– Не понимаю. Как это – не берет и в инспекцию угодил?
Мама аккуратно кладет пакетики с чаем в стаканы, осторожно наливает горячую воду. Денис сразу накрывает свой стакан блюдцем, сверху кладет чайную ложку.
– Чай слишком крепкий будет, – заботливо предупреждает мама. – Для сердца плохо.
– Жидкий не люблю. И пожалуйста, мама, клади мне два пакетика, я же просил!
– Вот начнешь жить сам, тогда клади. Варенье бери яблочное, оно самое полезное. И булочку.
– Ладно. Так что там с инспекцией?
– Если воруешь – надо делиться, иначе за решетку отправишься. Алексей – ну, он не вор, ты не думай. Просто работа такая.
– Крутиться надо?
– Да. Ты мне, я тебе – многие вопросы иначе не решить. Вот он и крутится.
– Видимо, недостаточно, если посылают на Окраину.
– Не знаю, – пожала плечами мать. – Леша трусоватый с детства. Драк боялся, всегда в компании с кем-то постарше гулял. Учился хорошо в школе.
– Мам, я тоже хорошо учился, – улыбнулся Денис.
– Ты другое. Помню, как-то позвали его на день рождения одной девочки. Противные девки какие! Напоили его, глаза накрасили, губы и домой отправили.
Мамин взгляд упирает в потолок, в глазах возмущение, лицо обретает “прокурорское” выражение. Вроде как “противные девки” собрались на потолке и шепчутся, поглядывая на сына – вот бы и его накрасить!
– Это детство, – снисходительно машет рукой Денис. – Бывает и хуже.
– Но он же хороший человек, добрый! А сучки мокрожопые – прости меня, Господи! -воспользовались.
– Мама! После еды!
– В общем, избавиться от Леши захотели! – подытожила мама.
Денис допивает чай, последний кусочек сдобы исчезает во рту.
- И ты после этого все еще хочешь, что бы я пошел в армию? – бубнит он с набитым ртом.
- Да не то что бы очень уж хочу, - пожимает плечами мать. – Ну, закончишь ты учебу, получишь диплом. Дальше что? Учитель в школе?
- После универа я могу преподавать в ВУЗе.
- Хрен редкий не слаще! – махнула рукой мама.
- Почему вы все коверкаете поговорки! Это семейное, что ли?
- Не коверкаем, а уточняем смысл. Разница-то в зарплате велика ли?
- Мама, мне нравится быть учителем.
- Где, в школе? – всплеснула мать руками, будто выбивая пыль из карманов. – Там одни малолетние бандиты!
- Я буду хорошо учиться и устроюсь преподавателем в институт или элитную частную школу, - «уперся» Денис.
– Ладно-ладно, учись, - махнула сразу обеими руками мать. – Дело твое. Только не женись сразу, как поступишь в университет. А то будет тебе такая элитная школа с институтом – побежишь на службу, задрав штаны, куда подальше с глаз долой любимых! Но имей ввиду, далеко не убежишь, у мокрожопых сучек руки длинные!
ГЛАВА ВТОРАЯ, Снегирев.
Алексей Павлович брел, не разбирая дороги, будто в полуобморочном состоянии. Предстоящая командировка не выходила из головы, грызла и точила изнутри, словно раковая опухоль. Под ногами чавкала грязь, вода затекла в ботинки, носки намокли и мерзко чвакали. Низ брюк потемнел, пятна грязи облепили ткань и проникли внутрь, касаясь кожи мокрыми гадкими губами. Прохожие оглядывались. Одни усмехались, другие понимающе кивали – горе, мол, у человека, кто-то близкий помер…
“Еще нет, не помер, – с горечью думал Алексей Павлович. – Но уже скоро умрет в страшных муках самый близкий мне человек. Просто наиближайший – это я! Я, любимый и обожаемый, холимый и лелеемый, сдохну. И будет счастьем, если это произойдет быстро. А мне всего-то тридцать лет… ладно, чуть больше! Сколько женщин я пропустил… кстати, сколько? Как минимум, пятнадцать – это верняк, только кивнуть и дело в шляпе. Вернее, в постели. А сколько было так-сяк, то есть постель только после ритуала ухаживания цветы-кафе и свечи в сумраке квартиры? Не меньше трех! А я, дурак прибитый, все ждал единственную и неповторимую!” – иронично думал он, шлепая по очередной луже.
Талая вода наполнила ботинки так, что уже выплескивалась при каждом шаге, а пальцы ног онемели. Холод привел в чувство, приглушил страх и отрезвил. Алексей Павлович выходит на сухое место, взгляд упирается в обшарпанную дверь подъезда, ползет вверх и проваливается в синюю глубину неба. Перистые облака неподвижно висят в стратосфере, равнодушные, как надгробья, и чистые, как первый снег. Они плывут в вышине так медленно, что человеческий глаз не в силах заметить движения. Им наплевать на все, что происходит внизу. Люди и звери копошатся в полной тишине, воображая, будто от них что-то зависит. Глубочайшее заблуждение! На самом деле…
– Мужчина, дайте пройти! – режет слух сварливый бабский голос.
Алексей Павлович шарахается, каблук цепляется за бордюр, земля уходит из под ног. Исчезают перистые облака, дверь подъезда жутко лязгает железной челюстью, задница буквально втыкается в липкий чернозем газона. Дорогой синий костюм накрывают брызги грязи, за воротник льется вода с куста акации, спина немеет от удара. Алексей Павлович ошалело смотрит, как мимо него марширует откормленная лош… э-э … женщина средних лет и выдающихся размеров со всех сторон.
– Наркоманы чертовы! – со злостью бросает она в лицо сидящему в грязи мужчине с выпученными глазами и глупо раскрытым ртом. – На урановые рудники вас всех отправить пора! Развели толерантность с демократией, пидарасы проклятые!