Он посмотрел на одного из заключенных. Пока он смог вывести верную последовательность печатей, прошло немало времени и неудачных опытов. И сегодня ему нужно было подвести итог всех предыдущих проб и ошибок.

Тигр — физическая мощь. Тело.

Змея — связь мира смертных с вечной жизнью. Чакра.

Собака — верность духа. Астрал.

Дракон — олицетворение божественной силы. Разум.

Хлопок.

Вокруг заключенного паутинкой расползлись замысловатые узоры, окольцовывая его. Прямо под ним образовался черный круг, и все вокруг засветилось. К его телу устремились тонкие белые бумажки, они облепляли его снизу доверху, плотно наслаивались, и стены словно задрожали от дикого вопля. В глазах был ужас, боль. И безнадежное желание выжить. Когда последняя бумажка заняла свое место, крик прекратился, и комнату наполнила звенящая тишина. Сидящий рядом заключенный, не мог сдержать своего страха перед происходящим. Его ждет то же самое, и он уже ничего не может с этим сделать.

Бумажки рассыпались, и на пол рухнуло безжизненное тело Тобирамы. Труп выглядел почти идеально — только по коже шла тонкая паутинка из трещин, и склеры оказались черного цвета — и совершенно не источал зловонного запаха, как во все предыдущие разы экспериментов.

— Теперь окончательно ясно, что живого человека клонировать не получится, — заключила Сэри, спокойно подходя к трупу. Она села и сделала глубокий надрез на его руке. Внутри труп состоял из серовато-белой массы, которая в мгновение ока заполнила собой рану и выровняла кожу, как будто никаких повреждений и не было. — Пока чакра, дух и разум привязаны к живому человеку, скопировать это уникальное и сложное сочетание невозможно.

Тобирама сложил печати и развеял технику. Бумажки осыпались и испарились в воздухе, а тело снова стало прежнего вида. Сэри потрогала пульс на шее заключенного и, глянув на Тобираму, помотала головой.

«Тогда это будет последний эксперимент», — с прискорбием заключил для себя Тобирама. — «Если и сейчас не выйдет, я оставлю все попытки».

Сэри отошла к стене и стала наблюдать. Он сложил предыдущий свиток обратно в карман, достал из другого новый и встал напротив второго мужчины.

— Пожалуйста, — взмолился он.

— Сегодня на закате тебя должны были казнить, — ответил Тобирама холодным стальным голосом. — Но так твоя смерть сможет быть не напрасной.

Без церемоний, он размотал свиток и сложил печати. Все повторилось. Узоры, черный круг, бумажки. И вопли.

Тобирама напряженно ждал, ответ был так близко. Невозможно узнать, насколько ты хороший человек, пока не познаешь тьму своей души. Тобирама уже давно познакомился с ней, а теперь пил на брудершафт. Всем нутром чувствовал ее, каждой частичкой тела. Само понимание этого позволяло держать под полным контролем внутренних демонов, живущих в этой тьме, жаждущих вырваться на свободу и навести свой порядок. Он однозначно не был богом, чтобы вершить правосудие, которого ему хотелось. Не был даже правителем, чтобы установить свои законы в обществе. Ему опостылели бессмысленные войны, захваты территории, убийства, месть, жажда власти… Одним словом хаос — змея, которая обвивает их мир, душит, травит, поглощает. И, возможно, именно этой техникой он смог бы уничтожить не только эту змею. А целое змеиное гнездо.

Бумажки осыпались на пол, и перед Тобирамой и Сэри предстал Сенджу Буцума. Именно такой, каким запомнил его Тобирама в день его гибели. По его мертвецки бледной коже шла паутинка трещин. Он ошеломленно хлопал глазами с черными склерами, разглядывал свои руки, заметил Сэри возле стены, посмотрел на лежащий рядом труп. И лишь потом поднял взгляд на сына.

— Тобирама? — удивленный, но строгий голос прокатился по стенам затхлого помещения. — Что ты сделал?

