И оно произошло. В дверь позвонили. Я даже в глазок не посмотрел, мне было безразлично, кто там, и черту бы обрадовался, возможно, даже выплакался бы у него на плече. Но это оказался Лёва Дондерфер – довольно слабая альтернатива черту.
– Старик, отвратно выглядишь! – прозвучало вместо «здрасти». К слову сказать, это было обычным его приветствием ко всем, за исключением женщин. С женщинами дела обстояли еще хуже.
Лёва протиснулся в коридор – огромный, в яркой пестрой рубахе и шортах, невесть как напяленных на слоноподобные телеса, с початой бутылкой пива в одной руке и объемным пакетом в другой. Не обращая на меня внимания, он потопал на кухню. Я пару секунд раздумывал – не уйти ли мне куда-нибудь? Потом все-таки последовал за ним.
На кухне Лёва выгружал из пакета картонную упаковку пива, какую-то рыбу…
– Гарик, – он заглянул в холодильник, – чего пожрать есть?
– Ничего. – Я присел на табурет и закурил.
– Ладно, рыбцом перетопчемся. – Лёва открыл бутылку о бутылку, остальные затолкал в морозилку. – Где твоя «мадам Гончарова»?
– На даче. – Ни с того ни с сего вдруг разболелась голова.
– Мы шашлычат сообразить сегодня собираемся, ты как?
– Без меня, Лёв, – промямлил я, – что-то приболел…
– Хандришь, старик, хандришь… – Он сунул мне в руки бутылку. – Мужской климакс, кризис среднего возраста, это надо пережить. Пей давай.
Я машинально глотнул. Лёва Дондерфер – успешный, по-настоящему, безо всяких реверансов классный художник, – что я мог ему объяснить? Его пухленькая черноглазая Муза, заласканная, прикормленная, наверняка страстно обожающая Лёву со всеми его бесконечными сальностями и двусмысленностями, уверенная, благополучная Муза-мурлыка уж точно не променяет Дондерфера ни на какого другого холстомарателя.
– Игоряша, – он смачно, с хрустом, с вывертом оторвал рыбине голову и швырнул на телепрограмму, лежавшую на кухонном столе, – тебе надо куда-нибудь выбраться, а то совсем сдуреешь со своим климаксом.
– Да с чего ты… – начал закипать я.
– Шторки задернул, телефончик отрубил и вот ещё, – Лёва кивнул на четкие квадраты на обоях вместо зеркал. – Я по случаю домишко приобрел, километров пятьдесят всего от города. Места – сказка, воздух – песня. Тишина, красота, озерцо – идеально, чтобы денек-другой понянчить свою депрессушку. А потом рвануть в ближайший городок, прикупить шашлычат, винца, прихватить загорелую селянку да показать ей, какой у тебя, да-да, у тебя чудесный домик в горах. Придумай себе легенду, другую жизнь, поверь в неё – и не заметишь, как очухаешься. Да вот еще, – из пакета Дондерфер добыл небольшой черный футляр, – приобрел, сам не знаю зачем. Возьмешь с собой, пригодится.
– Что это?
– Карманный компьютер. – Он извлек из чехла плоскую черную коробочку величиной со средний набор женской косметики. – Работает от аккумулятора и от обычных пальчиковых батареек, подсоединен к Интернету, так что будешь кропать шедеврики, валяясь на травке у озерца с селяночкой в обнимку. Годится?
Он смотрел на меня и улыбался. Никогда раньше не видел, чтобы толстые люди так по-мефистофельски улыбались…
Дондерфер умудрился меня уговорить. Остался даже ночевать, что, впрочем, мне, размякшему от теплого пива, а потом от неизвестно откуда взявшейся холодной водки, было практически безразлично.
Проснулись далеко за полдень. Лёва долго вычерчивал маршрут по возникшей из неизвестного пространства карте, что-то втолковывал мне, похмельному и разбитому, заставлял собирать вещи, выталкивал из квартиры… Мне же было самоубийственно тошно.
– Смотри сюда, – Лёва развернул карту на капоте моей дряхлой «Нивы», – здесь сворачиваешь налево и – вверх, дорога паршивая, но где в горах найдешь хорошую? Всё время вверх, там увидишь указатель: «Участки художественного общества “Пастораль”». Мой участок шестой, у озерца. Ключ у охраны возьмешь, я предупрежу. Всё, давай, катись с ветерком.
