– И что вы такого нашли? – я зашла к ним, укладывая телефон на место.
– Шаманка Роутег, всего два дня в нашем городе! – крикнула Таня и достала из сумки три яркие бумажки. – Мы все идем, ты тоже, – она помахала билетами перед моим носом, от восторга закатывая глаза.
– Вы с ума сошли?! – охнула я, опускаясь на стул.
Тяга к паранаукам и мистике у подруг была всегда. Я же их рвение не разделяла, но сильно и не высказывалась. У каждого свои мысли, но я если честно побаивалась всех этих магов, колдунов и экстрасенсов. Не дай бог, мою карму нарушат, что потом? И так не мед. Да и не верила сильно в это все. Честно соглашалась на психологов, коучей и разного рода спикеров, пытающихся трансформировать мое сознание, но шаманка Роутег – это уж слишком.
– Ты, что! – Таня уставилась на меня, округлив до предела свои зеленые глаза. Они стали напоминать фарфоровые блюдца с темной каемочкой. По ее возмущенному и выразительному взгляду, я поняла, что сказала какую-то оплошность и сразу ушла в замешательство. Уходила я в него регулярно, когда моя точка зрения не совпадала с окружающими. Огромной проблемой для меня было то, что отстаивать это мнение я не умела. В замешательстве это вообще не получалось, и, как правило, возвращалась я из него, ведомая собеседником в нужном ему направлении. Но на сей раз я, решив остаться при своем, потому что шаманы – это плохо и неестественно для нашей местности, тоже округлила глаза, повторяя за Танькой.
– Ты не понимаешь, это шанс, второго не будет! – глаза подруги стали еще больше, и у меня включился азарт, кто победит в этом негласном соревновании по округлению глаз, и приложив усилия, я еще больше увеличила диаметр своих.
– Ты говорила, второго не будет, – не моргая и не снижая интенсивность растягивания век, возмутилась я. – Когда вы заставили меня на католическое Рождество, ночью закопать перед домом два яйца, на привлечение потенциального жениха с потенцией! Со мной теперь тетя Валя с пятого этажа не здоровается. Все в окно увидела. Ходит в ЖЭК, анонимные записки пишет, что, мол, в доме ведьма, и надо принять меры.
– Но мы же не знали, – подхватила Оксана. – Что в три часа ночи есть ненормальные соседи, которые не спят!
– Ну да, а закапывают яйца в заледеневшую землю в три часа ночи нормальные?! – не сдавалась я.
– Санек, милая, успокойся, – тут же сбавила обороты Оксана и взяла меня за плечи. Это был ее коронный ход, которому я не могла противостоять. Я напряглась, обещая себе не сдаваться. – Ты пойми, Роутег шаманка в третьем поколении, она очень известная, и я не понимаю, почему ты не рада. Мы с таким трудом достали билеты, ведь к ней не пробиться! А сколько известных людей у нее обслуживалось? Сама Арина Беляева была, и какие крутые перемены у нее в жизни потом были, помнишь? Ну что, может, пойдем?
Я не помнила, какие крутые перемены были у Арины Беляевой, и, если честно, я не помнила саму Арину Беляеву и вообще не понимала, кто это такая. Но под мягким давлением подруги стала чувствовать, как по сине пошло тепло, а внутри стало появляться согласие. «Вот так всегда!» – я мысленно топнула от досады ногой на свою слабохарактерность и утвердительно кивнула.
Телефон зазвонил так резко, что рука непроизвольно дернулась и чашка выпала на пол. Гена чертыхнулся и поднес аппарат к уху.
– Слушаю, – как всегда коротко сказал он.
– Ты куда делся с праздника, беглец? – возле уха, со свойственным Юльке придыханием, мелодично понесся ее голос.
– Устал, поехал спать. Вы долго еще были? – он присел и стал собирать рассыпавшиеся возле ног осколки свободной рукой.
– Нет, без тебя скучно, – хихикнула Юлька. – Там по мониторам звонили, – ее голос тут же изменился, опустился на полтона и приобрел серьезный оттенок.
– В смысле? Не понял.
– Звонят с театра, просят поставить еще два монитора на балкон, чтоб и там видно было. Сказали, на полторы тысячи человек двадцать мониторов мало. Я звонила Юре, чтоб тебя не трогать, но он, наверное, еще спит после праздника.
