Лабиринт – это такое странное явление, в котором не знаешь, где начало и где конец пути. Преодолевая множество извилистых поворотов, ты думаешь, что скоро увидишь мир во всей красе, с легкой утренней дымкой и щебетом птиц, но сворачиваешь за угол – и видишь новый путь, которому нет конца. Лабиринт внутри нас и снаружи. Лабиринт мыслей, судеб, потоков энергии. Конец лабиринта всегда наступает, ждешь ты этого или нет, радуешься этому или скорбишь. Сама жизнь на Земле есть лабиринт случайных явлений и неожиданных поворотов…

Мое право на начало этой жизни и вхождение в Лабиринт было оспорено и обсуждено множеством лиц. История начиналась очень просто и в то же время очень сложно. Жизнь маленького зародыша уже билась внутри молодого женского организма, но вокруг него происходили события, которые могли повлиять на начало его пути.

Молодой женский организм принадлежал, собственно, моей матери. Назовем ее Ирой и вообще познакомим читателя со всеми действующими лицами. Будущей молодой матери 19 лет, она окончила школу в пригороде Ленинграда и после окончания школы лелеяла мечты стать стюардессой Аэрофлота. Но с поступлением в специальное учебное заведение что-то не заладилось, и мама находилась в поиске своего места в жизни.

Хранилище памяти. Вот молодая мама на фотографиях – у нее всегда грустное выражение глаз. Мама сидит на мопеде (откуда мопед?) на деревенской улице. Вот мама у родственников в Базарово, сидит с удочкой на завалинке у простого рубленого дома. Мама – школьница старших классов в белом фартуке.

Бабка Люся и бабка Нина – другие участники рассказа. У нас в семье не говорили «бабушка», говорили «бабка», и никто не обижался. Жизнь так сложилась, что маму воспитывала моя прабабка – бабка Люся. Она была стара к тому времени, у нее было доброе морщинистое лицо и сварливый язык. Много позже, когда я на нее смотрела, у меня почему-то всегда возникала мысль, что старухи всегда красивее стариков. Бабка Люся была родом как раз из Базарово, что в Тверской области, поэтому свято чтила традиции предков и религию. У бабки Люси имелся сын Владимир (её опора в старости) и дочь (моя «непутевая» бабка Нина). Бабка Нина была активисткой всех государственных начинаний в СССР: ездила шофером в геологической партии, строила БАМ и многие годы отсутствовала в жизни своих родственников.

Хранилище памяти бабки Люси. «Нинка всегда была непутевая. Бывало, отправлю ее в школу, а она залезет в сад к Никифоровым и целый день ест черную рябину. Меня с работы в школу вызовут, спрашивают: где ребенок? Весь день ее ищем. Под конец дня Нинка возвращается домой – весь рот черный, а портфель и не открывала. Но строгая девка была: если какой парень начнет с ней интересничать, так и в морду могла дать».

Так как бабка Люся была вдовой, а бабка Нина разведенкой (видимо, потому, что каждому могла в морду дать), то семейный совет по поводу моего будущего рождения возглавили именно они. На повестке дня стоял вопрос, вызвавший скандал в «благородном семействе»: моя мать оказалась беременной без брака. Отцом назвался иностранный студент, гражданин Кубы.

Хранилище памяти бабки Люси. «Он (мой отец) когда в первый раз приехал, сказал, что все дела по хозяйству переделает. Для начала ему велели ветки с тополей обрезать. Так он лазал по деревьям как обезьяна! Все ветки обрезал и на грузовик погрузил. Но ему ж не впервой, они там у себя за бананами лазают».

Свадьба поможет избежать позора – вот выход из положения. К счастью, гражданин Кубы оказался разведенным.

Хранилище памяти. Вот фотографии со свадьбы моих родителей. Мама в белом платье и простом венке прикрывает ощутимо наметившийся животик. Отец везде сфотографирован так, что видно только полголовы, верхняя часть её – за отрезом фотографий.

Мне дана путевка в этот Лабиринт.

