На московском вокзале мы распрощались с Эльвирой, её мамой и девицами (как они меня достали за дорогу!) и отправились к моему двоюродному дяде Славе. У него пятикомнатная квартира в Немецкой слободе и он нас сам приглашал.

Конечно, больше двадцати человек - это многовато даже для пяти комнат, но дядя Слава привычный. У него вечно друзья и ‘полевые’ коллеги останавливаются. Тем более что мы захватили с собой спальные мешки и можем спать на полу.

Колокольчиковых встретили успешно, а потом решили задержаться в столице ещё на неделю. Ребята мои начитались всякой справочной литературы и жаждали посетить исторические достопримечательности (привет от Михаила Романовича!).

А тут ещё Эльвира пристала, чтобы мы поддержали её на показе. Эстела достала для нас пропуска (без мест!), и мы все толпой повалили приобщаться к миру моды.

Показ проводил итальянский модельер из всемирно известного дома мод. Мы с Галей скромно устроились в уголке и во все глаза ‘приобщались’. Вокруг мелькали смутно знакомые лица столичной ‘богемы’, а мои детишки шустро осваивали новое пространство.

Элька протащила за кулисы наших модельерш во главе с Машей Ромовой. Машка у нас чудо: прекрасно рисует, эскизы одежды у неё просто изумительные, при этом замечательно учится и твердо решила после школы идти в юридический.

Тамара Николаевна буквально рыдала, уговаривая Марию посвятить себя моде, но Ромова стоит намертво. Характер у неё стальной, что один раз решила - ни за что не изменит. И аргументы у неё железные: кто-то же должен нас защищать на правовом поле, а то Рябкин со своей ‘дурной’ инициативой мигом может оказаться по ту сторону закона. Знаете, я её где-то понимаю…

Так вот, начался показ. Модели дефилируют по подиуму, мы с Галей и Эстелой нервно сжимаем кулаки, ожидая выхода Эльвиры, дети мои все под присмотром. Только Машка осталась за кулисами, чтобы помочь Эльке менять наряды. Эльвиру аж на три наряда взяли… И один она только что продемонстрировала. Публике понравилось. Ей даже хлопали сильнее, чем другим, и фотографы буквально озверели.

И вот посреди всего этого благостного великолепия начинает происходить что-то нехорошее. Модели из-за кулис выходят какие-то дерганые, и все время пытаются побыстрее пройти глубже в зал. А за их спинами слышны экспрессивные вопли на итальянском. Причем один из голосов мне очень хорошо знаком. Мария орет!

Мы переглянулись с Эстелой и рванули за сцену. Благо стояли почти рядом. А там… Машка вопит, уперев руки в бока, перед ней прыгает, орет и размахивает руками какой-то смуглый коротышка, а между ними сжалась и втянула голову в плечи Элька, судорожно пытаясь подтянуть свое платье, за которое её нагло дергает этот сумасшедший.

Что за бардак? Кто посмел на моих детей орать? Это только мне можно делать! Я ринулась вперед, Эстела за мной. Нас попытались тормознуть какие-то отчаянные люди, но мы их даже не заметили. Самоубийцы!

- Так, Мария, в чем дело? Чего от вас этот придурок хочет? - рявкнула я своим самым настоящим ‘учительским’ голосом.

Все тут же притихли.

- Ансергевна, - протиснулась ко мне Машка, пытаясь что-то просигналить мне мимикой, - он не придурок. Это синьор Габриэль, тот самый модельер, чей показ сейчас идет.

- Ага, - кивнула я и приветливо улыбнулась итальянцу во все тридцать два зуба. Мне не жалко, а ему приятно будет. Коротышка подвигал бровями и в ответ тоже скривился.

- А чего он орет?

- Так… это… - замялась Ромова. - Я тут… Совсем немножко…

- Машка, не юли! - рявкнула я. - Знаешь ведь, что я этого терпеть не могу. Что ты ему сделала?

- Ансергевна! Ему - ничего. А вот в Элькином костюме две складки дополнительно заложила. - Эстела за моей спиной застонала. - Но, Ансергевна, также лучше смотрится, - зачастила Ромова, вытаскивая на свет несчастную Эльку. - Вы только посмотрите, - расправила она злополучную тряпку. - Тут же эти складки сами просятся. А он вместо того, чтобы ‘спасибо’ сказать, орать начал. Ну, я и не выдержала… - Машка понурилась. - Хотя, по справедливости, он прав. Я бы тоже взбеленилась, если бы кто-то мои работы исправлять начал без моего ведома.

