В яме пусто, то есть абсолютно ничего нет. В Снегиреве просыпается интендант третьего разряда Алексей Павлович. “ А срать куда? – тревожится интендант. – А если понос? Это же бесчеловечно!” Впрочем, брожения в кишечнике Алексей Павлович не ощущает и это успокаивает.

  – Интересно, какой сегодня день по лунному календарю? – тихо произносит Алексей Павлович. – Неплохо бы гороскоп узнать. Что звезды-то говорят?

  “Что ты в яме, муд…к! – издевательски отвечает внутренний голос. – Тебя отпиз…, потом волокли мордой по земле, а в конце бросили в канаву, как пакет с мусором. Ладно, что не в могилу.”

  – А вдруг и правда это могила!? – не на шутку тревожится Алексей Павлович. – Нет, слишком большая. Да и зачем далеко тащить, зарыли бы сразу.

  – Зачем зарыли? Это не хозяйство! – раздается сверху ехидный мужской голос.

  Плетеная крышка сдвигается, дневной свет обрушивается мощным потоком, заставляя жмуриться и отползти в тень. Спина упирается в стену, неловкое движение причиняет обжигающую боль. Алексей Павлович невольно вскрикивает.

  – Такой страшное? Я отсталь мода совсем, – звучит не совсем понятная фраза.

  Обычный дневной свет ослепляет, глаза наполняются слезами. Алексей Павлович трясет головой, вытирает слезы, но от грязных рук становится только хуже. Окончательно потеряв способность видеть, он разводит руки в стороны. Кожа на спине натягивается, боль охватывает тело с такой силой, будто оно рвется на куски. Не сдерживаясь более, Алексей Павлович матерится изо всех сил.

  – Это русский заклинаний? – осведомляется тот же голос. – Они не помогать.

  С глухим стуком падает деревянная лестница, голос приказывает:

  – Подъем!

  Осторожно, словно стакан с водой на макушке несет, Алексей Павлович карабкается по перекладинам. Глаза по-прежнему зажмурены, слезы текут по щекам, уши забиты засохшей грязью, исправно только обоняние. Нос сообщает Алексею Павловичу, что воздух сух и чист, немного пахнет псиной и тухлятиной, а также – поразительно! – туалетной водой или духами, черт их разберешь! Это может означать только одно – предстоит встреча с рабовладельцем. В некоторых африканских племенах модно и престижно иметь белых рабов. Типа мстю за унижения предков. А вокруг расположилась стая собак, голодных и злых. Или тех странных полуобезьян, что так безбашенно атаковали экспедицию?

  Холодные жесткие пальцы хватают за уши. Алексей Павлович невольно становится на цыпочки и делает несколько семенящих шагов. Запах туалетной воды усиливается, пальцы разжимаются. Алексей Павлович “на автомате” разминает уши и в этот момент на него обрушивается холодный водопад.

  – Attention, c'est le diable! – раздраженно произносит все тот же голос неизвестного мужчины.

  Алексей Павлович торопливо трет глаза. Еще один ушат воды обрушивается сверху, влага охлаждает пылающую спину, смывает корку грязи. Внезапное облегчение так приятно, что Снегирев неожиданно для себя говорит:

  – Еще ведро, пожалуйста. Только помедленнее!

  Вода хлещет прямо в лицо. Алексей проводит ладонями сверху вниз, сгоняя остатки воды, открывает глаза. Над головой темнеет каменный потолок, если постараться, можно дотронуться кончиками пальцев. Под ногами утоптанная земля живо впитывает воду. Ослепительный свет солнечного дня врывается с одной стороны и гаснет в темных трещинах камня за спиной. В двух шагах сзади выделяется мрачна дыра в земле – яма, в которой его держали. Каменный навес, древняя река выгрызла в породе, а люди приспособили для своих нужд. Кстати, о людях… Один белый, явно европеец. Одет в шорты, рубашку с короткими рукавами, пробковый шлем – классический образец колонизатора образца второй половины 19 века. Лицо вытянуто, скулы и подбородок выбриты, топорщатся усы, как у кайзера Вильгельма. Или не Вильгельма, они все “топорщатся”. Шлем надвинут на брови, лица почти не видно, мешает яркий дневной свет из-за спины. Рядом – а как же иначе! – таращат глаза полдюжины абсолютно голых аборигенов. Из “одежды” – забавные гульфики из высохших стеблей каких-то растений. Этот самый гульфик – ну, или футляр, надет… нет, насажен на член очень плотно, до основания. Конец связан затейливым узелком и соединен с веревочным поясом на пупке. Как русская буква Т. Судя по некоторым внешним признакам, чем больше и толще вертикальная часть этой “буквы”, тем выше социальный статус обладателя. Тела густо вымазаны глиной, лица и курчавые волосы покрыты известью. Какие-то самодельные браслеты на руках и ногах… Оружия нет.

  – Qui est-ce? – шевельнулся бритый подбородок под шлемом.

  Алексей Павлович беспомощно разводит руками.

  – ?

  – Merde! Кто есть такой?

  – Ну, если вы понимаете русский… сотрудник вещевой службы Управления тыла южного округа Российской Армии.

  “Шлем” молчит несколько секунд, видимо, переваривая услышанное. Звучит следующий вопрос:

  – Passeport?

  – Нету паспорта, в номере остался.

  – De la merde! Dans la fosse!!! – рычит “шлем”.

  Коричнево-красные дикари с готовностью бросаются на Снегирева. Алексей Павлович обостренным чутьем понял, что его сейчас швырнут обратно в яму. Падение с высоты как минимум трех метров не сулило ничего хорошего. Пятиться задом наперед нет времени, самый шустрый дикарь уже руки протягивает, намереваясь толчком в грудь отправить беложопого в яму. Алексей Павлович неожиданно для себя уворачивается и проводит такой хук справа, что у дикаря уходит челюсть, словно створка раздвижной двери, сыплется известка пыльным облачком с закопченной морды. Абориген падает, сбивая с ног остальных, в мгновение ока возле ног Алексея Павловича образуется каша-мала.

  – Oh, très bien! – восклицает “шлем”, громко смеется и хлопает в ладоши.

  Алексей Павлович сбегает вниз по лестнице, словно матрос третьего года службы, хватает за нижнюю перекладину и со всей силы швыряет грубую конструкцию наверх. И так обозленные падение дикари получают болезненный удар деревянной лестницей, кто по голове, кто по выставленным локтям или коленкам. Вопли сменяются рычанием, тотчас оборванное резкой командой: