Пожары уничтожали город. Горело все, что могло гореть. Видимо, жалко было вичам оставлять свое имущество. Вот только кому может понадобиться их барахло? Где это видано, чтобы здоровый притащил в свой дом вещи инфицированного? Но в то время, когда на поверхности еще оставались сочувствующие вичам идиоты, неоднократно обсуждались слухи о массовом мародерстве здоровых. Кто этому поверит? Только сами вичи, да те, кто их жалеет. Слухи прекратились, когда гумики последовали за своими заразными друзьями в подземные туннели. Еще бы не последовать, ведь после введения обязательного тестирования большинство из них также оказалось вичами. Вот тогда-то и стало понятно, почему они так защищали заразных.

Прежде чем принять закон о принудительном тестировании, долго народ возмущался. Заразных, мол, меньше не станет. Конечно, их в разы больше оказалось, но все они теперь где? Вот именно – в подземке! А так бы жили рядом, и никто не знал, что они инфицированные, пока все от них ни заразились.

– Сегодня продукты выдадут. Люблю тебя, моя девочка, – продиктовал я сообщение информатору, запоздало соображая, что разбил нудную скрипучку. – Меня вызвали.

Правда, хитрый прибор уже не раз побывал на полу, прикидываясь бесполезной грудой запчастей, но всякий раз, после проверки, оказывался исправным.

Хлопнув хлипкой, едва державшейся на расшатанных петлях дверью, я прошел через грязную казарму, вышел на улицу и не спеша двинулся к командному пункту. Благо, идти не очень далеко. Бывшая станция подземки в десяти минутах ходьбы.

Придумают же люди небылицы. Одна из них – о том, что когда-то под землей поезда людей перевозили. Длинные змеи из множества вагонов ползали под землей, соединяя различные части большого города. Якобы, человек мог жить в одной части города, а работать в другой. Глупо, конечно, но кто знает, может, так оно и было? В обществе, в котором большая часть – заразные твари, все могло быть.

Ежедневный маршрут от дома до места службы – каждая труба знакома, каждый кирпичик родной, каждая мусорная куча в памяти. Много лет подряд – шаг за шагом. И не надо лезть под землю, чтобы добраться до кордона.

Поезда под землей! Придумают же!

Сравнивая в голове картинку вчерашнюю с видом сегодняшним, я не заметил ничего подозрительного. Все на месте. Развалины, когда-то бывшие человеческим жильем, также выпячивают бетонные разломы, цепляясь за взгляд редкого прохожего осыпающейся кирпичной кладкой, арматурой и ржавыми крюками, торчащими прямо из разрушенных стен. Потемневшие обломки повсюду: на потрескавшихся плитах, на мхе, пробивающемся сквозь островки старого асфальта. Большие и маленькие. Закопченная плоть громадного умирающего города – руины, как следы былой жизни, мусорные кучи, как свидетельства сытого и беспечного существования людей, живших до нас.

Говорят, было время, когда можно было ходить по городу без оружия, и каждый имел по несколько пар обуви, много рубашек и штанов, а также много других, в большинстве своем не очень нужных вещей. И даже совсем ненужных, за которые сейчас можно схлопотать пулю в лоб. Много лишних вещей. Врут, наверное. Нужно будет расспросить майора об этом.

Сейчас трудно в это поверить, как и в то, что в этом городе когда-то жили миллионы граждан. Не упырей со шприцами, не заразных скрипушников, тубиков или безобидных на первый взгляд гепатов, не бандитов-одиночек, а здоровых граждан. Были, конечно, и больные, страдающие обычными человеческими болячками, теми, которых нет в Основном списке. Это потом оказалось, что большинство из них только прикидывались нормальными гражданами, а на самом деле зараза распространилась настолько, что их, инфицированных, оказалось больше чем нас, здоровых. Гораздо больше. В разы. Если бы у них тогда хватило мозгов и решимости, парились бы мы на их месте в шахтах под землей. И они бы нас сейчас на поверхность не пускали. Но, так или иначе, мы здесь – наверху, а они там – под землей.

