Я смотрела на толстые стёкла в очках Брошкиной – новые вопросы явно были излишни. Следовало придумать, как помягче объявить соседке, что она стала убийцей.

– Оля, Иннокентий убит из твоего молотка, – опередила меня Лиза.

– Тем единственным выстрелом ты угодила ему прямо в ухо, – добавила я тихо.

– В ухо? – вопреки всем моим опасениям о нарушении её душевного покоя, заинтересовалась соседка. – И он умер?

– Да, Оля. Ты убила его, – растерялась даже поднаторевшая в разговорах с Брошкиной сестра.

– А-а. А где он?

Вопрос был, в самом деле, сложный. Решив, однако, что соседка едва ли беспокоится о нетленной душе убиенного, я ответила коротко:

– В гараже, – и достала телефон, чтобы вызвать полицию.

– Я один раз видела покойника, – никак не хотела понять положение вещей Брошкина. – На нём были такие пятна…

– «Трупные пятна с трёх и пятикопеечную монету, общей площадью на сумму…», – вспомнила старый анекдот Лиза.

Да-а. Кафка какой-то. И так во всех разговорах с Брошкиной. Сплошной абсурд. Надеюсь, её не посадят в итоге. На здоровую душевно она никак не тянет.

К тому времени как в калитку позвонили полицейские, вниз спустились Зоя и Брунгильда. Тело погрузили в одну машину, на другой увезли притихшую Брошкину. Казалось бы, в нашем доме должен был воцариться покой. Воцарению мешало присутствие вдовы, и избавиться от неё в ближайшее время мы не надеялись.

Через пару дней полицейские навестили нас снова. Их капитан уединился с Брунгильдой в каминной. Мы срочно изолировали Альму в Зоиной комнате и заняли места в «портере». Слышимость в доме была феноменальной.

– Вскрытие показало, что в момент выстрела из пневмопистолета, ваш муж был уже мёртв, – как раз говорил полицейский.

Мы навострили уши в прихожей. Лиза переминалась с ноги на ногу у самой двери в каминную. Мы с Зоей стояли чуть дальше, вытянув шеи и приоткрыв рты.

– Как такое могло произойти? Отчего он умер? – в отличие от тихого, с нотками сожаления, голоса капитана, напористый бас вдовы был прекрасно слышен.

– У Иннокентия Семёновича закупорился и разорвался желчный проток…

– О! Оказывается он Семёнович! – возбуждённо прошептала мне в ухо старшая сестра.

– Не иначе как на фоне долгого раздражения нами, – одновременно с ней съязвила в другое ухо младшая.

– Желчь разлилась в брюшной полости и попала в кровь, продолжал полицейский.

– В общем, шансов выжить, сидя в кресле, у нашего зануды не было, – не унималась Лизавета.

– Лиз, он уже умер. Никаких хлопот больше не доставит. Можно перестать кипеть «разумом возмущённым», – попыталась увещевать я её, прислушиваясь к всхлипываниям в каминной.

– Ага! А Брунгильда? Если ей вздумается кремировать муженька здесь, то, как бы не пришлось принимать у себя всех его родственников!

Я задумалась. Очень хотелось приободрить сестру, но перед внутренним взором, как назло, стояла, упавшая в далёком октябре с домкрата, машина Иннокентия.

– Боюсь нам самим придётся поменять резину на их драндулете, – я ещё немного подумала. – Иначе придётся терпеть у себя вдову и прах Иннокентия Семёновича до весны, пока снег не растает.

Брошкина вернулась домой. Жизнь постепенно вошла в привычное русло. Присутствие притихшей после смерти и кремации мужа Брунгильды всё равно раздражало, но мы, помня, к чему приводят сдерживаемая злость и раздражение, старались не обращать на неё внимания. В конце концов, стремительно приближался Новый год. Семейный праздник. А наша семья – это мы!

Став несколько лет назад директором историко-краеведческого музея, Леопольд Викульев быстро понял, какие сокровища оказались в его распоряжении.

Экспозиция, не менявшаяся с советских времён, ограничивалась казацкими шашками и папахами, а в запасниках новый директор нашёл экспонаты, на поверку оказавшиеся антикварными ценностями: картины, подаренные градоначальникам в разное время, чудом пережившие революцию, войну и перестройку предметы церковной утвари.

Выждав пару лет, и не дождавшись ни одной мало-мальски серьёзной проверки, Викульев перевёл в запасники перстень с чёрным бриллиантом, который Кавказский наместник «милостиво даровал» тогдашнему градоначальнику князю Голицыну.

Ещё год понадобился на то, чтобы найти каналы сбыта. За это время к директору присоединился антиквар и научный сотрудник Песцов. Теперь они взялись за экспонаты всерьёз.

Аферисты не только меняли экспозицию, делая её всё менее интересной, но и заменяли особенно ценные вещи подделками.

Ко времени начала нашего повествования Викульев и Песцов нашли, наконец, коллекционера, готового купить у них перстень Голицына…

Гена-Дерматин истекал потом под южным солнцем.

Рубаха с длинным рукавом скрывала «регалки» на теле и руках.

Обтянутый кожей череп урки развеивал сомнения окружающих в необходимости Гениного пребывания на море.

Самому худому сутулому гастролёру дела до мнения окружающих не было.

В углу рта он сжимал потухший хабчик беломорины.

Сменив две маршрутки и «стырив» по пути три «лопатника» у зазевавшихся граждан, Гена переложил в карман наличные и скинул в ближайшей подворотне ненужный «дерматин» (так он называл портмоне и кошельки).

Редкие бумажки разного достоинства зашуршали в кармане широких, по понятиям, брюк.

Не заморачиваясь бесполезными сожалениями о временах без пластиковых карт и безналичных переводов, Дерматин направился к веранде кафешки, где у него была забита стрелка с местными братками, обещавшими реальную работу.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.