С этими словами он запихнул меня в машину, швырнул на сидение рядом карту, грохнул дверью и снова улыбнулся своей невыносимой улыбкой.
– Спасибо, – выдавил я и поехал, даже не предложив подвезти его.
И не сожалел. Общество Дондерфера всегда давалось мне с трудом. Не знаю, как это объяснить: вроде бы душа-человек, талант, каких поискать, а выносил я его с тяжестью. Наверное, потому что Лёва всегда был вроде как на ладони, нет, ускользал, подлец, газообразным веществом, и замучаешься ловить его да рассматривать.
Погода хмурилась, небо куксилось. Через час я заметил, что выехал не на то шоссе, пришлось вернуться в город. К этому времени погода испортилась окончательно. Расплакался сентиментальный южный дождик, влажная духота лениво заползла в салон. На автоматизме я выбрался на нужную дорогу, не совсем отдавая себе отчет, зачем я вообще туда еду. Все время хотелось вымыть руки и уснуть в чужом доме под сочувствующими взглядами незнакомых людей…
Дождь усиливался. Я ехал, время от времени бросая взгляд на карту, но мой отъявленный топографический кретинизм вкупе с нежеланием каких-то действий вообще привели к логическому результату – я заблудился. Скорее машинально, нежели действительно пытаясь отыскать участки художников, объездил с десяток горных дорог и воистину козлиных троп, пока не начало смеркаться. Небо разразилось сплошным белым ливнем, таким сильным, что «дворники» работали только для собственного успокоения. Надо было выбираться на трассу и возвращаться домой, да купить по пути вина… белого муската…
Ехал практически вслепую, не боясь, впрочем, врезаться в кого-нибудь – забрался я в такую глухомань, что любую встречную машину посчитал бы за благо, хоть подсказали бы, как выехать на шоссе. И на одной из козлиных троп я застрял. Колеса истерично буксовали, российский джип перестроечного периода потерпел полнейшее фиаско на подраскисшей черноморской земле. Подергавшись в напрасных попытках освободиться, я выключил зажигание и предался меланхолии под издевательский грохот дождя, который отчетливо барабанил по крыше авто: «до-н-де-р-фе-р… до-н-дер…» Под этот перезвук-перестук я незаметно и заснул.
Солнце легонько стукнуло в лобовое стекло и размеренно постучало в ветровое. Я разлепил веки и сквозь беспомощный прищур разглядел свежевымытое утро и чьё-то лицо, замутненное разводами на стеклах. Некто стучал и что-то говорил, совершенно непонятно, что именно. Наконец я догадался открыть дверь и выбраться наружу. После влажной, почти банной духоты салона последождевая свежесть слегка оглушила, захотелось тряхнуть ближайшую древесную ветку – принять душ, а после уже…
– Извините, что разбудил. Можно поинтересоваться?
Я обернулся. Оказалось, лицо за стеклом не было остатками снов. Рядом с моей «Нивой» стоял высокий широкоплечий мужчина, как показалось, в темно-зеленом джинсовом плаще… или пальто.
– Да? – Я хлопал ресницами и дышал, дышал, будто похмелялся.
– Как вы здесь оказались?
– Сам не знаю, заблудился. А где я?
– И давно тут стоите? – отчего-то не ответил на вопрос мужчина. Обойдя машину, он оперся на капот. Рыжеволосый, темноглазый… Какой яркий типаж!
– С вечера. – Я практически воткнулся ногами в землю, в небо головой и начал соображать. – Машина заглохла, я и заснул. Не подскажете, как на шоссе выбраться?
И мы одновременно посмотрели на колеса, утопшие в подсыхающей грязи.
– Я ехал к это… к этим… Ну, где у художников домики, там у друга участок, – зачем-то зачастил я, словно оправдываясь. – Отдохнуть недельку-другую. Я писатель…
«Хорошо хоть про климакс не начал исповедоваться!» – с отчаянной злостью на самого себя подумал я и почувствовал, как сильно проголодался.
Четкие, напряженные черты лица мужчины вдруг смягчились, даже складка меж бровей разгладилась.
– Знаете что, – с дружелюбной улыбкой произнес он, – здесь рядом есть поселок, я там живу и могу проводить вас. Сами видите, машину пока не вытащить. Отдохнете, перекусите, потом придем с подмогой. Как идея?
– Великолепная!
