– Ты заметил, что у нас с тобой глаза… одинаковые?

Он вновь улыбается.

– Поэтому я и не мог выбросить тебя из головы. Я никогда не встречал таких глаз. Считал себя каким-то мутантом, что ли. В больнице, когда ты спасла моего сына, я просто не мог заставить себя смотреть куда-то еще. Думал, так не бывает.

– Мутантом?

– В школе у меня было такое прозвище.

Я запрокидываю голову и смеюсь.

– А меня называли ящерицей.

– Ящерицей?

– В начальной школе кто-то ляпнул, что колдунья превратила ящерицу в человека, но с глазами вышел конфуз. Так получилась я.

– Ящерица звучит обидно.

– Я сказала этому сказочнику, что до сих пор дружу с колдуньей, и, если он будет лезть ко мне и обзываться, я попрошу ее превратить его в лягушку или в червяка.

Настал его черед смеяться.

– А ты находчивая.

Смотрю на время.

– Мне действительно уже пора.

– Давай я поймаю тебе такси.

– Моя машина у полицейского участка.

– Тогда я тебя провожу.

– Я могу за себя постоять, – снова улыбаюсь.

– Не спорь. – Он помогает мне надеть куртку, надевает пальто и кидает несколько купюр на столик.

Мы выходим на улицу и неспешно идем рядом.

– Ты всегда работаешь так допоздна?

– Полицейские патрули работают в три смены, по восемь часов каждая. Первая – ночная – с одиннадцати вечера до семи утра, вторая – с семи утра до трех дня. И третья – моя – с трех дня до одиннадцати вечера.

– То есть, кто-то пожизненно работает лишь в ночь?

– Если есть желание, то да. Но, в основном, смены меняют между собой. Я отбила свое место в третьей. Пока не хочу ничего менять.

– Всегда было интересно, как люди приходят к тому, чтобы работать в полиции.

Поежившись, прячу нос в огромный шарф.

– Не знаю. Всегда хотела быть полицейским, – выпаливаю я.

Вот так. Наша первая встреча, а я уже обманываю его.

– Правда? Здорово. Тео теперь тоже хочет быть полицейским. Он так впечатлен тем, что вы сделали. Решил – это лучшая работа на свете. Вы помогаете тем, кто в этом нуждается.

– В нашей работе чаще нужно наподдать кому-то. Пусть подумает над профессией пожарного или доктора.

– Может, ты сама ему об этом расскажешь?

Опять прячусь в шарф, чтобы он не видел, как я расплываюсь. Боже, мне что, шестнадцать лет?

Не дождавшись от меня ответа, он останавливается и поворачивается ко мне. Я делаю то же самое. На улице темно, в свете фонаря вижу, как в его глазах горит внутренний огонек. Вновь испытываю непреодолимое желание стать мотыльком и сгореть в пламени этого огня.

– Салли, – наконец произносит он, – Я все это время думал о тебе. И сегодня думал, едва смог дождаться вечера. Я рад, что мы встретились, рад, что ты пришла в кафе. Я очень хотел бы встретиться с тобой еще.

Смотрю себе под ноги и носком ботинка ковыряю грязный стоптанный снег. Внутри меня борются две противоположности. Салли страдающая – та, что похоронила себя пять лет назад вместе с Сэмом – категорично отказывается продолжать это знакомство. А та Салли, которая хочет жить и быть счастливой, готова прямо сейчас упасть в объятия мужчины, стоящего передо мной, Первая говорит, что довольно этих попыток построить отношения, все равно выходит одна ерунда. Но вторая, воскрешенная и излеченная жизнелюбием Патрика, верит, что не все потеряно.

Надо мной звучит голос Чарльза – мягкий, в то же время сильный. Он проникает прямо в мое сердце и заливает его теплом. Звук его голоса помогает второй Салли одержать победу.

– Все в порядке?

– Да. Да, все хорошо.

– Мы еще увидимся?

Поднимаю на него глаза и чуть склоняю голову набок. Уголки рта сами тянутся в разные стороны.

– Я думаю, что да.

Улыбка озаряет его лицо. Готова поспорить, что он еле сдерживается, чтобы не подпрыгивать.

– Ты дашь мне свой номер телефона?

Быстро, чтобы не передумать, произношу цифры, на что Чарльз смеется.

– Подожди, я не успеваю. – Он достает из внутреннего кармана ручку, – лучше запиши.

