Ведущая перешла к политическим новостям. Она сообщила, что завершилось обновление карты мира. Теперь есть два государства с единым правлением − США и Дальний Восток. На экране появилась схематическая карта, разукрашенная двумя цветами. Красным цветом – США, все европейские страны и принадлежавшие

им острова. Синим − Россия, страны Дальнего и Ближнего Востока, Австралия. Раз в год подданные государства будут выплачивать оброк. «Ничего себе!» − подумал Андреев. – «Новая Золотая Орда».

Тем временем, Зябликов и Дождев не находили себе места. Просов снова дал о себе знать. Записка лежала прямо на крыльце. Ее, возможно, никто не нашел бы, если бы у одного из сыновей Зябликова не развязались шнурки на новом кожаном ботинке. Зябликов и Дождев почти бегом понеслись к Андрееву. Ввалились к нему без стука и застали его врасплох. Он уставился на телевизор, как на диковинный предмет.

− Просов письмо доставил, − Зябликов протянул скомканную бумажку.

«Андреев был молодцом. Зря он стушевался. Но я могу его понять. Голову распирают мысли. А от них, знаете ли, сходят с ума. Но речь не об этом. Скоро привычное для вас растает, растечется и примет иную форму. Хорошо это или плохо – решать вам. До новых встреч!» ‒ было написано ровным каллиграфическим почерком.

− Началось. Тут такое творится…, − и Андреев рассказал все, что увидел.

− Я буду летописцем. Неизвестно, что нас ждет. Надо фиксировать все.

Дождев сел за стол и записал сегодняшние новости со слов Андреева. Летопись была неточной, и в каждой строчке фигурировала фраза «он что-то говорил про». Вместо описания внешности кандидатов были клички: попугай, хмырь и старый.

− Ну и что вы об этом думаете? – спросил Зябликов.

− Просов свое слово держит, − улыбнулся Андреев. – Альтернативную реальность устроил. Или мы в будущее попали.

− Бог его знает, − сказал один из братьев. Второй кивнул.

− Приспособимся. Жить можно, − подбодрил Зябликов.

− Э, нет. Думаю, это только цветочки, − задумчиво ответил Андреев.

− Вариантов пока нет! Не к Просову же на служение идти, − возмутился Зябликов.

Шел тот же год. Андреев узнал это у Реднека, когда тот в очередной раз заходил проведать его. Андрееву показалось, что он видит его впервые. Реднек сменил клетчатые рубашки на пестрые. Вместо неухоженности нарисовалась показная лощеность. И на расспросы о том, что произошло в мире за последние десять лет, Реднек отвечать не стал, вместо этого небрежно махнул рукой, что, видимо, означало «сосед, совсем ты плох». Чтобы не вызвать подозрений, Андреев стал говорить о насущном и в первую очередь поинтересовался, за кого тот проголосует. Реднек рассуждал с удовольствием, он улыбался, закатывая глаза, будто только что выпил рюмочку.

По его мнению, за победу будут бороться двое – попугай и старый. И шансов больше у попугая – все же хотят легкого духовного пути.

‒ Я давно слышал, что правительство разрабатывает что-то этакое, ́‒ сказал он, будто по секрету.

‒ Психостимулятор «Третий глаз», ‒ усмехнулся Андреев. ‒ Помнишь, рассказывал о нем?

‒ Понятия не имею, о чем ты говоришь.

‒ Ладно. Не бери в голову. Лучше скажи, где у нас тут избирательный участок устроят?

− Что еще за участки? Плох, плох ты стал, плох, плох ты стал, совсем плох ты стал, − странно затараторил Реднек. – Наступает острая форма склероза. Ладно, я о тебе позабочусь, − пообещал он. − Напомню, сосед. Никуда ходить не надо, на чьи-то там участки. Тебе позвонят. Если ты не ответишь хотя бы на пятый раз, на шестой – с тобой цацкаться не будут.

− Вот те на! Позвонят… – вырвалось у Андреева. Но он взял себя в руки и замолчал, кивнул, будто вспомнил. Реднек с одобрением посмотрел него – не все так печально, как кажется, проблески есть. Реднек ушел, даже не выпив пятьдесят граммов на дорожку. И правда, чудеса творятся!

День был в разгаре. Все те же шесть соток. Все те же грядки. Без умолку трещали цикады. Андреев дышал полной грудью. Зрели те же огурцы, краснела та же клубника, и редис был таким же на вкус, как и неделю назад. Слава Богу, ничего не изменилось.

