— Вот! Об этом я и говорю! Тобирама бы сейчас пришел и сразу бы все сказал, — Шион прокашлялась и, театрально нахмурив брови, сделала голос ниже: — Зачем ты ходила к Какузу?! Он опасен для тебя! Я хочу, чтобы ты слушалась и не делала глупостей.

— Да, — улыбнулась Сэри. — Неисключено, что это он бы и сделал.

— Ты ведь хочешь мне именно это и сказать, да?

— Ты хочешь именно это от меня услышать?

— Я хочу, чтоб ты мне что-то сказала, раз пришла сюда.

— Что именно?

Шион задумалась и посмотрела на сад. Комок обиды сдавил легкие в груди, и ей даже стало сложнее дышать. Вопрос вертелся на языке, и она выпалила его быстро, чтобы не успеть передумать:

— Тобирама сможет когда-нибудь не осуждать меня за мои глупые поступки?

Сэри не отвечала. Она пристально смотрела на Шион, а та боялась повернуться к ней. Если бы сделала это, обязательно расплакалась бы.

— Я постоянно делаю какую-нибудь ерунду, а потом оправдываюсь перед ним, чтобы он не считал меня ужасной. Ты так и собираешься молчать? Или скажешь что-то?

— То есть тебя беспокоит, что он считает тебя ужасной?

— Да. Потому что я хочу… — Шион остановилась. Она хотела сказать, что хочет, чтобы он считал ее хорошей, безупречной, такой же, как он считает Сэри. Но не стала этого говорить, вспомнив вчерашние слова Иноске о бессмысленности игр с ролями. — Я бы хотела, чтобы он просто принимал меня такой, какая я есть. Со всеми моими ошибками, за которые я чувствую себя виноватой.

— Перед кем ты чувствуешь себя виноватой?

Шион замерла. Перед кем она чувствует себя виноватой? Перед ним? Или все же перед собой? Она медленно повернула голову к Сэри и поймала ее теплый взгляд.

— Я могу ошибаться, но, по-моему, ты не до конца откровенна с собой, — продолжила Сэри. — Ты говоришь, что он строг, осуждает тебя, и ты чувствуешь себя виноватой. Но у меня такое чувство, будто это ты сама так относишься к себе.

Шион обняла себя за плечи и снова посмотрела в сад. Сэри была права. Шион так сильно задевали обвинительные слова Тобирамы только потому, что она сама считала себя виновной. Она понимала, что совершала неправильные поступки, но как ребенок пыталась убедить всех вокруг в обратном, лишь бы не осуждать саму себя.

— Тобирама всегда был рядом, когда был нужен. Подталкивал в правильное русло. А во время этой миссии… Мне пришлось выбирать самой, и я уже не уверена, что все делала верно. Точнее в тот момент я думала, что поступаю правильно. Но чуть позже понимала, что нужно было делать иначе.

— Безумно сложно сделать выбор самостоятельно, — понимающе кивнула Сэри.

— Да. Из-за этого Тобирама и считает меня незрелой, — с горечью произнесла Шион. — Потому что взрослые люди выбирают свой путь сами, а такие маленькие, как я, ждут, чтобы за них решали. А потом недовольны тем, что чувствуют себя виноватыми за совершенный выбор. — Шион замолчала, погружаясь глубже в свои переживания. — Тобирама всегда хотел, чтобы я была лучше, чем есть. Как будто я недостаточно хороша, да? Но почему, ками-сама, я вообще должна быть идеальной?!

— Это хороший вопрос, — сказала Сэри, и Шион, которая бросила этот вопрос, как риторический, теперь задумалась, чтобы ответить на него.

Глаза наполнились слезами, как только очевидный ответ пришел ей в голову. Шион боялась его озвучить, боялась показаться слабой, глупой девочкой. Она взглянула на Сэри и удивленно захлопала глазами. Яманака спокойно ждала ответа, и всем своим видом показывала, что она сейчас на стороне Шион, и пытается помочь ей разобраться в себе. Слезы покатились по щекам, и она уже не могла их сдержать, решив доверится Сэри.

