Мне скучно.

Зевнув, я перевожу взгляд с одного из этих умников на другого. Изображаю улыбку. Мне фальшиво улыбаются в ответ. Все это – лишь игра. Общепринятая, а потому крайне примитивная и не требующая особого умственного напряжения забава. Обычно ее напыщенно именуют социальной психологией. И если честно, я не особо рвусь участвовать в этой игре, но иного выхода у меня попросту нет.

Что мне интересно, так это скользящие вдоль стен тени – извивающиеся, подобно гигантским тропическим змеям, и принимающие самые причудливые формы и очертания. Я украдкой наблюдаю за ними, не без содрогания обнаруживая в их недрах хищный оскал моего альтер эго, всюду следующего за мной по пятам…

– У вас было все!

Сказано это с долей восхищения и зависти, а вместе с тем и не без высокомерия, даже презрения.

Было.

Отвернувшись от теней, что уже принялись нашептывать мне свои пугающие истории, окончательно сбитый с толку я смотрю на людей. Неужто эти представители породы умственно отсталых, гордо зовущие себя докторами, профессорами, всякого рода специалистами, взаправду считают, будто понятие «все» подразумевает одно лишь материальное благосостояние? Судя по всему, так и есть. Что ж… – таков этот мир. Мы его создали, нам в нем и жить.

Как ни крути, а они меня мало заботят, и потому с возросшим воодушевлением я снова прислушиваюсь к изменчивым теням, как и к скопившемуся в углах комнаты мраку. Несмотря на явную клишированность образа, мне страшно, но и… любопытно – любопытно, что же поведают мне на этот раз; любопытно, насколько ужасной и запутанной окажется очередная история.

– Попытайся вспомнить, – слышу я шепот.

***

1995 год:

– Леха, в этом пруду жук-плавунец точно не водится.

– С чего бы?

– Да сам посуди, откуда ж ему тут взяться? Сплошное мелководье, тины практически нет, а из живности лишь комарье да мошкара.

– Может, еще поглядим?

– Да впадлу как-то. Это ж не пруд даже, а какое-то городское болото. Сплошной тухляк!

– Хм… твоя правда. Обломно, конечно. И че теперь делать? В деревню не сгоняешь, а в этом мерзком городе ни одного тебе нормального пруда не сыщется.

– Есть у меня идейка.

– Ну и?

– Мне дружбан вчера пару кассет с ужастиками подогнал, можно позырить.

– Ужастики?

– А что?

– Фиг его знает, не очень-то я люблю ужастики.

– Да брось ты, Леха! Маленький, что ли? Все равно делать особо нечего, а в ужастиках – там тебе и чудища всякие, и кровищи дофига. В крайнем случае всегда найдется над чем поржать.

– Ладно, уговорил…

***

Сейчас:

В воспоминаниях я нередко возвращаюсь к этому короткому диалогу, состоявшемуся одним жарким днем, казалось бы, тысячу лет назад.

В том недосягаемо-чарующем прошлом, обычно увлеченные ловлей всевозможных жуков, мы с моим другом Лешей изнывали от скуки в душной городской повседневности – сказывалась привитая сердобольными бабушками и дедушками любовь к деревенским просторам, которых по ряду причин мы оказались лишены. Не зная, чем еще себя занять, мы обратились к единственному возможному в такой ситуации развлечению – к кино. Зарубежные низкобюджетные фильмы ужасов в переводе Володарского и Гаврилова, Михалева и Горчакова пришлись мне по вкусу, и даже больше – они пробудили во мне некий, спящий до поры до времени талант. Невольно запустив механизмы моего буйного воображения, эти фильмы заставили меня фантазировать, а чуть позже и сочинять.

Всего лишь потертая видеокассета с записанными на ней двумя ужастиками – сущая нелепость, сплошная бессмыслица!

Но именно с этого все и началось.

***

Три дня назад:

– И о чем они тебя спрашивали?

Когда я вошел, она, уютно устроившись на диване, размеренными движениями маленькой кисточки наносила на ногти лак.

