Вслед за хозяйкой капитан прошёл в комнату и расположился за столом, а Кондратьева уселась на диван напротив. Она явно волновалась и от волнения не знала, куда деть свои руки, которые слегка подрагивали и машинально гладили обивку дивана. Заметив это, Лужнецкий как можно доброжелательнее и мягче спросил:

– Елена Константиновна, вы не могли бы рассказать подробнее обо всем, что знаете в связи с… происшедшим? Я понимаю, вы взволнованы, но от вашего рассказа во многом зависит, как скоро мы разыщем преступника… Вы в состоянии дать показания?

– Да-да, спрашивайте, – ответила она и достала платок из кармана халата, промокнув им набежавшую слезу.

– Расскажите всё, что вы знаете, что слышали, видели… Мы сначала просто побеседуем, а потом я составлю протокол, и вы с ним ознакомитесь. Хорошо?

– Хорошо… – тяжело вздохнула Кондратьева и, помолчав, начала: – Значит, так, вчера вечером я была дома и смотрела телевизор, а когда началась реклама, пошла на кухню, чтобы поставить на плиту чайник. Окно выходит во двор как раз напротив подъезда, и я увидела, как возле него остановилась красивая машина. Знаете, такая вся… блестящая, переливающаяся… Я не очень-то разбираюсь в машинах, но это точно какая-то иномарка…

– Извините, а какое отношение это имеет к происшедшему? – спросил Лужнецкий, хотя прекрасно понимал, что упомянула машину свидетельница не случайно. – Разве мало машин подъезжало к дому за день?

– В том-то и дело, что имеет! – взволнованно воскликнула Кондратьева. – С этого-то всё и началось… Видите ли, на этом автомобиле к Катеньке приехал её новый кавалер. Я его видела раньше, но не на машине…

– Постойте, Елена Константиновна, что значит "новый кавалер"? Если я правильно понял, она раньше встречалась с другим мужчиной?

– Ну да. Димку её я хорошо знаю, да и не только я, а все соседи. Они давно встречаются.

– А как фамилия этого… Димы? – спросил Лужнецкий и раскрыл блокнот.

– Кажется, Горин, – ответила Кондратьева. – Ну да, Горин. Хороший парень, скромный и уважительный, не то что нынешняя молодежь. Катя встречалась с ним года два, вроде бы хотели пожениться, да всё откладывали. Хотели создать семью не на пустом месте, а… подготовить базис. Сами понимаете, сейчас трудно себя-то прокормить, а уж семью…

– А этот Дима хорошо зарабатывал? – спросил Лужнецкий.

– Я в чужие карманы не смотрю, но не думаю, что много. На "нового русского" он явно не похож, а вот новый ухажер Катюши точно из этих… Как он появился, так у Кати с Димой начались размолвки. Да и то, верно, кому понравится, если у тебя уводят девушку? А Катя… Мне кажется, что она специально дразнила Диму. Я ей как-то сказала, что это к добру не приведёт, и вот…

– Ну, хорошо, Елена Константиновна, в общих чертах я понял ситуацию. Давайте вернемся непосредственно к случившемуся. Что произошло потом, после приезда соперника Горина? И, если помните, в каком часу он приехал?

– В каком?.. – Кондратьева, наморщив лоб, с минуту помолчала. Наконец, вспомнив, она ответила, смущенно улыбнувшись краешком губ. – Ах, память… Конечно же, он приехал около девяти, потому что как раз закончились мультики и началась реклама перед "Временем", а я пошла на кухню. Потом я пила чай и слышала, как Катя разговаривала с этим… Олегом. Они тоже были на кухне, она рядом с моей через стенку, потому и слышала.

– Понятно. А они не ссорились?

– Да нет, наоборот… Они даже смеялись, хотя слов я и не разобрала.

– И что дальше? – поторопил Лужнецкий.

– Ну, они просидели там с полчаса, а потом он ушёл. Я слушала прогноз погоды, когда хлопнула дверь на площадке. У нас слышимость, знаете ли… – снова смутилась Кондратьева.

– А когда закончилось "Время", я уже ложилась спать, как друг услышала, что у Кати опять кто-то есть. Говорили на повышенных тонах, вроде как ссорились, но я тогда не очень-то вслушивалась, не мое это дело, знаете ли… А потом я услышала, как кто-то закричал: "Я убью тебя!" Знаете, такой жуткий крик, хотя, конечно, в моей спальне он был слабо слышен.