- Тогда быстро извиняйся, и мы пойдем, пока нас в шею не вытолкали, - быстро подытожила я.

- Не могу, - буркнула Мария, - я ему слово дала, что после показа все модели с ним обсужу.

- Как? - поразилась Эстела. - Он же тебя чуть не убил?

- Не, теть Тэла, - отмахнулась Машка. - Это он от излишней экспрессии. А так, нормальный мужик. Ему ж здесь и поговорить-то не с кем. Никто по-итальянски ни в зуб ногой. Вот он мне и обрадовался.

Ничего себе, ‘обрадовался’!.. Я думала, что они, ещё немного, и врукопашную сцепятся. Хотя, куда ему до нашей Марии?.. Она ж его одной левой заломает. Ромова у нас девушка с размахом - и по таланту, и по габаритам.

Пришлось нам сидеть до конца показа, а потом ещё три дня сопровождать Машу во время визитов к этому чересчур экспрессивному деятелю.

И как же он заламывал руки в аэропорту, когда мы его провожали. Синьор Габриэль предложил Машке поступать в Миланскую школу дизайна, а наша ‘железная Мари’ наотрез отказалась, сообщив, что мода - это её хобби, а отнюдь не жизненная цель. Синьор даже пообещал оплатить ей весь учебный курс из собственного кармана, на что Ромова снисходительно сообщила, что в деньгах не нуждается.

Итальянец был безутешен. Он даже на меня смотрел умоляюще. Но что я могу? Если мои дети что-то решают для себя, то спорить с ними бесполезно, разве что привести убойные аргументы. А в данном случае у меня таковых не было. Прямо, как сейчас.

Глава 10.

Почему мои дети спорят? Так погода резко испортилась. Когда мы проезжали метромост, Рябкин, как самый высокий и наглый, сумел продвинуться к ближайшему окну и обнаружил, что все небо затянуто черными грозовыми тучами. Дождя пока не было, но молнии на горизонте сверкали. И теперь девочки и мальчики решали: то ли им следовать прежним планам, то ли их пох… перечеркнуть и бежать в ближайшее кафе пересиживать непогоду.

Голоса разделились примерно поровну. Рябкин хранил нейтралитет, как лицо облеченное персональным поручением. То есть, как я решу, так и будет. А что мне решать? У меня на руках три кулька со всяким разным, в том числе и с теми продуктами, которые желательно побыстрее засунуть в холодильник. О чем я и сообщила всему честному народу и предложила меня в свои планы не включать, что подразумевало: ‘Я еду домой, а вы как хотите’.

Гришка быстренько подрулил ко мне. Севочка, Тома, Сережка, Гарик и Иришка тоже. Подумав, к нам присоединились Амирчик, Элька и Маринка.

Продолжал колебаться только Мишка. Ну и Танюша Зверенко с ним заодно. Она уже третий год за Петровым хвостиком бегает, а он её демонстративно игнорирует. И не просто делает это с целью подогреть интерес к своей персоне, а полностью открещивается от каких-либо личных контактов, кроме вынужденных.

Девчонку сначала было жалко до слез, а потом я разозлилась. Неужели у неё совсем нет гордости? Пыталась поговорить, а она сразу в слезы. И ведь, когда дело не касается её безответной любви, то Таня вполне здравый и рассудительный человек, учится хорошо, увлекается большим теннисом, готовит отлично, вяжет изумительно. В общем, полностью наш товарищ. А вот тут, как затмение полное…

Я уже и к Мишке подход искала. Мало ли что там у него такое? Может, неуверен в себе подросток, вот и бегает от девочки. Не говоря, о чем похуже…

Да, я и нетрадиционную ориентацию стала подозревать. Тем более что он и с другими девочками в классе тоже только по-деловому общается, а ни с кем не ‘дружит’.

Мишка на мои расспросы так обиделся, что Гришка нас с трудом помирил. Сели мы тогда у меня на кухне втроем и серьезно ‘за жизнь’ поговорили.

Оказалось, что Михаил просто опасается, что его сверстниц интересует не он сам, а деньги его папы. Вот когда поедет он учиться в ‘Бауманку’, то там никто не будет знать про Петрова-старшего, и можно будет личной жизнью заняться.