И не показалось ли мне, что в последнее время она стала слишком много внимания уделять своей внешности? Или же это я – вечно витающий в облаках писатель, а по совместительству непутевый муж – наконец-то заметил, что моя жена в первую очередь женщина, а значит, ничто женское ей не чуждо?

Сняв пальто и скинув ботинки, я швырнул ключи от машины на стойку и прошел в комнату. Мгновенный слепок реальности: телевизор на стене – огромная плазменная панель – крутил очередную рекламу, на кофейном столике красовалась полупустая бутылка из-под вина, а за окнами в расцвеченный маслянистыми огнями город бесшумно вползала туманная ночь.

– О чем спрашивали? – с запозданием отозвался я. – Так все о том же, Вишенка: сколько вымысла в моих сюжетах, не страшно ли мне спать по ночам, излюбленное – откуда у меня берутся идеи… Э-эх, Алана Мура на них не хватает!

– Все?

– Ну и, естественно, классический вопрос: как я стал тем, кем являюсь.

Еще один слепок: в ванной комнате бурлила джакузи, а ионизатор воздуха источал едва уловимый аромат пластика…

Я знал, что в будущем обязательно использую все эти слепки для большего натурализма в своих текстах. Ведь имитация реальности – достоверность, правдоподобие, как ни назови! – является одной из важнейших задач всякой, тем более вымышленной, истории. И разве среди прочего не достигается она за счет ненавязчивого, но тщательно выписанного окружающего пространства?

– И что ты ответил? – Оставив ногти в покое, жена насмешливо посмотрела на меня.

В первый же день нашего с ней знакомства я был поражен силой ее взгляда – невероятно проницательного, срывающего с тебя все покровы и маски, а при желании способного изничтожить, – потому и думать не думал что-то от нее скрывать или отделываться проходными шутками.

– Правду, – просто сказал я.

– Надеюсь, не как обычно? – вздохнула она, демонстративно закатив глаза и откинув голову на спинку дивана.

И не показалось ли мне, что на ее тонкой шее, резко контрастируя с фарфоровым цветом кожи, алел овальной формы синяк, которого, готов поклясться, еще утром там не было?

Решив, что в последнее время мне слишком многое кажется, я с виноватым видом улыбнулся:

– Угу. Я опять сказал им, что для того, чтобы стать мной, мне всего-то потребовалось сойти с ума.

***

1995 год:

– Слушай, а ведь не так уж и плохи эти твои ужастики. И сиськи в наличии, и литры кетчупа, да и поугарать есть над чем.

– А ты думал!

Не обращая внимания на призывы ярких солнечных лучей, отчаянно прорывающихся в пыльную комнату сквозь плотные занавески, мы плюхнулись на диван и включили старенький китайский телевизор.

– Че зырим сегодня? – поинтересовался Леха.

– «Пятница тринадцатое», – ответил я и даже попытался изобразить дьявольский хохот: – Уха-ха!

А где-то в глубине души уже зрело понимание, что если для Лехи все эти ужастики лишь развлечение, то для меня они нечто большее – что-то совершенно иное, по-своему определяющее меня как личность.

***

2000 год:

Я с жадностью ловил каждый ее взгляд, каждое мимолетное движение – будь то покусывание губы или почесывание мочки уха, даже подергивание отдельных мышц на лице – и не мог дождаться, когда же она наконец дочитает. За это время я трижды прокрутил в голове всю историю, скрупулезно разобрал каждого из героев и даже умудрился пройтись по стилистике – и все это с целью выявить сильные и слабые стороны моего рассказа. Но, как бы я ни старался отыскать изъяны, во всех смыслах рассказ по-прежнему казался мне безупречным, если не сказать шедевральным. И потому, тот итог, что она подвела, был настолько ошеломляющим, что я решил, будто ослышался.

– Очень примитивно.

Она выжидающе глянула на меня.

– Э-эм… В каком смысле, примитивно?