теряем время. И зачем я вообще тебя разбудил? — сказал Андрюс.

Я выглянула из вагона. Охранник метрах в тридцати стоял спиной к нам. Свесив ноги, я тихо спустилась на землю и пролезла под поезд. Андрюс обогнал меня. Вдруг мы услышали крик — это прыгнул Йонас. Андрюс схватил его, и мы втроём нырнули под поезд в попытке спрятаться за колесом. Энкавэдэшник остановился и принялся оглядываться по сторонам.

Я закрыла Йонасу рот. Задержав дыхание, мы притаились за колесом. Офицер пошёл дальше.

Андрюс выглянул с другой стороны и помахал нам, чтоб мы шли за ним. Я последовала его совету. С другой стороны нашего вагона была надпись на русском языке.

— Здесь написано «Воры и проститутки», — прошептал Андрюс.

Воры и проститутки. В этом вагоне наши матери, учительница, библиотекарша, пожилые люди и новорождённый младенец. Воры и проститутки! Йонас посмотрел на надпись. Я взяла его за руку, радуясь, что он не умеет читать по-русски. Мне было жаль, что он не остался в вагоне.

За нашим поездом стоял ещё один эшелон красных вагонов для скота. Вот только двери там были закрыты на большие засовы. Мы оглянулись по сторонам и, избегая испражнений на путях, перебежали под другой поезд. Андрюс постучал в пол около отверстия, что служило им вместо туалета. Появилась какая-то тень — с вагона кто-то выглядывал.

— Как зовут твоего отца? — спросил меня Андрюс.

— Костас Вилкас, — быстро ответила я.

— Мы ищем Петраса Арвидаса и Костаса Вилкаса, — прошептал Андрюс незнакомцу.

Голова пропала с нашего поля зрения. Послышались звуки шарканья ботинок. Через какое-то время незнакомец снова показался.

— В нашем вагоне таких нет. Будьте осторожны, дети. Ведите себя очень тихо.