***

Буйный все-таки поселился у Витьки. Андреев застал их в тот момент, когда они сплоченно выгружали глину из телеги. Но они его не заметили.

− Как думаешь, что здесь творится? – спросил Буйный.

Витька пожал плечами.

− Не молчи, как дурак! – взбесился Буйный и залепил ему леща.

− Да откуда мне знать? – жалостливо прогнусавил Витька, потирая покрасневшую щеку.

− Новенькие не прибывают. Нас давно не собирали на холме. Чего они добиваются? Мы тут одни останемся?

− Поживем – увидим, − выдавил из себя Витька.

− Смотри, как мало места, − не успокаивался Буйный. – Мне страшно, я не понимаю, что происходит. – Так и помрем здесь, даже жрец не вспомнит.

− Как думаешь, вернется ли этот, как там его? Тот, в чьем доме ты живешь, − спросил Буйный.

− Откуда мне знать?

− Что ты вообще знаешь? – взбесился Буйный и толкнул Витьку на телегу.

− Буйный, держи себя в руках, − попытался вмешаться Андреев, но его никто не видел и не слышал.

‒ Не указывай мне, сопляк.

‒ Меняться нам надо. Я слышал, где-то там есть плодородная земля, там люди живут, не зная бед. У них есть все, что они пожелают. Вот бы нам туда! Но как я не знаю. Может быть, мы здесь, потому что мы плохие, поэтому и живем хреново?

‒ Не говори ерунду. Все люди одинаковые. Все скоты. Попомни мое слово, сынок.

От обращения «сынок» Витьке стало не по себе, в памяти снова воскрес и был убит его отец. Голова его стала будто раздуваться, как воздушный шар. Чтобы уменьшить напряжение, он

неожиданно для себя крикнул:

‒ Никакой я тебе не сынок!

‒ Конечно, нет. Был бы у меня такой, как ты, убил бы, ‒ рассмеялся Буйный, оголив редеющие ряды зубов.

‒ Я серьезно спрашиваю. Ты хочешь жить хорошо?

‒ Хочу!

‒ Так давай, уйдем отсюда.

‒ Некуда нам идти отсюда. Не выживем. Посмотри, пустыня вокруг.

Витька посмотрел вокруг, коричневому пейзажу не было конца. Как отсюда бежать? Куда? «Буйный прав. Не выживем», ‒ опечалился Витька, но все равно хранил какую-то странную надежду. Воображение рисовало зеленые сады, дивных птиц и сочные фрукты. А голова в таком месте непременно ясная и легкая. И нет никакой памяти о дурном прошлом. Размечтавшись, Витька вдруг осознал, что он не хочет потерять воспоминания. Хочет помнить свою прошлую жизнь, отца и преступление. Но ведь тогда и голова не может быть легкой, а с тяжелой головой как жить на благодатной земле? Внутри себя Витька уже делал выбор и не знал, как поступить ‒ предать память или счастье.

‒ Ты бы хотел забыть свое прошлое? ‒ спросил он Буйного.

‒ Конечно! Что за идиотский вопрос?

Вот тогда Витька, скорее, из-за юношеского чувства протеста, понял, что ничего забывать не хочет. Он останется здесь, среди глины, и, как герой, примет эту тяжелую ношу.

‒ Я хочу все помнить, ‒ гордо заявил он.

Буйный неодобрительно цыкнул и снова принялся за работу.

‒ Раз хочешь помнить ‒ работай давай, ‒ сказал Буйный.

Андреев, во время их разговора стоявший неподвижно, вдруг ударил Буйного в бок. Тот потер его, но не понял, в чем дело. Андреев еще раз замахнулся, но оказалось, что он уже стоит возле зябликовского дома. Как он тут оказался, непонятно. Он зашел без стука и бесшумно встал за спинами своих приятелей. По телевизору крутили фильм про отшельника, который сидел в своей пещере и ждал просветления, а вместо чтения мантр вспоминал всю свою жизнь.

− Предупредил бы о своем присутствии, − прикрикнул с испуга Зябликов.

− И без того сидим − трясемся, не знаем, к чему готовиться − добавил Дождев, не отрываясь от своего блокнота.

− Я вот по делу пришел. Записывай, − продолжил Андреев и пересказал слова Реднека.

− Ничего себе! – ахнули до этого молчавшие братья. – Давайте ждать звонка из предвыборной комиссии.