В глазах Солидуса мелькнула искорка смеха.
- Понимаю, вы дали слово и хотите сдержать его. Но если нарушителем буду я, с вас ответственность снимается, не так ли?
- Да. У меня нет возможности влиять на ваши решения, - ответил Павел.
- Ну, вот и договорились. Информация будет передана тем, кто послал вас за ней, но за немалые деньги. Вы получите значительную сумму, которая позволит вам вести достойный образ жизни в дальнейшем. Остальное пойдет в дело, то самое, о котором вы мне вчера говорили.
- Мне самому отправляться на свалку, или твои костоломы отнесут? - потухшим голосом спросил Ледатр.
- Боже упаси, мне в голову такое не пришло! - картинно ужаснулся Солидус. - Ни в коем случае, ты очень, очень нужен, Ледатрушка! - вскричал он.
Римский надулся еще больше, вскочил со стула.
- Прекрати кривляться! Я понимаю, тебе хочется показать свою власть. Ведь это так легко и безопасно, когда за спиной две сотни вооруженных до зубов головорезов!
- Брось ты эти дурацкие манеры дореволюционных интеллигентов, Ледатр. Пенсне еще бы напялил! Кстати, откуда сведения о численности личного состава? Ты ошибся всего на двенадцать человек. С кем-то уже почирикал в укромном месте? - нахмурился Солидус.
- Все твое войско на виду, несложно сосчитать. Караулы трехсменные, тоже не проблема вычислить, - хмыкнул Ледатр. - А откуда еще двенадцать?
- Санчасть. Не мыли руки, теперь дрищут. Когда высрутся, посажу под арест на недельку, чтоб запомнили, что руки мыть надо, - усмехнулся любитель прусской дисциплины. - Ишь, внимательный! Ладно, оставим. Что касается тебя, Ледатр - без дела не останешься. Ты лучше меня знаешь, что власть бывает разной: законодательной, исполнительной, судебной. Говорят, есть еще и четвертая, журналистская ... мать ее нехорошо! ... тьфу! Брехня, придуманная самими журналистами для пущей важности! На самом деле эта свора гавкает только на тех, на кого укажет хозяйский палец. Нет - под зад коленом на улицу, объедки подбирать. Но! - эта мразь необходима - назидательно поднял палец Солидус. - Они, журналюги, держат в узде дурные головы народа, не дают появляться в них плохим мыслям. То есть, регулярно промывают мозги - если они, конечно, есть! – а освободившееся место заполняют нужными и полезными, с точки зрения власти, мыслями и идеями. Информационный дурман надежнее любых кандалов, - усмехнулся он.
Прошелся по пушистому ковру. Ноги в мягком покрытии утопают по щиколотки, походка получается неуклюжей, ей не хватает резкости, звона стальных шпор! Солидус недовольно поморщился, но садиться в кресло не стал.
- Так вот! - рявкнул будущий властитель континента. - Ты, Ледатр ... нет, вы, господин Римский, будете управлять идеологией и информацией, как поступающей извне, так и той, что станет исходить отсюда. Задача отдела или департамента - называйте, как хотите - по внешним связям или информации сводится, в сущности, к одной единственной задаче - не выносить сор из избы. Извне должна поступать только проверенная, тщательно отфильтрованная информация. Это ваши будущие обязанности в общих чертах. Согласны?
- У меня есть выбор? - спросил Ледатр с кривой улыбкой.
- Разумеется. Как я уже говорил - под зад коленом, собирать объедки. Это и есть полная свобода.
- Я согласен, - ответил Ледатр и тяжело вздохнул. Хмурое лицо опустилось, но Павел успел заметить в темных глазах злорадные искорки. Последователь Троцкого так просто сдаваться не собирался.
- В таком случае, господа, в вашем распоряжении неделя. За это время я успею подготовить пополнение, провести тщательную рекогносцировку и только после этого начну боевые действия. Не задерживаю вас, - произнес Солидус с изящным наклоном головы.
Когда покои главкома осталась далеко позади, Ледатр не выдержал, громко фыркнул и сказал, ни к кому не обращаясь:
- Тоже мне, Карл Великий нашелся ...
- У нас есть выбор? - произнес Павел, копируя интонацию и выражение лица Ледатра, когда тот сам задавал такой вопрос. И ответил голосом Солидуса: - Да, под зад коленом и объедки собирать... У вас есть другие предложения, господин Римский?
Ледатр не ответил.
Примерно через час, когда расстроенный Ледатр заснул и видел седьмой сон, Павел вышел из душной палатки. В теплом воздухе носятся молчаливые стрижи, слабый ветер несет запах пыли, свежевскопанной земли и разогретого железа. Далекие крики, звон и частый сухой стук, словно бараны сталкиваются крепкими лбами, разносится над окрестностями.
- Ратные будни идут полным ходом, - хмыкнул он, глядя на несчастных новобранцев, которых безжалостно гоняют суровые унтеры Солидуса. Они в буквальном смысле выбивали из вчерашних наркоманов, алкоголиков и просто бездельников остатки "дури", жир и нездоровые желания. Любой замешкавшийся или "тормоз" получал хлесткий удар кнутом, от которого все тело несчастного содрогалось в конвульсиях, из горла рвался сдавленный стон. У некоторых тотчас расплывалось темное пятно на штанах. Упорствующих, коих в начале было немало, потчевали электрошоком, от которого не только пятно появлялось, но и тяжелели штаны сзади, а от вони кружилась голова. У тех, кто недавно был душой компании, кем восторгались и на кого стремились быть похожими, от такого обращения голова шла кругом. Унтер офицеры, опытные психологи, оттаскивали невменяемых в сторонку, туда, где в землю были вбиты дубовые колья. Звенели цепи, раздавались стоны, рычания и выкрики. Беснующихся интеллектуалов безжалостно приковывали. Особо безбашенных просто распинали на стене. Страшные картины ломки наркоманов со стажем не производили на унтеров никакого впечатления. На мучения людей они обращали внимания не больше, чем на ползающих мух. Зато "салаги" буквально деревенели от ужаса - муштровали их неподалеку. Разумеется, после такой "терапии" выживали очень немногие.
Павел спустился по склону ниже. Каменное ограждение надвинулось, загородило половину мира. Брюзгливо заскрипели деревянные ступени, узкая лестница вывела на стену. На самом высоком месте, возле ворот, стоит железным памятником Федор. Броня сверкает, рукоять громадного пистолета угрожающе высовывается из открытой кобуры. На квадратном лице цветет счастливая улыбка, морщинки бегут по твердым скулам и щекам, словно лучики радости. Глаза светятся отеческой заботой и сдержанным ликованием. Перед Федором словно расстилается поле битвы, в которой он - победитель. Нет большего счастья для суровой души воина, чем лицезреть превращение мягкотелого бычка в железного солдата!