– А вы могли разобрать, кто кричал, Елена Константиновна? – настороженно спросил Лужнецкий.

Кондратьева замялась, опустила глаза, руки вновь в волнении стали гладить диван. Тихо всхлипнув, она выдавила:

– Да, голос был похож на Димин… Я ещё подумала, что Катерина доигралась, довела парня до белого каления, вот он и сорвался. Должно быть, он их застал вместе, ну и не вытерпел.

– Вы уверены, что это был Горин?

– Да. Кто бы мог подумать, что у них зайдёт так далеко?! Молодые часто ссорятся, потом мирятся, но чтобы такое… Нет, я не могу поверить, чтобы Дмитрий совершил убийство. Это… это… – Кондратьева задыхалась от нахлынувших переживаний и снова приложила платок к глазам. Прошло минуты три, прежде чем она, немного успокоившись, тихо выдохнула: – Извините… Такое трудно вынести…

Лужнецкий сочувственно посмотрел на неё и мягко спросил:

– А что случилось потом, Елена Константиновна?

– Потом, – тяжело вздохнула свидетельница, – на площадке грохнула дверь, и всё стало тихо. Я довольно быстро заснула, так как за день подустала в хлопотах – провожала дочь на отдых в Сочи, да и вообще рано ложусь… А встала засветло. Я всегда просыпаюсь рано, а сегодня, словно что-то меня толкнуло… Лежу, ворочаюсь, за окном темно, и вдруг слышу – опять кричат. И крик, знаете ли, такой ужасный, душераздирающий… Я не сразу поняла, а только потом сообразила, что донёсся он из пятой квартиры. Встала, прислушалась, но крик больше не повторялся. Я подумала, что мне он почудился, и пошла на кухню выпить воды, а потом посмотрела в окно. Я не уверена, что увидела именно Димку, но, выходящий из подъезда мужчина был на него похож.

– Вы не рассмотрели его?

– Так темно же ещё было, но по фигуре и по походке – похож. По-моему, я видела его, да и… – не закончив, Кондратьева снова всхлипнула.

– Ну-ну, Елена Константиновна, спокойнее. Вы принимаете всё так близко к сердцу… Наверное, у вас с Екатериной Харитоновой были хорошие отношения? – поинтересовался Лужнецкий.

– А как же? Я ведь Катеньку с детства знаю. С её бабушкой проработали в школе четверть века, – ответила Кондратьева.

– Так она жила вместе с бабушкой? И где же та?

– Да, жила, но года три как нет больше Ирины Петровны… А квартирку свою она внучке завещала.

– Понятно… И всё же вернемся к тому моменту, когда вы услышали крик. Не припомните, когда это произошло?

– Что-то около четырёх. Ещё совсем темно было… Потом я занялась хозяйством, сготовила завтрак, поела и собралась в магазин, а на душе всё время какое-то беспокойство. Ну, вот и решила узнать: всё ли в порядке с Катюшей. Звонила, звонила, а она не открывает. А тут вышел сосед с третьего этажа, Иван Иванович, его квартира как раз над Катиной, увидел меня у её двери и сказал, что тоже слышал ночью какие-то крики. Я не знала, что делать, и решила позвонить в полицию. Вот, собственно, и всё, – закончила Кондратьева и с тревогой спросила: – И что же теперь будет с Димкой?

– В каком смысле?

– Его теперь надолго посадят?

– Ну, вина Горина ещё не доказана. Разберёмся. Если убийство совершил он, то его судьбу решит суд, а пока рано обвинять, кого бы то ни было, – ответил Лужнецкий и поспешил вернуть разговор в более конкретное русло. – Я сейчас составлю протокол, Елена Константиновна, вы с ним ознакомитесь и подпишетесь под своими показаниями. Хорошо?

– Да, конечно, – подавленно ответила она.

Лужнецкий заканчивал составление протокола, когда в дверь позвонили. Хозяйка тихо извинилась и, поднявшись с дивана, зашаркала в коридор, а вскоре вернулась в сопровождении лейтенанта Воробьёва. Лужнецкий мельком взглянул на него и понял, что тот пришел не с пустыми руками.

– Что у тебя, Влад? – спросил он, продолжая писать быстрым, уверенным почерком.

– Надо бы поговорить, Станислав Андреевич, – ответил лейтенант, давая понять, что информация конфиденциальная.