– Милая фройляйн, я пришёл засвидетельствовать вам моё почтение, – поклонился барон Густав.

– Мне показалось, что вы наведались в конюшню.

– Что вы фройляйн, неужели ваш будуар похож на конюшню.

– Я полагаю, вы не видите разницы.

– Отчего, – растерялся барон.

– От того, что к молодым барышням не врываются. Так поступают только бандиты с большой дороги.

– О, – понял свою ошибку Густав. – Прошу фройляйн Прасковья меня извинить. Я так спешил к вам, что не мог сдерживать себя. А в качестве моих извинений примите от меня этот скромный букет.

Барон щёлкнул пальцами, и слуга внёс в шатёр большую корзину алых роз.

– Вот фройляйн Прасковья мои извинения.

Слуга поставил корзину с цветами к ногам княжны.

– Эти цветы прекрасны, они достойны вас, – широко улыбнулся барон.

Розы действительно были великолепны. Воздушные алые лепестки хранили на себе маленькие камельки росы, распространяя вокруг ароматную свежесть. Прасковья, любуясь цветами, на мгновение невольно улыбнулась, но тут же вспомнив о непрошенном госте, вновь приняла строгий вид.

– Я прощён? – продолжал улыбаться барон.

– Оставьте меня, – потребовала княжна.

– Вы слишком строги, – обиделся Густав.

– Не забудьте забрать свои цветы.

– Так нельзя.

– Я сказала, пойдите вот, – в сердцах топнула ножкой Прасковья.

– Но, позвольте.

– Я ни чего вам не позволяю, оставьте меня, сию же минуту.

– Ну, знаете ли.

Густав был возмущён, ожидая совсем другого приёма. Ещё ни кто так с ним не обращался и не выставлял его за дверь. Барон небрежно схватил корзинку с цветами и, развернувшись на каблуках, собирался покинуть шатёр.

– Ах, постойте, – вспомнив о просьбе брата, остановила гостя княжна. – Извините меня подполковник.

– Что вы фройляйн, во всём виноват только я, – вновь оживился барон.

– Оставьте цветы, они и вправду великолепны.

– Я рад услужить вам.

– Раз вы посетили меня, значит у вас ко мне какое-то предложение.

– Вы очень проницательны.

– Так, что вы желаете?

Прасковья Григорьевна с презрением наблюдала за гостем, которого распирала от низменных желаний. Его манеры были вульгарны, внешность отвратительна. Ей хотелось быстрее избавиться от этого гнусного курляндца, но она обещала похлопотать за брата и поэтому, хотя и с трудом, вынуждена была терпеть его присутствие.

– Смелее барон, раскройте мне цель своего визита. И пожалуйста, без утомительных церемоний. Говорите напрямую.

– Определённо вы фройляйн Прасковья мне нравитесь всё больше и больше, – брызгая слюной от удовольствия, поедал глазами молодую барышню Густав. – Мне нравятся решительные дамы, такие как вы. По правде говоря, я не люблю долгих уговоров. Это утомительно.

– Я вас слушаю.

– Милая фройляйн Прасковья сегодня во время конной прогулки я желал бы видеть вас в своём эскорте.

– Боитесь, что вас вновь сбросит лошадь, и вы окажетесь без помощи.

– Этому не бывать, – задетый за живое, резко ответил курляндец.

– Я не хотела вас обидеть.

– Что вы фройляйн, как можно обижаться на вас, – лукаво улыбнулся барон. – Так, что вы мне ответите?

– Знаете подполковник, пожалуй, я приму ваше приглашение, но мне одной может быть скучно в обществе ваших гвардейцев.

– Ах, не называйте меня так.

– Как именно?

– Обращение подполковник слишком официально.

– Как же мне вас величать?

– Называйте меня Густавом.

– Хорошо Густав.

– Так-то лучше.

– Но вы Густав не ответили на счёт моего общества?

– Просите, что угодно.

– Я бы предпочла, чтобы в вашей свите, кроме меня, состоял и мой брат князь Борис Григорьевич Мамаев. Так мне будет спокойней.

– Это проще простого, – развёл руками барон. – Я сию же минуту назначаю его своим адъютантом.

– Ещё одна просьба.

– Всё что угодно.

– Мне бы хотелось, чтобы весть о своём новом назначении, мне сообщил лично мой брат князь Борис.

– Считайте, что он уже стоит у вашего шатра, дожидаясь вашей аудиенции.

– Благодарю, – Прасковья с трудом выдавила из себя улыбку.

– Позвольте вашу ручку.

Княжна разрешила поцеловать гостю свою руку, лишь бы быстрее выпроводить барона из своих покоев.

Вполне довольный визитом барон Густав, в предвкушении будущих любовных утех, покинул шатёр княжны.

