Теперь к ней пришел настоящий ужас.
Марта с содроганием увидела, что вместо лица мужа видит только его ухо – голова крутилась, куда хотела, и совсем не держалась на ватной шее. Она поняла, что у Фердинанда переломаны шейные позвонки и он мёртв. Желудок сжался до размера напёрстка и исторг из себя съеденный час назад кусок сладкого сырного пирога. Уши женщины заложило от страха.
Марта плохо помнит последовавшие за ужасной находкой события. Она дошла до туалетной комнаты, ее тошнило, заболела голова, ей пришлось долго умываться, затем убирать следы рвоты с раковины и пола. Время от времени она звала сына, прислушивалась к тишине, опять звала… Сколько времени прошло, точно Марта не знала. В очередной раз она ополоснула лицо холодной водой и в который раз позвала сына. Дом молчал. Марта острожно взглянула в сторону лестницы – тело Фердинанда лежало без изменения. Она поняла, что больше не может оставаться одна с покойником и прошла к телефону, чтобы вызвать полицию.
Полицейские приехали быстро. Они осмотрели место происшествия и сделали предварительный вывод, что хозяин дома не совсем трезвым упал с лестницы, – несчастный случай в быту. С появлением мужчин в униформе Марта немного пришла в себя и подтвердила, что муж последнее время часто выпивал. Дома, сказала она, кроме него, никого не было. Полицейских удовлетворили показания хозяйки. Они уехали, тело для вскрытия забрали специально вызванные ими служащие морга.
Хольгер в тот день явился домой около девяти вечера. Мать он не предупредил заранее, куда пошёл, что было для него совершенно несвойственно – Марта всегда знала, где он и с кем. Вернувшись домой, он тут же прошёл в свою комнату и лёг на кровать, не снимая обуви. Марта удивилась странному поведению сына. Она постучалась к нему, приглашения не услышала, вошла и встала у порога. Хольгер не шевельнулся и по-прежнему лежал обутый на кровати. Мать прислонилась к стене, осуждающе посмотрела на сына и скрестила руки на груди.
– У нас несчастье – отец умер. – Ответа она не услышала. Теперь Марта похолодела от неприятных догадок. Зная о не самых дружеских отношениях мужчин, она могла предположить, что угодно. – Где ты был так долго, с кем? Когда ты уходил, что делал отец? Вы, случайно, не поругались? Я беспокоилась, ты не собирался никуда уходить…
Молодой мужчина медленно сел на кровати. Он поворошил жидкие тёмно-коричневые волосы и повернул голову к окну:
– Ходил в кино.
– Понятно. – Марта помолчала и негромко добавила, сдерживая дыхание: – Мне кажется, или вы действительно поссорились с отцом?
Ответа не последовало и она осторожно спросила:
– Отец был жив, когда ты уходил?
Теперь Хольгер смотрел, не отрываясь, на стол, на котором стоял разобранный им радиоприемник. Спустя несколько долгих минут, так и не ответив матери, он задал встречный вопрос:
– А что случилось с отцом?
– Упал пьяный с лестницы и сломал шею.
– А-а-а, – протянул сын равнодушным тоном. – Где он сейчас?
– Полиция увезла на вскрытие.
– Зачем нужно вскрытие, если это несчастный случай? – встрепенулся Хольгер. В его глазах промелькнул страх.
– Так положено, – Марта глубоко вздохнула и отвела взгляд от вжавшего голову в плечи сына. – Будешь ужинать?
– Нет, ужинай одна. Если я тебе не нужен, то, пожалуй, лягу спать – что-то устал.
Марта кивнула головой и молча вышла из комнаты.
С этого дня она запретила себе думать о более чем странном поведении сына в день гибели Фердинанда. «С мужем произошёл обыкновенный несчастный случай. Лестница крутая, он споткнулся, упал и умер». – Марта без конца внушала себе эту мысль, постепенно сжилась с ней и, в конце концов, поверила в неё.
Больше на тему смерти Фердинанда ни Хольгер, ни Марта не разговаривали.
После похорон отца Хольгер начал вновь искать работу. Времени у него сейчас было достаточно. Марта не хотела оставаться одна в большом доме, поэтому не торопила. Теперь у неё, кроме сына, никого не было.
