Я встряхнула головой, стараясь отогнать от себя эти беспокойные мысли. «Делай, как мама», – приказываю сама себе и, сосредоточившись на музыке и повторяя мамины движения, я с облегчением понимаю, что дышу всё ровнее и ровнее. Ощущение умиротворения наполняет меня вместе с музыкой, которая своей волшебной мелодией окутала комнату. Успокаиваюсь постепенно. Дышу медленнее и чувствую, что тревога уходит. Меняю очередную позу вслед за мамой, и невольно мой взгляд снова останавливается на окне. Тут же испытываю легкое разочарование, заметив, что балкон моего соседа всё ещё пустой.

– Зачем прикидываешься, что хочешь позаниматься йогой? – улыбнулась мама. – Отнеси ты коврик на место, а возьми стул и сядь у окна. Так лучше видно будет.

Я резко повернулась к ней. Мои глаза, видно, настолько округлились, когда я в буквальном смысле слова уставилась на неё, что моя мама не выдержала и негромко рассмеялась. Чем и вызвала любопытство Диего, который тут же вышел к нам из кухни и, глядя на смеющуюся маму, с улыбкой спросил:

– Поделитесь веселой новостью.

– Это наше, женское, – быстро проговорила моя мама, за что я взглядом поблагодарила её.

А когда Диего вновь ушел, заговорщицки проговорила:

– Ну рассказывай. Шила в мешке не утаишь.

– А что рассказывать?

– Это тот, что на гитаре играл?

– Откуда ты знаешь кто там на гитаре играл?

– В окно видела, как ты на балконе слушала его.

Мне стало не по себе: «Она видела мои слёзы?» Но вслух я проговорила:

– Рассказывать нечего. Симпатичный парень. Хорошо играет на гитаре. Ничего особенного.

– Ну раз ничего особенного, то чего ты, как караульный, заступила на свой пост с утра?

– Мама, – запротестовала я, но не обижаясь на неё. Мне и хотелось, и не хотелось поделиться с нею всеми моими переживаниями. Но тут по комнате мелькнул солнечный зайчик, который отразился от открытого кем-то окна в соседнем доме. Я вскочила на ноги. Да, это был ОН! Мой сосед вышел на балкон.

Видя мою реакцию, моя мама снова тихонько рассмеялась.

– Ну иди, иди, что ждешь-то?

Я пулей выскочила в коридор, но стоило мне сорвать с вешалки куртку, как неожиданно возникшие в душе сомнения охладили мой пыл. «Если сразу выскочу, подумает, что я его и вправду караулю у окна… Хотя… Пусть себе думает. Что я буду строить из себя неизвестно что?»

Что это было такое «неизвестно что», я даже не стала задумываться. Я чувствовала, что увидеть его было моё самое искреннее желание, а значит, нечего прикидываться и делать вид, что мне этого не хочется.

На этот раз он сразу заметил моё появление. Облокотившись о перила, он отвлеченно смотрел по сторонам, но, увидев меня, тут же сделал легкий взмах рукой. И улыбнулся.

«Ну зачем у него такая сногсшибательная улыбка?! Так, дыши, девочка, дыши, приходи в себя». Мой внутренний голос, подтрунивающий надо мной, развеселил меня. Я помахала в ответ. И не сводила глаз с него. Несколько секунд мы просто стояли и пялились друг на друга, а потом вновь рассмеялись, как вчера.

Куда делись мои тревожные мысли? Как легко этот незнакомец помогал мне забывать обо всем, даже об одиннадцати страницах некрологов? А может, я цеплялась за него, как утопающий цепляется за спасательный круг, чтобы не видеть, не слышать, не знать ничего, что происходит вокруг нас? Одно я знала: стоило мне увидеть этого парня, как я с легкостью забывала обо всем плохом и с радостью отдавалась приятному ощущению чего-то хорошего, что ожидает меня.

Мой сосед стал делать мне какие-то знаки руками, и я сразу поняла, что он имеет в виду созвониться по телефону. Замечательная идея! Мне понадобилось две секунды, чтобы сбегать в мою комнату за телефоном. Но, вернувшись на балкон, я задумалась. А как же мы узнаем номера друг друга? Не кричать же будем на весь двор. Он явно тоже был в замешательстве. Но тут я вспомнила девочку, которая жила этажом ниже нас. Когда ей в январе исполнилось пять лет, она всем встречным на улице сообщала об этом и с гордостью показывала пять пальцев.

