Вообще, присутствие мамы меня теперь очень сильно напрягает, от нее так и веет злобой и ненавистью ко мне и Маше, а когда она начинает проповедовать и запугивать меня – вообще невыносимо становится. Она говорит, что я не так верую, не так молитвы читаю, и все такое, я все делаю не так, по ее словам. Как же она меня уже достала! Раньше, после школы, я ходила в церковь, потому что мне нравилась та сказка, которая ощущается в церкви, запах ладана (наркотик, кстати, одурманивает людей на службе), свечки мерцают и тд, мне нравилось очень петь на клиросе многоголосием, как на хоре в музыкалке. И я не задумывалась про атрибуты, про смысл молитв и вообще про догматы не думала. А когда стала изучать историю человечества в МГУ, начала прозревать как будто, и поняла, что все религии – суть одна сказка, просто рассказанная в разное время разными людьми. Может, и не сказка, конечно. Ведь люди не сами по себе появились на Земле, нас создал кто-то. Но я про другое – про то, что все религии –это одна религия, по сути. Но все конфессии воевали друг с другом всегда. Считая только себя правыми. И вот эта ненависть к другим конфессиям меня и выбешивала всегда, когда мама и ее подруги по церкви начинали поливать грязью иудеев, а по ТВ я видела, как мусульмане убивают христиан по всему свету тоже за веру….Это так глупо! Так много нестыковок во всем этом, что невольно начнешь задумываться, особенно если изучаешь все это подробно в универе.

Конечно, иногда я злюсь на маму без особых, казалось бы, причин, когда она к нам приходит. Вот сегодня я разозлилась на нее за то, что она хорошие чистые банки из-под молока козьего заняла святой водой крещенской, себе заберет на поселок, а мне поставила грязную вонючую банку из-под огурцов, мол, вымоешь, ничего, типа ей нужнее для святой воды (мы берем на поселке от козы молоко. Дедушка наш привозит, такой молодец, а раньше мы брали коровье, сама тетка привозила нам прямо домой из Жуковки две банки трехлитровые, покупали у нее долго, но потом она стала водой молоко разбавлять. Ну, по крайней мере, оно стало безвкусным, и мы отказались брать.). Так вот, мама часто такие вот вещи делает, вроде мелочь, но как бы мне назло, мне даже иногда кажется, что она специально так делает, показушно, чтобы меня разозлить и вывести из равновесия.