Прощание с отцом
Францу Хонелю исполнилось 97 лет. Высокий, суховатый старик с белыми, как снег, волосами с блекло-голубыми, выцветшими от старости глазами. Он жил в доме, состоящем из двух больших отдельных квартир. Одну из них занимал он, вторую – его 62-летний сын Клаус с женой Хельгой. Дети сына, Франк и Хайди, давно выросли, покинули дом и обзавелись семьями. Жена старого Франца, Элизабет, отдававшая всю жизнь любовь мужу и детям, умерла два года назад. Со смертью жены старик замкнулся, меньше разговаривал и двигался. Всё чаще он твердил сыну, что устал и не получает больше удовольствия от жизни. Франц говорил так не потому, что хотел привлечь к себе внимание – в семье старика любили, он верил в то, что говорил. Клаус Хонель как врач-кардиолог хорошо понимал пожилых людей – дожив почти до ста лет, можно устать от жизни.
С отцом и матерью у Клауса сложились тёплые и доверительные отношения. Он всегда против, чтобы старые родители переезжали в дом для престарелых. И вот мать тихо умерла во сне, отец остался один – впервые за последние семьдесят пять лет. Все годы, начиная со дня их свадьбы, он никогда не расставался с Элизабет, её смерть сильно подкосила его. Старик резко сдал, что неудивительно в его годы, потерял аппетит, стал забывчивым, не хотел больше выходить из дома в сад, чтобы, как раньше, посидеть на солнышке. Клаус возил отца раз в месяц на могилу матери. Тот долго стоял с низко опущенной головой у камня и что-то тихо шептал. Последние полгода отца приходилось привозить в инвалидной коляске. Ходил он всё хуже, жаловался на боли в спине и слабость в ногах.
– Папа, почему ты опять ничего не ешь? – Сноха придвинула тарелку с морковно-картофельным пюре и приготовленной на пару рыбой ближе к свёкру.
– У меня нет аппетита. Налей мне, пожалуйста, томатного сока.
– Съешь хотя бы рыбу – я специально для тебя на рынке купила. Свежий палтус на сливочном масле, как ты любишь… – Хельга протянула старику стакан с соком.
– Спасибо, – тихо поблагодарил тот. Он неторопливо выпил сок мелкими глотками и отдал пустой стакан. – Проводи меня в комнату, мне что-то нехорошо – голова кружится.
– Как же ей не кружиться, если ты ничего не ешь? – Хельга незлобно заворчала, взялась за ручки коляски и повезла свёкра в его комнату. – Мне придётся сказать Клаусу о твоей забастовке, может быть, хоть его ты послушаешь.
– Зачем тревожить мужа по пустякам? Пусть это останется между нами.
– Как мне его не тревожить? – резонно возразила женщина. – Он твой сын, любит тебя и расстроется, что ты опять отказался от еды.
– Хельга, милая, я не голоден, просто очень устал. От усталости я не могу ни ходить, ни есть. Тяжесть пригибает меня к земле, не дает распрямиться. Элизабет зовёт к себе – скучно ей там одной, без меня.
– К своей Элизабет ты всегда успеешь, – опять проворчала Хельга, укладывая свёкра в постель и накрывая одеялом. Посмотрев на него сверху тёплым взглядом, она осторожно спросила, боясь получить отказ:
– Франц, может тебя здесь покормить с ложечки? Пожалуйста, съешь хоть чуть-чуть, а то Клаус точно рассердится.
– Ну хорошо, неси свою рыбу.
Когда через несколько минут женщина принесла подогретую рыбу, старик, тихонько посапывая, спал с приоткрытым ртом. Она вздохнула, поправила одеяло и вышла из комнаты, неслышно прикрыв за собой дверь.
Вечером муж вернулся из клиники, где читал лекции по кардиологии. Хельга пожаловалась ему на отсутствие аппетита у отца. От еды Франц отказывался все чаще и сноха волновалась за старика.
– Как же можно не есть такую вкусную рыбу!?! Ты её замечательно приготовила, – Клаус сидел с женой в столовой и заканчивал ужинать. Тарелка опустела, он тяжело поднялся с места, подошёл к окну и стал смотреть на освещённую улицу. Жена осталась сидеть за столом.
– Я разговаривал вчера с коллегой, доктором Колем. Он наблюдает отца и подтвердил мои предположения относительно его слабеющего сердца.