Одно дело было сделано, оставшись одна, рассуждала Прасковья. Брату она помогла. Борис будет доволен. Она выполнила свой сестринский долг. Но решение одной проблемы, породило другую. Намерения барона в отношении своей персоны княжне были вполне ясны. Всё пошлые желания это курляндского конюха были написаны на его мерзком лице. Он был так уверен в своём могуществе, что даже не пытался прикрыть свою наглую физиономию, маской добродетели. За должность для брата предстояло расплатиться самым дорогим, своей честью. А этого княжна Мамаева допустить не могла. Не так она была воспитана. Она, отпрыск древнего и знатного рода, русская княжна, и не могла отдать себя в руки безродного выскочки.

Не придумав, что следует предпринять, чтобы обезопасить себя, Прасковья решила обратиться за помощью к своей патронессе.

– Ну и пройдоха этот барон Густав, – выслушав рассказ своей фрейлины, рассмеялась Елизавета Петровна. – Ай да курляндец. Он полагает, что подарив ночь любви, тем самым отблагодарит тебя.

– Ваше высочество, матушка Елизавета Петровна, мне не до веселья, – сама еле сдерживала смех Прасковья. – Как избавиться от этого наглеца? Посоветуй матушка, что делать?

– Я тебе помогу, не волнуйся милая Прасковьюшка. Отошлю тебя с каким-нибудь поручением. Пусть тебя Густав поищет.

– Спрятаться один раз можно, но вечно прятаться нельзя.

– Да махни на него рукой.

– Нет, этим курляндца не отвадишь.

– Побесится и забудет.

– Ваше высочество, полагаю, что с Густавом этот случай не подходит. Моё отсутствие его только раззадорит.

– Может ты и права, – согласилась великая княжна.

– Вы самая проницательная из женщин, – чтобы более заинтересовать свою патронессу, решилась на лесть княжна Мамаева. – Вы лучше всех разбираетесь в мужчинах. В этом вам нет равных.

– Да у меня большой опыт, – улыбнулась Елизавета Петровна, оценка фрейлины ей очень понравилась.

– Тогда подскажите, как следует мне поступить с бароном?

– Мы проучим этого бывшего конюха, – хитро прищурилась великая княжна. – Этот безродный курляндец слишком высоко взлетел.

– Надеюсь, это будет не опасно для вашей особы.

– За меня не переживай, государыня не позволит курляндцам обидеть меня. Она знает, меня любят гвардейцы, я дочь Петра Великого.

– Но императрица очень привязана к своему камергеру Эрнесту, а он родной брат барона Густава.

– Тем более пора покончить с этими выскочками. Отправим их опять в конюшню, там им самое место.

– Ой, матушка Елизавета Петровна затеваете вы опасную игру.

– Я люблю опасные игры, – рассмеялась великая княжна. – Давно пора пощекотать нервишки нашей государыни и напомнить о себе. Я давно ждала подходящего случая. И благодаря тебе такой случай представился. Одним махом разделаемся с курляндцами, на радость моим сторонникам.

– Дай да Бог, – перекрестилась Прасковья.

– Хватит грустить, – засмеялась великая княжна. – Мы молоды и прекрасны, и нам грешно печалиться. Жизнь нужно прожить весело и беззаботно.

Молодых барышень уже ждали их кавалеры, на полянке, под исполинским дубом, был накрыт роскошный стол, вино и лёгкий флирт, сгладили все тревожные мысли.

Царская охота набирала свои обороты. Развлечения, застолья, танцы, фейерверки, конные и речные прогулки совсем раскрепостили публику. Отдых на природе всегда благотворно влияет на состояние человека, но перенасыщение удовольствиями может подорвать моральные устои.

Императрица Анна Иоанновна большая любительница плотских утех, всячески поощряла любовные интрижки своего окружения. Она наслаждалась рассказами своих приближённых об их любовных победах. При царице состоял целый штат придворных сплетниц, с подмоченной репутацией, собиравших интересные слухи по всей столице, чтобы в красочных подробностях всё пересказать государыне. А на царской охоте, такие пикантные связи возникали между противоположными полами гораздо чаще. Этому способствовала сама обстановка, полностью раскрепощая людей, освобождая, как им казалось, от ложного чувства стыда и морали. Пресыщенная жизнью придворная знать желала развлечений и удовольствий. Жизнь им казалась такой короткой, что в ней не было места для прелюдии, нудных ухаживаний и романтических вздыханий. Всё нужно было получать сразу, без утомительных усилий. Немецкий рационализм, привнесённый в страну прибалтийским окружением императрицы, вытеснил всякий намёк на приличия и мораль. Грубость и хамство, стали обычным делом в отношениях между дамами и кавалерами. Невзначай шлёпнуть барышню по заднему месту стало проявлением удали и своеобразным знаком внимания. Привыкшие быстро удовлетворять свои желания кавалеры не церемонились с дамами своего сердца, превратив их в барышень своего желания. Поэтому не собрался церемониться с княжной Мамаевой и барон Густав. Он считал себя истинным военным и относился к дамам как к неприятельским крепостям, которые следует взять и разрушить одним наскоком, лихим броском, не прибегая к долгой и нудной осаде.