— Единственная надежда — это дневник твоего брата. Но ты же понимаешь, что он не алхимик со стажем. Даже если мы разгадаем его шифр и сможем понять все наработки, нет гарантии, что эта теория сработает на практике.

— Но ты даже этого не хочешь делать.

— У Марко опыта больше, чем у меня. А в восточной алхимии разбирается только Мэй. Сначала я думала, что в этих записях реально есть что-то, но я вижу только бред.

— Некоторых вещей Марко не знает, а они могут быть полезны.

— Ты о Хоэнхайме? Теперь ты знаешь о нем, но что изменилось?

— Если он против гомункулов и Отца, возможно, он захочет быть на нашей стороне. А по твоим словам этот человек особенный.

— Одиночка стал искать команду? — усмехнулась Рейли. — Все время ведь ты работал один. А тут вдруг тебе понадобился кто-то еще.

Шрам ничего не ответил, а просто отвернулся, уставившись в стену перед собой. Рейли видела, что он хотел что-то сказать, но или не решался или не мог подобрать правильных слов. Будто у Шрама были какие-то очень веские доводы, которые заставят Симону остаться и помогать в полную силу.

— Я понял, что ты чувствуешь. Я и сам когда-то чувствовал так же. — Шрам снова повернулся, но Рейли все равно не видела его глаз. — Когда-то я познал предательство и потерю близкого человека. Мой брат… Сначала я был страшно зол, что он оставил меня здесь одного. Он тот, кто должен был выжить из нас двоих, но… Потом пришло опустошение и обида на него. Мне проще было умереть, чем знать, что существую ценой его жизни. А затем пришла такая ненависть… Я не мог спать из-за нее, не мог жить, раз за разом прокручивая в голове все события в Ишваре. И ненависть переросла в желание отомстить всем государственным алхимикам, а потом и добраться до того, кто затеял эту войну. И я жил только этим.

— Почему ты рассказываешь мне это? — спросила Рейли, хотя прекрасно смогла сопоставить себя с ним. Предательство Кимбли уже истощило ее, и Симона была в шаге от того, чтобы начать ненавидеть его.

— Борясь в одиночку, я зашел в тупик из-за собственных неправильных решений. И понял это благодаря маленькой девочке и ее другу. Но многие мои ошибки уже не исправить. У тебя есть шанс не наделать еще больше глупостей в этой жизни.

Рейли поджала губы, решив промолчать.

— И я знаю, какого это, — продолжил ишварит, — когда всю твою жизнь оценивают по самым худшим поступкам, зачеркивая все хорошее, что ты сделал. Но еще хуже, когда ты сам ставишь на себе крест, отказываясь идти вперед.

— Я не из тех, кто борется до последнего.

— Да? — рыкнул Шрам, но Рейли даже не дернулась. — То есть это кто-то другой поубивал сотни подопытных, чтобы найти лекарство от рака? У тебя есть возможность пусть и не исправить ошибки, но приложить руку к тому, чтобы спасти множество людей. Но вместо этого ты хочешь трусливо сбежать, чтобы сгнить потом в собственной ненависти.

Ишварит встал на ноги и подошел к повороту. Свет от огня теперь подсвечивал его, и Симона внимательно смотрела на Шрама.

— Ты здесь больше не пленница, и если захочешь, ты сможешь уйти в любой момент. Но помни о том, что я тебе сказал.

— Ты тоже помни про то, что, скорее всего, проиграете.

— Лучше я умру, сражаясь за то, во что верю, чем останусь жить, зная, что предал свои принципы.

Еще несколько секунд кровавый взгляд буравил Симону, и она как завороженная не могла оторваться, пытаясь упорядочить перекопанные мысли и чувства. Но Шрам ушел, оставив ее одну принимать решение. Рейли перевела взгляд на пустую стену. Если она останется, рано или поздно ей придется столкнуться с Кимбли. Столкнуться с тем, кого она никогда не могла победить.

========== Глава 21. ==========

Багровый проваливался в снег почти до середины икры, шагая по хвойному лесу в направлении деревни ишваритов. За ним плелся Энви, что-то бубня про жалких драхмийцев, которые повелись на сладкие речи Кимбли, но тот его практически не слушал, а внимательно разглядывал окрестности в поисках следов. Но в этом месте практически каждый день шел обильный снегопад, и можно было только догадываться по небольшим вмятинам на чистой целине, что здесь кто-то когда-то проходил.