Счастливые годы учебы в институте, успешные или неуспешные, рано или поздно заканчиваются.

Хранилище памяти мамы. «Мы долго думали, что будет дальше. Я периодически впадала в отчаяние, потому что не могла решиться ехать за мужем на Кубу и жить там, не зная языка, обычаев, без образования и профессии, оторваться от дома, Ленинграда, который я не покидала ни разу в жизни. Мигель мне рассказывал, что у него на Кубе живет младшая сестра Минерва и младший брат Марио. Главой семьи считается его мать. Бабка Нина подзуживала: «Поезжай на Кубу, будешь свекрови ноги мыть и есть жареные бананы». Видя мой страх перед будущим, Мигель утешал меня: «Я смогу остаться при консульстве Кубы в Ленинграде. Мне поможет хорошее знание русского языка».

Однако остаться при консульстве Кубы не удалось. Правительство Кубы отправило на обучение специалиста по железнодорожным перевозкам, а не по иностранным языкам.

Хранилище памяти мамы. «Мигель лучше меня понимал, что я никогда не приеду на Кубу. Мне же периодами казалось, что я решусь. Прощались мы так, как будто должны были скоро встретиться. Мигель улетел».

Мне в это время исполнилось два года. На память остались маленькие старые черно-белые фотографии, которые мама делала на загранпаспорт, а мы свернули на новый путь в нашем Лабиринте жизни.

В яслях каждое утро на завтрак была каша. Я не любила кашу вообще, но манную особо ненавидела. Мне нравился компот из сухофруктов. Собственно, манную кашу не любили все дети, а многие при этом еще и плохо пользовались ложкой. Тех, кто не хотел есть кашу, докармливали. Много позже один мой знакомый вспоминал, что у него в детстве с этим тоже были проблемы.

Хранилище памяти знакомых. «В летнем лагере для детей дошкольного возраста была превентивная мера по освоению выделенных на завтрак объемов манной каши: «Кто не съест завтрак, гулять не пойдет». Но мне хотелось не просто гулять, а первым прибежать и построиться, уцепившись за веревочку, с помощью которой нас водили. Долгое время мне это не удавалось. В конце концов, однажды я просто запихал манную кашу себе в штаны и первым прибежал на построение. Моя уловка, естественно, сразу была раскрыта».

На лето меня отправляли в ближайший пригород, в частный дом бабки Люси. Дом казался мне очень большим, и в нем всегда было прохладно. Бабка Люся готовила на чугунной дровяной плите, обложенной кирпичом, с двумя, опять же, кирпичными дымовыми трубами и множеством заслонок. Насчет питания у бабки Люси был особый пунктик, который встречается у многих людей, переживших ужасы войны. Она готовила не просто много, а ужасно много и вкусно. Еда, разложенная на тарелках, просто физически не могла уместиться в маленьком ребенке. «Вот, смотри, Боженька видит, как ты портишь еду!», – говорила бабка Люся, указывая на чадящую лампаду в углу большой комнаты. – «Ешь, а то Боженька тебе уши отрежет!»

После свадьбы родителей бабке Нине удалось выбить для нашей маленькой семьи комнату в коммунальной квартире, в которой жила она сама. В квартире проживало много семей (их количество я не могла тогда сосчитать), но в более позднем возрасте, уже после частичного расселения, связанного с увеличением нормы площади на жильца, в квартире осталось семь семей.

Бабка Нина имела активную позицию в жизни и завоевала себе определенный авторитет среди соседей, показав полную компетенцию в вопросах уничтожения тараканов и прочих мелких вредителей, сбора средств на оплату коммунальных услуг (ее расчет, сколько и за что с кого собирать, всегда был точен), а также контроля за очередностью дежурств по уборке мест общего пользования. В случае невыполнения основных правил совместного проживания бабка Нина всегда шла на открытую конфронтацию с нарушителем. И однажды у нее произошел конфликт с соседкой, которую она презрительно называла «Асолоткина», а я – «тетя Аня».