Правительство, как говорит дядя Саша, пыталось поначалу помогать всем, лекарства раздавало, но большинство городов за кольцом оказались вне доступа медицинской помощи. Рухнули большие и малые поселения в вирусную воронку. Если бы не решение изолировать заразных и отгородиться от всего остального мира, кто знает, остались бы сейчас здоровые граждане вообще.

Люди в основе своей слишком пассивны, всегда надеются на лучшее. Ждут, когда найдется кто-то, кто за них примет решение. Еще до того, как для вичей выставили лекарственные кормушки, нашлись добрые доктора, которые, разделяя оптимизм пациентов, пытались лечить заразившихся людей сами. Когда те, поплевывая на все человеческие законы, жили в неестественной связи друг с другом, интеллигентные докторишки пытались лечить их своими, только им известными, методами.

– В кормушках яд! – возмущались они. – Он убивает вас быстрее самой болезни.

Может, потому эти твари отказались от помощи, предложенной им правительством.

– Они не виноваты, они просто больные. Нуждающиеся в помощи больные, – утверждали идиоты-гуманисты, едва не погубившие человеческую цивилизацию.

Борьба с вирусом шла ни один десяток лет, и в конце концов стало ясно, что человечество проигрывает бесконечное сражение. Инфицированные (тогда еще больные) могли сами выбирать, как им жить в этом мире. Одни могли принимать лекарства. Другие предпочитали отказаться от таблеток и, заражая других, ждать скорой смерти. Майор говорит, что против вируса не было надежного средства, но те таблетки, которые правительство раздавало всем подряд, хоть и не сильно, но могли сдерживать распространение эпидемии. Но не устраивали они вичей.

Так было до тех пор, пока наиболее умный из здоровых граждан нашей страны, генерал Кожемякин, не нашел истинного виновника эпидемии – заразного. Бывший военный, ученый, разработавший наиболее действенную сыворотку от различных вирусов, иначе говоря, главный вирусолог, очень быстро убедил оставшееся здоровое население страны, что свобода выбора для инфицированного человека не является абсолютной ценностью.

Нельзя позволять инфицированным совершать зло!

С этого момента каждый гражданин был обязан ежемесячно сдавать анализы и проходить тесты. Однако несложной процедуры можно было тем или иным образом избежать. Инфицированных обязали принимать лекарства, строго по расписанию и, что самое главное, под угрозой пожизненного заключения потребовали исключить их контакты со здоровыми людьми. Поначалу под контактами подразумевались половые сношения, но потом решили, что инфицированным лучше вообще воздержаться от любого общения со здоровыми людьми. Хватит им болтовни между собой! Постепенно передвижение пациентов ограничили до квартир, в которых они проживали. Эта мера называлась предупредительной локализацией. Но и этого, по мнению генерала, было недостаточно для безопасности здоровых. Вскоре он предложил переселять заразных людей из дома в дом, из района в район, создавая изолированные зоны с высокой концентрацией зараженных. Ну и, как следствие, здоровых из этих районов как ветром сдуло. Вначале – из резерваций, затем – из соседних с ними домов. Полоса отчуждения между заразными и здоровыми с каждым годом ширилась. Кому же захочется жить рядом с бомбой замедленного действия?

Сколько заразных в подземку отправили, сколько в расход пустили, сейчас уже никто и не скажет. Но вот ведь как бывает. Нашло общество врага в своих рядах, и сразу легче жить стало. Понятнее. С того момент, как борьба с вирусом закончилась и началась война с заразными, у людей наконец-то появилась надежда на спокойную жизнь.

История умалчивает о темном периоде, начавшемся после смены врага. В учебниках говорится, что инфицированные первое время на хотели мириться с уготованным им положением. Одни не соглашались на переселение, другие отказывались не только от изоляции, но и от лечения. Начались массовые волнения и всеобщая смута. Полосы отчуждения постепенно заселили те, кого не устраивали любые законы, любые правила. И правительство не стало этому препятствовать. Людей не хватало, да и бандиты стали своего рода предохранительной прослойкой, охранниками профилактических зон. Именно так тогда называли поселения инфицированных.