— Если я не буду идеальной, он не станет любить меня. Или… Я сама не смогу любить себя…

Боль от признания. Шион сдавливала рвущиеся из груди всхлипы и крепче обнимала себя за плечи. Она думала о том, что творила в жизни, и поняла, что все делала для того, чтобы заслужить признание и любовь. Сначала от родителей. А потом их заменил Тобирама. Все, чтобы он обратил свое внимание на нее. Пусть к Какузу она пошла из-за собственного чувства вины, но осталась с ним, целовалась и чуть даже не переспала, чтобы утереть нос Тобираме, чтобы он оценил то, насколько она уже взрослая. Убила нукенинов и, узнав правду о своем прошлом, скрывалась от него. Закатывала истерики, лишь бы он остановил ее. Лишь бы Тобирама счел ее достаточно зрелой и смог принять ее в свою жизнь. Но он видел в ней только несмышленого ребенка. Как и ее отец.

Сэри подсела к ней ближе, и Шион не отстранилась. Ей хотелось почувствовать, что она не одна. В эту самую минуту ей больше всего хотелось, чтобы мама обняла ее и сказала, как любит и дорожит ею. И что ей совершенно все равно, насколько Шион выросла сильной куноичи, насколько она умна, воспитана, вежлива. Что она любила ее и всегда будет любить, что бы не происходило. Но мама мертва. А рядом с ней сидит только Сэри.

— Что ты сейчас чувствуешь? — спросила она так, словно все понимала, но хотела, чтобы Шион это просто озвучила.

Захлебываясь слезами, она украдкой взглянула на Сэри:

— Я скучаю по своей маме. И мне… хотелось бы обнять ее. Поговорить с ней так, как я сейчас говорю с тобой. Как будто мы с тобой по-настоящему близки, — Шион улыбнулась сквозь слезы. — Но ты же не моя мама!

Шион вдруг показалось, что несмотря на все она хотела бы снова обнять блондинку. Ненадолго притвориться, будто это ее мама, которая здесь для того, чтобы утешить ее.

— Нет, я не твоя мама, — произнесла Сэри, и Шион показалось, что ее голос тоже дрожит. — Но в данный момент я чувствую себя близкой тебе. И мне хотелось бы обнять тебя, если позволишь.

Шион оцепенела от такого откровения, и даже слезы временно перестали идти. Сэри подсела вплотную и обхватила ее плечи. Она прижалась своей щекой к макушке Шион и стала гладить ее по спине. Нежно и по-матерински мягко. Кисараги снова заплакала, но уже не от тоски, а чтобы выпустить накопленную боль. Она представляла, будто Сэри принимает на себя все ее переживания, помогает осознать их и справиться с ними.

Больше не добиваться от Тобирамы ответных чувств, пытаясь быть идеальной.

А остаться неидеальной и любить саму себя.

Их молчаливое объятие длилось так долго, пока из Шион не вышло все до последней капли, и она не успокоилась. Но даже когда она перестала плакать, Сэри все равно крепко держала ее. Она тяжело вздохнула, и Шион показалось, будто ей тоже больно от чего-то.

— Сэри, — произнесла Шион, и только тогда блондинка немного отодвинулась от нее. На ее ресницах были крошечные капли, но она все равно искренне улыбнулась ей, поправляя немного взъерошенные волосы. — Тебя тоже что-то тревожит?

Сэри кивнула и смахнула слезинки.

— Так рассказывай, раз у нас тут вечер откровений, — усмехнулась Шион.

— Просто хотела сказать, что Тобирама всегда будет любить тебя. Ценить и дорожить тобой, — она снова пригладила ее волосы и провела пальцами по высохшим щекам. — И пойдет на многое, чтобы сберечь тебя. Как сегодня. Вместо того, чтобы объявить тревогу, поднять на уши всех, он вытащил тебя оттуда и не сдал никому. Пошел на преступление, чтобы ты была в безопасности.

Шион задумчиво посмотрела в сад. Это действительно было правдой, но она словно не видела ее до этого. Или не хотела видеть. Если бы Сэри сказала это раньше, Шион непременно поняла бы все не так и обрадовалась бы. Ее самолюбие грела бы мысль о том, что тот, кто любит правила и порядок больше всего остального в жизни, поступился этим ради нее. А теперь она лишь осознавала, что все это время обманывала саму себя на счет его отношения к ней. Шион начала тихо, но заливисто смеяться. Тобирама действительно любил ее. Пусть не как женщину, но искренне, и Шион вдруг стало этого достаточно.

Сэри отодвинулась от нее, и, поджав губы, тоже посмотрела в сад. Она выглядела печальной, но явно старалась не показывать это.

В доме раздался звук захлопывающейся входной двери, и они обе поняли, что Тобирама решил молча уйти по своим делам. Сэри обернулась на звук, и Шион, упрямо поджав губы, посмотрела ей в глаза.