Вообще, я заметила, что особенно раздражаюсь накануне дамских дней, хотя и в детстве была ингогда раздражительной. Особенно если мне никчемные замечания делали, просто чтобы сделать замечание. Особенно я сердилась на дядю Ваню нашего, когда он мне делал замечания, что я пятками по полу сильно стучу, когда по коридору иду, я всегда босиком дома ходила, и так получалось, что пятки сильно о паркет стучали. Но я не специально. А он мне замечания делал, мол, громко получается, и я обижалась, и ругалась на него часто. Дядя Ваня – мамин брат родной, он жил со всеми сестрами в деревне, потом дед взял себе новую жену, а детей выгнал, и они все пришли на квартиру к маме жить, она как раз получила от инутитута квартиру на Пионерской в нашем городке, потом дядя Ваня с нами уже с новую трехкомнатную квартиру переехал, когда маме или папе ее дали , потому что тетки –мамины сестры – не захотели брать к себе инвалида на колясочке, это обуза и лишний рот. И дядя Ваня с нами прожил всю свою жизнь, до середины почти 90-х годов, и он был просто удивительным человеком, несмотря на свое ужасное положение, в нем было столько смирения и кротости – просто удивительно! Он никогда, повторяю, н икогда не кричал, не раздражался, всегда шутил, улыбался, всегда был веселый, мне читал книжки всегда, был нам с братом как нянька, хотя и передвигался на колясочке по квартире. А сколько он всего знал – просто энциклопедия! К нему все ходили за советом и информацией, соседи, родственники, знакомые. А я злилась еще, когда он меня гнал гулять на улицу, а я не любила гулять, любила вязать дома, раскрашивать картинки и тд, а он мне говорил – детство-пора золотая, иди, гуляй, пока еще ребенок, наслаждайся. А мне надоедали эти советы, и я кричала ему «заткнись» или еще что-то грубое. Когда он просил принести ему чай, а дома никого не было, то я делала вид, что делаю ему огромное одолжение, что он меня от уроков отрывает и все такое, а потом меня совесть всегда мучила, мне было жалко дядю Ваню. Хотя ухаживать за инвалидом довольно муторно. Конечно, все, в основном, делала мама, утром она приносила ему завтрак, в обед он сам садился на коляску свою и ехал на кухню обедать, полдник я обычно ему приносила, тк уже приходила из школы, а родители еще работали, ужин – снова мама, и утки она выливала тоже, и все остальное меняла. Да уж, ее шустрые сестры радостно отказались брать дядю Ваню себе, и пришлось нам за ним ухаживать. Он лет, наверное, 50 был прикован к креслу инвалидному, в 16 или 17 лет прыгнул в речку нашу, а там воды было мало, спустили плотину фабричную, а дядя Ваня ехал с работы, с Ремзавода, уже после войны это было, и головой нырнул в речку, думал, нормально воды, хватит. Ударился головой о дно, сломал позвоничник, его вытащили, стали сажать, и только навредили еще хуже, тк сажать было нельзя, но они же не знали. Потом у него было много операций, потому что он даже сидеть не мог, только лежал. Ну, а потом уже сидел всю жизнь, машина у него была инвалидная, сначала на трех колесах, как коляска, в 60-е годы, потом уже Запорожец купили ему всей родней инвалидный, государство ничего не давало людям просто так, только за деньги. И вот он с 17 лет прикован к коляске был, его девушка Валентина долго его навещала, приходила в гости в деревню, когда бабушка Агафья была еще жива, и дед их еще не выгнал всех из дома ради новой жены. Потом его девушка вышла замуж. У дяди Вани на всех фотографиях столько тоски и боли в глазах – просто смотреть страшно, плакать сразу хочется. Особенно когда он молодой. Бабушка Агафья за него сильно переживала, ее парализовало ближе к 60 годам от тяжелой жизни, колхозы, лагерь немецкий трудовой, трое детей там умерли, потом снова колхозы и работа задаром на КПСС, потом вот дядя Ваня…Она рано умерла, в 65 лет, кажется, или раньше, точно не знаю. Мама, став религиозной, всех убеждает, что дядя Ваня пострадала за то, что бабушка и дед Иван прожили всю жизнь нерасписанными и невенчанными. Ну, мама теперь всегда все подгоняет под религиозные догматы. . И это так противно! Потому что это все ложь. Причем почему-то именно то подгоняет под догматы, что касается меня и моей семьи. Мишу не трогает, хотя он, вроде церковный (тоже теперь ходит в церковь, как и мама, ему всегда, с детства, нравились праздники, а в церкви вечный праздник как будто, иллюзия праздника), но живет во грехе с Ирой уже больше года, почти два, и не собирается расписываться, и мама его не трогает, потому что он на нее матом ругается, грубит и хамит, я сама была свидетельницей, она к нему со своими беседами – а он на нее матом и дверь своей комнаты на поселке перед носом захлопнул, и на крючок закрыл. Поэтому мама с ним не связывается, она меня донимает религией и бешенством этим своим религиозным, запугивает вечно, накликать что-то там пытается на нас.

Так интересно, Сережа мой такой ненаблюдательный! Вот, например, я, когда прихожу домой, всегда смотрю, какие тапки стоят, какие ботинки, кто дома, а кто – нет, это я так с детства еще привыкла, всегда смотрела, чья одежда висит и чья обувь стоит в прихожей, и кто у нас в гостях, и дома ли родители. И тд. Или в туалете всегда смотрела – свет там горит, или нет, дверь плотно закрыта, или нет, если плотно и свет горит – я даже не дургаюсь туда, а Сережа вечно дергает ручку, еще и спрашивает, кто там сидит, и тд. Это такая невоспитанность! Так меня это иногда раздражает! Ты разве не видишь, что дверь закрыта и свет горит? Значит, занято, что ломиться-то! А я всегда на мелочи обращаю внимание. Например, если женщина из нашего подъезда вышла в длинном пальто, значит, за рулем будет не она, а ее муж, но вот всякое такое я вечно замечаю, отмечаю, фиксирую. Это как-то само собой происходит у меня, я не специально.