И тогда я на пальцах, как это делают дети, стала показывать мой номер телефона. Через минуту мой мобильник пропиликал.

– Привет, – услышала я мягкий бархатистый голос.

– Привет, – с нескрываемым волнением ответила я.

– Ну, давай знакомиться.

– Давай, – еле переводя дыхание, я тоже улыбалась, глядя на его улыбку. И вдруг почувствовала, как у меня начинают гореть щёки. К счастью, на таком расстоянии он не мог этого заметить.

– Как зовут?

– Джулия. А тебя?

– Красивое имя… Почти Джульетта.

Он шутил, но шутил ласково, по-дружески.

– Я – Маттео.

– Красивое имя… Почти Ромео, – пошутила и я, и мы вместе тихонько рассмеялись.

– Ну что ж, Джульетта. Как же мне добраться до твоего балкона?

Я замешкалась с ответом, пытаясь подобрать какую-нибудь остроумную фразу. Но тут снова послышалась сирена – эта невыносимая сирена! Сначала далеко, а потом ближе, ближе, завывая, оглушила нас на миг и мгновенно стала затихать, удаляясь всё дальше и дальше, пока совсем не умолкла.

Мы подождали, пока наступит тишина, а потом я спросила уже не шутливым тоном, а отрешенно, словно спрашивала про погоду:

– Я тебя раньше не видела. Ты недавно приехал?

– Да. Мои родители сняли эту квартиру в декабре. А я учился и жил в Милане. Как только университет закрыли, я и приехал к ним.

– А до Милана где ты жил?

– В Нембро. Тут неподалеку. Знаешь?

– Конечно. Я родилась в Бергамо. Все окрестности тут знаю.

– А я в Нембро родился.

– Сколько лет тебе? – поинтересовалась я.

– Двадцать один. А тебе?

– Ого! Уже совсем совершеннолетний, – вновь начала шутить я. – А мне только пятнадцать.

– Ещё совсем несовершеннолетняя, – пошутил и он в ответ.

– Да уж, – вздохнула я.

– Чего вздыхаешь? Поскорее вырасти хочется? – улыбнулся он.

– А тебе не хотелось?

– Хотелось. Особенно права получить.

– Знаешь, та мелодия, что ты играл вчера на балконе, – это мелодия из моего детства.

– Серьёзно? – удивился он, – Песня-то совсем не детская.

– Мой папа её часто слушал, когда я была маленькой. И тоже играл её на гитаре. Как она называется?

– «Nothing else matters», Metallica.

– Красивая мелодия.

– Да, одна из моих любимых.

Не знаю, сколько времени мы с ним так продолжали болтать о том о сём: о музыке, о нашей жизни, об учёбе, о наших родителях и вообще обо всём на свете. Но во время разговора мне вдруг пришло в голову, что мы с ним болтаем так, как будто сто лет друг друга знаем. Словно давние друзья, которые долго не виделись и вдруг встретились и не могут наговориться. Наверное, мы так проговорили бы весь день по телефону, если бы к нему на балкон не вышла женщина. Мельком бросив на меня взгляд, она что-то сказала Маттео и ушла.

– Твоя мама? – спросила я.

– Ага. Зовет обедать. Тебе тоже, наверное, уже пора на обед.

– Наверное.

– Приятного аппетита, – улыбнулся он и добавил: – И приятно было познакомиться.

– Взаимно, – улыбнулась и я и зашла домой.

Снимая куртку в коридоре и вдыхая заманчивый аромат, я попыталась понять по запаху, какое блюдо нам сегодня приготовил Диего, а потом весело крикнула, чтобы мама на кухне услышала меня:

– Что это вы там такого вкусненького приготовили? У меня уже слюнки текут. Неужели лазанья?!

Я влетела на кухню и воскликнула:

– Лазанья! Точно!

Не знаю, что такого было на моем лице, но мама и Диего буквально остолбенели, увидев меня.

– Чего? – улыбнулась я, словно извиняясь за свой энтузиазм.

– Ничего, – почти одновременно и с улыбкой до ушей ответили они.

Мы накрыли стол в гостиной. Мама достала белоснежную скатерть, праздничный сервиз, бокалы для вина.

– Сегодня какой-то праздник? – удивилась я.

– Нет, просто воскресенье. Воскресный обед. – Она пожала плечами.

– Но праздничный сервиз ты не достаешь в другие воскресенья.