Потом Гришка мне по большому секрету проболтался, что ориентация у Петрова самая правильная. Это они прошлым летом на море проверили. Я после такой информации чуть с ума не сошла. Кто ж на море романы крутит? Там же черт-те чего подцепить можно!.. Пыталась погнать их в кожвендиспансер проверяться, но Рябкин меня успокоил. Сказал, что Сергей Николаевич ещё в седьмом классе объяснил им все о противозачаточных средствах. На всякий случай, чтобы бдели…
Так вот, когда Мишка осознал, что может остаться наедине с нашей ‘упрямой’ Танечкой, то тут же согласился ехать в парк.
Пока они решали, я осматривалась. ‘Горьковская’ мне не очень понравилась. Все-таки я думала, что эту единственную станцию метро в старой части города оформят более роскошно. А сделали чисто современный, эргономичный дизайн с затратами по минимуму. Нет, я понимаю, что лишних денег в городском бюджете не водится, но вот хотелось…
Один плюс этой станции я оценила по достоинству: ‘Горьковская’ - конечная остановка. И весь тот народ, что сдавливал нас по дороге сюда, уже слинял, а нового набежало немного. Видимо, решили пересидеть грозу наверху.
Поэтому мы загрузились в первую дверь последнего вагона легко и со всем комфортом: нагло заняли два длинных сиденья, друг напротив друга. На коротком сиденье примостилась какая-то грязноватая личность неопределенного пола и возраста, и больше в этой части вагона никого не было.
И дальше по вагону народ расселся с максимальным комфортом: пожилая бабушка с двумя внуками-близнецами, лет эдак десяти-одиннадцати (с дачи едут, потому что с ведрами и корзинами), две крупные гражданки с гигантскими клетчатыми сумками (наверное, на оптовом затаривались и тоже решили с комфортом обратно ехать), щуплый мужчинка интеллигентной внешности со старомодным портфелем, какая-то расфуфыренная мадам с пустой кошачьей переноской, и - опа! - моя разноцветная соседка со своим неизменным плеером. Быстро это она обернулась - вроде ж выходила на ‘Чкаловской’…
А весь конец вагона оккупировала громкоголосая компания из шести крепких парней лет восемнадцати-девятнадцати самого что ни на есть шпанистого вида и их четырех подруг такой же отвязной внешности. Не успели сесть, как тут же начали что-то громко обсуждать, ржать и свысока поглядывать на остальных пассажиров.
Но нам это ничем не грозит. Пусть только сунутся… Вон, мои бойцы плечи расправили, глаза сощурили, переглянулись и морды кирпичом сделали. Причем даже девочки… Только нас с Севочкой в этот ‘круг’ не взяли. Ни я, ни он в вероятном противостоянии силовое участие принимать не будем.
Ой, что это я? Никто ни в чем участвовать не будет. Только драки мне для полного счастья и не хватает. Я своих детей хочу видеть целыми и не помятыми. Может, я соскучилась по их непобитым физиономиям. Ага, я ж их два месяца только по скайпу и лицезрела. Причем всех абсолютно.
Это потому, что я два месяца торчала в Москве, практически безвылазно. Почему? Так я ездила устраивать моих детей в вузы. Скажете: ‘Рано. Ещё целый год впереди’. Ничего, лучше я заранее обо всем договорюсь, чем потом взмыленной буду бегать.
Это про тех, кто в нашем городе останется, я могу быть спокойной. Их вопросы я решу за зиму и весну. А вот про остальных надо было побеспокоиться заранее.
Жить они будут у дяди Славы. Он им три комнаты выделяет и денег за жилье брать не хочет. Но это они сами утрясут. Я уже предложила вариант, по которому они берут на себя всю готовку и уборку. Вроде, пока возражений не поступало.
В Москву едут шестеро: Гриша - в МГУ на мехмат, Миша - в ‘Бауманку’ на факультет ‘Ракетно-космическая техника’, Сережа Лавочкин - в МАИ на факультет ‘Авиационная техника’, Севочка - в ‘Тимирязевку’ на факультет садоводства и ландшафтной архитектуры, Томочка - в ‘Плехановку’ на факультет международных экономических отношений, а Паша Хоботков - в МГУ на геологический факультет.