Слова застряли в горле Тобирамы. От переизбытка эмоций он замер в оцепенении и смотрел на своего сурового отца. Добрая матушка всегда говорила, что Тобирама пошел характером именно в него. Никто из других братьев не понимал их двоих: воинственных, требовательных, вечно все контролирующих. Это было абсолютной правдой. Тобирама действительно перенял все особенности характера и повадки отца, когда-то даже мечтал стать его копией. Лишь после смерти Каварамы у него открылись глаза на Сенджу Буцуму, и как тот глуп в своей упрямой вражде с Учиха. Если он хотел покончить с войной, должен был заключать перемирие, идти на компромиссы и уступки. Если бы и после этого считал, что Учиха опасны, должен был найти такой способ их контроля, который сохранил бы мир. А не ценой жизни близких все это время пытаться отстаивать одному ему важные гнилые убеждения.

— Я сделал нечто невероятное, отец, — Тобирама сделал шаг к нему.

Он достал кунай и швырнул его Буцуме. Тот ловко поймал и нахмурился, посмотрев на сына. Буцума понял все без слов. Вытянув обе руки вперед, он резанул кунаем по раскрытой ладони, и в мгновение ока рана затянулась, словно ее и не было. Ни крови, ни боли, ни последствий. Идеальный воин.

— Я не должен быть здесь, — проговорил Буцума. — Я помню, как умер.

— Эта техника может воскрешать мертвых, — проговорил Тобирама.

Буцума посмотрел на восстановленную руку.

— Пытаешься избавить шиноби от смерти?

— Если мы нарастим с помощью этой техники достаточную мощь, никому не придет в голову нападать на нас.

— В какой момент ты стал похож на Хашираму? — Буцума швырнул кунай обратно Тобираме. — Ты забыл, что для шиноби умереть во время боя — это славная смерть!

Тобирама плотно сжал челюсть, и желваки пришли в движение.

— Эти слова ты себе сказал, когда твоя жена умерла на твоих руках? — грубо бросил он в лицо отцу. — Или когда тебе приносили твоих мертвых детей? Уже забыл, как выглядели останки Каварамы? А я помню до сих пор.

— Своими словами ты оскверняешь их доблестные смерти!

Буцума ощетинился. Вокруг него образовалась острая воинственная чакра, вырывающаяся из него мощными толчками. Тобирама в ответ сделал то же. Пол под ногами затрещал от силы их сталкивающихся чакр, на стенах стали образовываться трещины, и Сэри, недолго думая, безмолвно шагнула за спину Тобирамы.

— Мы отдали жизни, чтобы вы с Хаширамой смогли сражаться до тех пор, пока каждый из наших врагов не будет уничтожен! Только так можно наладить мир! — Буцума замолчал, а Тобирама решил не рассказывать ему, что Хаширама заключил мир с заклятыми врагами, чтобы прекратить вереницу смертей. — Если ты собираешься возрождать меня, для того, чтобы лишь защищаться, а не покорять врагов, то я запрещаю тебе! Если ты не способен победить сам, так умри с достоинством!

— Проливать кровь, прикрываясь идеей о мире — это лицемерие! Я не стану этого делать! — выкрикнул Тобирама в ответ.

Он смотрел на своего отца, и был удивлен своим чувствам. Ему следовало быть обиженным, что Буцума не смог оценить смысл этой техники. Но Тобирама чувствовал лишь радость и облегчение. Он вырос совсем другим человеком, не тем, которого из него пытался сделать отец, и смог шагнуть намного выше него и его узкого, устаревшего взгляда на жизнь.

Тобирама задышал ровнее, успокаиваясь и приводя свою чакру в прежнее состояние. Буцума наблюдал за этим и хмурился сильнее, но также привел себя в чувства. Лишь через несколько минут Тобирама прервал гнетущую тишину.

— Я обещаю, что больше не потревожу тебя, отец.

Буцума сложил руки на груди и прикрыл глаза, немного отворачиваясь от сына. На его лице явно читалось разочарование в сыне. Но Тобираму это не тревожило. Он сложил печати, и техника резко прервалась. Мертвое тело заключенного с гулким грохотом рухнуло на покореженный чакрой пол.

Техника была завершена. Тяжело вздохнув от возникшего опустошающего облегчения, Тобирама повернулся к Сэри и посмотрел на нее. Он хотел объяснить ей поведение своего отца, рассказать о причинах, о тяжелой судьбе, но она положила ладонь ему на щеку и ласково погладила большим пальцем. Сэри и так все поняла. Она жила в том же мире, что и он. Тобирама прикрыл глаза и взял ее руку в свою.