– Конечно, какой нормальный человек после Нового года о мониторах думает, – протянул Гена и сбросил остатки чашки в ведро.
– Ну спасибо, – наигранно обидевшись, пропела Юлька. – То есть, по-твоему, я ненормальная.
– Ты нормальней всех нормальных, – ретировался шуткой Гена. – Я сейчас поеду в офис, займусь этим вопросом. Обзвони всех ответственных, на час совещание, чтоб к двум были готовы к старту. И никаких – спит. Все, праздники закончились. Масштабное мероприятие, надо работать. Хотя, если честно, вообще не понимаю, полторы тысячи человек по сто долларов за вход, и куда? На ведунью шаманку? Которая на сцене театра выступает. Еще и третьего января. Что только не придумают.
– Ты что! – Юлька аж крикнула, от чего засвистело в ухе. – Это же сама Роутег! Ты разве не слышал, какая она крутая?! Я лично с удовольствием пойду. Она же прям судьбу изменить может.
– Юль, – протянул Гена, понимая, что объяснять не стоит, но ум, переполненный информацией, требовал. – Ну, о чем ты говоришь. Ты вообще понимаешь, что такое шаман? Если верить религиозным верованиям, а точнее Википедии – это человек, способный в состоянии транса общаться с духами и излечивать болезни. Юль, с духами, ну разве не смешно? Двадцать первый век на улице. Но если на то пошло, ты знаешь, что такое камлание?
– Нет, – тихо протянула собеседница.
– Камлание, это ритуал, в силу которого душа шамана покидает тело. Мне почему-то казалось, что это должно происходить на природе, где-то далеко от цивилизации. Не знаю, может, это мое мнение, но в театре оперы и балета шаман ну как-то не очень смотрится. Да и какие вообще шаманы? Юль, где они, а где мы? Это все развод чистой воды. Я не верю во всю эту белиберду – духи, транс, ритуалы, предвидение и исцеление. Таблетки тебе в исцеление. Шоу на такое количество людей вообще вызывает много вопросов. Ну это же обычный сруб денег, неужели ты не понимаешь?!
– Не понимаю, – не отпуская наигранную обиду в голосе, сказала она, и Гена мысленно увидел, как Юля надула свои пухлые, всегда красные губки. – Я верю, а ты зануда и ботан!
– Ну веришь – и ладно, – согласился он с первым и вторым. – В час в офисе! Без опозданий.
Гена отключил телефон и непроизвольно улыбнулся. До чего же смешные люди. Его аналитический ум программиста не позволял это понять. Но заказ масштабный, платят отлично, работа – она и в Африке работа, а деньги – они и в Африке деньги, и неважно от Роутег или президента Пенсильвании.
В театре была нереальная суета и столпотворение, и это, несмотря на то, что до начала еще четыре часа, а все эти бегающие, прыгающие, кричащие, нервно отключающие и включающие телефоны, передвигающие мебель и распутывающие провода люди были сотрудниками, которые занимались организацией этого мероприятия.
Гена приехал позже своих подчиненных минут на пятнадцать. Ребята уже принялись развешивать мониторы, протягивать кабеля и настраивать интернет. На пороге его встретил директор театра, Вениамин Александрович, невысокого роста мужчина с динамичной мимикой и большой блестящей плешью на голове, прикрытой зачесанными набок волосами, которые постоянно оттопыривались от ветра или поднимающихся бровей.
– Я так волнуюсь, – он схватился театрально за сердце и открыл Геннадию дверь. – Это такое событие, такое! Меня удар хватит.
Гена повернувшись к директору, улыбнулся, чтоб скрыть свое непонимание и отношение к происходящему.
– Ну что вы, не волнуйтесь, – он похлопал плотного мужчину по плечу. Директор так расчувствовался поддержкой самого Геннадия Олеговича, что отпустил дверь, которая, подтягиваемая тугой пружиной назад, этому Геннадию Олеговичу в лоб со всего размаха и въехала. Схватившись рукой за голову, Гена вскрикнул и отступил назад. В глазах резко потемнело, и на какой-то момент он выпал из реальности.
– Ох, как неловко, как неловко! – затрещал Вениамин Александрович, хватая Гену за руку и затаскивая в холл. – Женечка, – громко крикнул он куда-то в длинный коридор. – Лед, срочно! Человеку плохо!