– У меня нет бумаги или чего-нибудь в таком духе.

Он протягивает мне левую руку и широко улыбается. На гипсе уже красуется художество его сына – рисунок автомобиля и надпись «Тео». На ладони, ближе к мизинцу пишу свой номер.

Мы подходим к моей машине.

– Ну вот, пришли. Постой. А как ты будешь добираться? Ты, наверное, пока не можешь водить?

– Я возьму такси, не переживай.

– Я могу подвезти тебя.

– Не нужно. Ты после смены, тебе нужно отдохнуть. Я могу и прогуляться, сегодня отличный вечер.

– Смеешься? Такой холод, зуб на зуб не попадает.

Вместо ответа Чарльз склоняется ко мне и легонько целует в щеку. От этого невинного касания мое сердце падает вниз. Я слышу запах его лосьона, он пахнет кедром и корицей. Дивный окутывающий горьковато-сладкий аромат. Чувствую тепло его кожи, мягкость его губ. От удовольствия я прикрываю глаза.

Он прерывает поцелуй и негромко говорит мне на ухо:

– А мне очень тепло.

Совершенно растерянная, я не знаю, что мне делать. Одновременно и одинаково сильно я хочу как поцеловать этого мужчину по-взрослому, так и сесть в машину, уехать и больше никогда не видеть его.

– Чарльз, я…

– Спокойной ночи, Салли. – Он берет меня за руку и целует мои пальцы.

– Спокойной ночи.

Не в силах больше это выносить быстро сажусь в машину и уезжаю, не оглянувшись, но чувствуя спиной, что он провожает меня взглядом.

***

Подходя к дому, сталкиваюсь с Патриком и собаками.

– Чего это вы, ребята, так поздно гуляете?

– Эти комки шерсти разыгрались, мне было жалко обламывать им такое веселье.

– Замерз?

– Не то слово. – Он внимательно смотрит на меня. – Ты отлично выглядишь. Давно не видел тебя такой довольной.

Внезапно я понимаю, что продолжаю улыбаться. Улыбка не сходила с моего лица всю дорогу до дома. И сейчас вряд ли сойдет.

– Я ужасно хочу есть. Найдется, что перекусить?

– Конечно, идем.

Я сижу у Патрика в кухне на полу и глажу обеих собак, положивших свои прекрасные морды мне на бедра.

– Значит, он тебя покорил.

– Не знаю, что со мной. Мне тридцать лет, а я как школьница растаяла от поцелуя в щечку. Не могу перестать улыбаться. Я смущаюсь, когда он говорит что-то приятное. Я… Патрик… – замолкаю. Следующую фразу произношу уже шепотом, – Я хочу утонуть в нем.

– Так утони.

Качаю головой.

– Предпочитаю дышать воздухом Нью-Йорка, а не кем-то. Это намного безопаснее.

– Когда ты испытывала такое в последний раз?

Пожимаю плечами.

– Не помню.

Вранье. Я прекрасно помню, когда и кому готова была отдать свое сердце на блюдце. Я так же прекрасно помню, чем это закончилось.

По взгляду Патрика понимаю, что он не поверил в мою ложь. Он ставит тарелки на стол и садится на пол рядом со мной. Булка тотчас перемещается к нему на колени. Мой друг треплет свою питомицу по шее и говорит, глядя на нее:

– Знаешь, Сэл. Я понимаю, что отношения без чувств – такие как были у тебя с Бо – это гораздо легче. Еще легче – то, что у тебя с тем пожарным, Джимми. Я не хочу на чем-то настаивать или уговаривать тебя, давить – тем более. Но ты не хуже меня знаешь, что отношения, основанные на сильных чувствах – это нечто настоящее. Это то, что может снова наполнить тебя, восстановить то, что разбито у тебя внутри.

– Мы встретились всего раз. О каких чувствах ты говоришь?

– О тех, что заставляют тебя улыбаться вот так. Видела бы ты себя. Мы познакомились уже после того, как с тобой случилось это ужасное несчастье. Я много раз видел, как ты улыбаешься и смеешься. Но такой я вижу тебя впервые. Я почти уверен, что с Сэмом когда-то ты улыбалась именно так. Подумай, может, это все неспроста? У тебя было много парней за этот период. Но ни один так на тебя не действовал. Ты ведь хочешь снова с ним увидеться?

Киваю.

– Патрик, я боюсь, – еле слышно шепчу я и чувствую, как подступающие слезы начинают щипать глаза.