— …но в целом Расс доволен, хотя Шрам еще жив, — заключил Энви. Кимбли в последнее мгновение остановил себя, чтобы не сжать кулаки со злости, иначе этот гомункул сразу догадается о шибко разбушевавшихся эмоциях алхимика по поводу живого Шрама. Багровый резко выдохнул, но и это Энви расценил верно: — Злишься, да? Особенно после того, как меня послали тебе помогать, потому что сам ты ни хрена не можешь сделать. Да?

— Я поставил метку, как и приказывали.

— С подачи Прайда. Это была его идея. Ты сдаешь, Багровый, стал рассеянным, забывчивым и не видишь очевидных вещей.

Кимбли ничего не ответил, а лишь ускорил шаг, увеличивая дистанцию между ним и Энви.

— Кого ты на самом деле ищешь, а, Кимбли? — выкрикнул Энви. Багровый услышал звук преобразования, но не обернулся. — Может, меня? — раздался голос Симоны за его спиной.

Кимбли обернулся и перед ним на снегу стояла Рейли в сексуальном белье, с макияжем и пышной прической. Энви сделал несколько шагов ближе, и его губы расползлись в улыбке. Он положил одну руку на плечо Багрового, пододвинувшись к нему ближе, и коленом провел вверх по внутренней части его бедра. Взгляд Кимбли при этом даже на секунду не дрогнул, остался таким же беспощадным и холодным, как и был.

— Меня, конечно, надо найти, но намного важнее прикончить Шрама. — Энви указательным пальцем провел по скуле Кимбли к его подбородку, при этом смачно облизнув губы.

— Хреновый из тебя имитатор, — проговорил он. — Она бы в жизни так не оделась.

Переодевшись в черную мешковатую майку и мужские треники, которые любила носить Симона, Энви остался стоять в такой же позе. Макияжа почти не осталось, волосы теперь лежали естественными волнами.

— А так?

Кимбли грубо отпихнул Энви-Рейли, и стал стремительно идти дальше.

— Ты же видишься с ним, да, Энви? — заговорил гомункул пьяным голосом Симоны. Багровый остановился, но не стал оборачиваться. Смотреть на этого жалкого актера было тошно. Особенно, когда он знал, на что надавить. — Иногда прихожу проверить, чтобы он сидел смирно, — добавил он своим скрипучим голосом. — Это неправильно, что я так к нему и не пришла за столько лет. Кимбли… Он ведь был прав, черт его возьми. Вслух он ничего не произносил, но и так все ясно. Я ненавижу, что он прав, но это так! И что? Я прямо сейчас поеду и скажу ему все. Жалкая идиотка. Это ничего не изменит. Он будет сидеть под замком, пока не понадобится нам. Может еще год, а может и пять. Думаешь, пообщались вы пару дней, так ты сразу изменила всю его жизнь? Ха-ха-ха! Наивная жалкая дура. Багровому наплевать на всех, кроме него самого. Думаешь, он думал о тебе, когда соглашался на сделку со мной, а? Думаешь, он думал о тебе, когда с радостью и счастьем на лице прикончил все свое командование? Ты не можешь знать, о чем он думал! Хочешь сказать, я не прав? Тогда давай, поехали в тюрьму, и я с удовольствием понаблюдаю за тем, как он раздавит тебя как букашку. Но, впрочем, ты ею и являешься, так что…

Кимбли обернулся, и Энви сразу же замолчал, искривляя губы Симоны в злорадной усмешке.

— Думаешь, я этот спектакль устроил, чтобы показать, что она на самом деле хотела навестить тебя, но это я не позволял?! — Энви ждал ответа, но Багровый молчал, глядя на гомункула исподлобья. Энви превратился в себя и продолжил: — Нет! Хотел показать, как ты изменился. Тот Багровый алхимик, что был раньше, в Ишваре, давно подох. И теперь ты настоящий растяпа, не способный ни на что. Упустил Стальную креветку, Шрама, даже девчонку Рокбелл. И все почему? Из-за идиотки Рейли. И этой вашей дурной человеческой любви. Все ваши книжки насквозь ею пропитаны. И ее определений придумано столько, что никто из вас, ничтожных насекомых, не может внятно сказать, что же она такое. Но зато я знаю, в кого она вас превращает…