А ещё надо было смотаться в Рязань, в военно-десантное училище, потому что туда будет поступать Володя Смирнов. Кстати, лучший ученик нашей Натальи Николаевны. Этой весной, на олимпиаде по русскому языку и литературе, Володя написал эссе ‘Сравнительный анализ образа главного героя в русской литературе с середины XIX века до начала 20-х годов XX века’. Так по этой работе ему не только первое место дали, но и пытались его экстерном зачислить на факультет журналистики нашего университета.
Но, увы! Володя ещё с третьего класса решил стать офицером-десантником, как его отец, погибший в локальном конфликте на Кавказе. И ничем его с этой цели не собьешь. Можно только попытаться помочь, а заодно и проверить, как у них в Рязани обстоят дела, нет ли дедовщины, как кормят курсантов, как одевают. Да много чего…
Вот я и моталась, как соленый заяц, два месяца по моим знакомым, по знакомым дяди Славы и их знакомым. Надежные концы нашла везде. Кое-где помощь будет бесплатной, а где-то и раскошелиться придется. И только в одном случае заплатить пытались мне. И опять из-за Рябкина. А дело было так…
Дядя Слава нашел престарелого, но жутко авторитетного профессора с мехмата, который согласился протестировать моего ученика. Причем Аристарх Николаевич с самого начала был настроен очень скептически. Мол, что там ему может продемонстрировать ученик из провинциального города. Тем более если учительница загодя хлопочет. Небось, мальчик туповат, но родители обеспеченные и хотят пристроить ребенка в самый престижный вуз страны.
Я была у профессора в восемь часов утра. Он убедительно просил не опаздывать, потому что торопился на дачу, и согласился уделить нам не более часа своего времени. Да как скажете…
Я связалась по скайпу с Гришей. В Каталонии только рассвело. Гришка был помятый, не выспавшийся и украдкой зевал. Профессор, узрев такую рожу на экране, слегка напрягся и порозовел.
- Голубушка! А что это ваш ученик в таком виде? Вроде бы в вашем городе уже девять часов утра?
- В нашем - да, но Григорий сейчас в Испании, а там время гораздо более раннее.
- Да, - скривился профессор,- ну да ничего. Молодежи вредно много спать. Итак, молодой человек, вы готовы? - Гришка кивнул. - Начнем, пожалуй.
И этот уродский профессор попросил Рябкина озвучить… ПЛОЩАДЬ КРУГА!!!! Он бы его ещё таблицу умножения спросил! Гриша, конечно же, сначала опешил, а потом озверел. Требуемое он процедил сквозь зубы и нагло предложил:
- А может быть, вы что-то более серьезное хотите узнать? А то мне как-то даже неловко за нашу науку…
Профессор напрягся, но перчатку поднял. И как пошли они ‘фехтовать’… Через час я попыталась напомнить профессору, что он собирался на дачу. Но от меня только отмахнулись (причем оба!) и рыкнули, чтобы не мешала.
Аристарх Николаевич аж подпрыгивать начал на кресле и пытался в экран влезть, чтобы поскорее увидеть, что ему там Гриша пишет на листочке. Так Рябкин камеру на лист направил и общался с профессором исключительно только формулами и специальными терминами.
Ещё через три часа я заскучала и попыталась опять прервать этот ‘междусобойчик’, который уже плавно перешел в ‘высокие’ сферы математики. И так же ясно, что мой мальчик - гений! Так профессор отправил меня на кухню заваривать чай и не мешать ‘людям общаться’.
Отвалились они друг от друга только в пять часов дня. Я трижды пила чай и дважды кормила профессора бутербродами. Причем, не уверена, что он замечал, что ест. Гришку там подкармливала Маринка. У него в комнате постепенно собрались все мои ребята, кто был в Испании, и тоже втихую отвечали на вопросы профессора.
Когда два математических маньяка наконец-то прервали свой диалог, я поинтересовалась у Гришки:
- А остальные как ответили?
На экране появилась виноватая мордочка Петрова:
- У меня шесть ошибок, у Маринки - восемь, у Сереги - три, у Эльки - тоже три, у Гарика - десять, у Томки - две, у Амира, Ирки и Тани - по пять.
- Так, - рыкнула я на этих ‘троечников’. - Вы что ж, меня позорить перед людьми взялись, а? Я тут ноги себе стоптала, чтобы вас пристроить, а вас не в вузы надо брать, а в ПТУ гнать поганой метлой. Куда это годится, я вас спрашиваю?!
