– Богу угодно наблюдать за моими мучениями. Чтобы я проклинала все, что меня окружает. Каждый камень под ногами.

– Ты должна отпустить его. Я уверен, он хочет, чтобы ты была счастлива здесь. Он ждет пока ты проживешь долгую, счастливую жизнь, и в глубокой старости покинешь свое тело. А там, вы будете вместе.

– Так может не стоит ждать? Может все ускорить?

– Что ты такое говоришь? – взгляд молодого монсеньора стал серьезным, – ты сама знаешь, что самоубийство – страшный грех, которому нет прощения. Бог вдохнул в тебя жизнь – это самое дорогое что у тебя есть. Ты обязана переступать через все испытания, преодолевать их и идти дальше. До победного конца. Пока Господь сам не позовет тебя к себе.

– Я согрешила. Вы знаете, что я носила траур, не только внешне, но и сердцем. Оно затянулось в черные шелка, обливаясь слезами. Я молилась о том, чтобы ему там было хорошо. Ставила свечи каждую неделю и заказывала мессу.

– Джес, мне не в чем тебя упрекнуть, кроме того, что твой траур затянулся. Ты должна жить дальше. Заполни свое сердце иными чувствами.

– Об этом я и хотела поговорить. Мне нужно покаяться. Мой грех ужасен, святой отец.

Джес опустила взгляд. Стыд подступил комом к горлу и не давал высказаться.

– Я изменила ему, – шепотом произнесла она, и слезы потоком хлынули из глаз, – я предатель. Мне нет прощения. Наложите на меня епитимий, прошу.

– Джес, послушай меня.

Монсеньор приобнял ее и тут же пожалел о том, что начал исповедь не в стенах конфессионала. Там все было по-другому. Там, он чувствовал себя отцом церкви и слугой Господа.

А здесь, он ощущал себя простым смертным, которому не чужды ни чужая скорбь, ни раскаянье.

– Твоя жизнь продолжается, ты молодая девушка, у которой есть желания. Как и у всех людей на земле. Скажи мне, ты встретила того, с кем готова быть до конца своих дней?

– Я не смогла справиться со своей похотью. Она завладела мною, а я не смогла воспротивиться. Мне так стыдно.

Джес громко всхлипнула и ее возглас раздался эхом по храму.

– Мы с тобой беседовали неделю назад. Все было иначе, – монсеньор воспроизвел в памяти их прошлый разговор.

Тогда он говорил с Джес, которая наложила на себя пожизненную печать вдовы. Ее мысли были только о работе и об усопшем муже. Ему было жаль девушку, и каждый раз он пытался вселить в нее веру в будущее. В светлое, счастливое будущее.

– Он вдохнул в меня что-то неизвестное. Я не знаю этих чувств. Но я понимаю, что это неправильно. Так нельзя. Я боюсь его с невероятной силой, но и хочу его не меньше. Он заполнил все свободное пространство вокруг меня, вселился в мысли, и кажется, я влюбилась.

– Любовь – прекрасное чувство. И отнюдь не является грехом, Джес, – улыбнулся монсеньор, – я рад, что скорбь отступила. Этот мужчина, он знает о твоих чувствах?

– Нет. Я никогда не смогу произнести это вслух. Он… Он…

– Откройся ему. Если ты выговоришься, тебе станет легче. Сколько ты будешь давить в себе то, чем должен быть наполнен человек до остатка? Твое признание не грех, и не нужно говорить об этом, как о чем-то постыдном.

– Наверное, вы правы, – Джес вытерла слезы, – я расскажу мистеру Самберу о своих чувствах, потому что не смогу иначе.

– Что? При чем здесь господин мэр?

– Вчера он имел неосторожность проявить ко мне жалость, или Бог знает что еще. И я поняла, как давно он мне нравится. Я всегда открещивалась от этого, считала полным абсурдом, выталкивала подобные мысли из своей головы. Но вчера произошло непоправимое. Старые часы долго стояли и показывали одно и то же время. Время смерти моего мужа. А вчера, они пошли. Мистер Самбер опытный часовщик, настоящий мастер, снова привел их в ход.

– Джес, подожди, ты…, – монсеньор потер пальцами переносицу, пытаясь угомонить свое повышенное сердцебиение, – ты же знаешь мэра. Знаешь, что его душа далека от Бога. И что…

– Он построил этот город, собрал здесь самых несчастных и одиноких. Никому не было до нас дела. Кроме него. Он воздвиг этот храм, пусть и не верил в Бога. Он дал всем работу. Так можно ли говорить, правильно ли говорить о том, что его душа хуже моей или чьей-либо еще?

Он единственный, кто обратил на меня внимание. Хотел помочь. Это было искренне. Это было так, как он умеет.

– Послушай, – святой отец сжал ее плечи в попытке вывести из гипноза, в который ее ввел Самбер, – ты ничего не знаешь о нем. Мы ничего не знаем о нем. И никогда не узнаем его истинных помыслов.

– Он ходит к вам. Посещает исповеди. Вы что-то знаете?

– Знаю, Джес. Поэтому умоляю, держись от него подальше.

Монсеньор отпустил ее и попытался привести дыхание в норму. Он и так сказал много лишнего. Он не должен был. Но сейчас, таинство отошло на второй план, потому что страх за Джес был сильнее.

– Я не понимаю вас.

Ей хотелось выяснить, что он имел в виду, но святой отец уже закончил требу, оставляя много недосказанного.

– Иди с Богом, Джес.

Исповедь Самбера давила на его плечи, душила горло, выкалывала глаза и вырывала язык по самое окончание.

– Я не вовремя?

Самбер нахмурил брови, когда на его пороге появилась еще одна гостья.

Что за день открытых дверей? Совсем недавно он сетовал на судьбу и Вселенная, как всегда, услышала его неправильно. Появление Джес было приятным сюрпризом, садовник не соврал.

Этот странный паренёк, что-то бормотал про необычные свойства цветка и очень рекомендовал разжиться парой клумб. Если раньше Кайл видел в нем необычное растение, то теперь был намерен узнать о его влиянии больше. Всегда ли запах производил такой эффект, или этой ночью произошло то, что случилось бы без всяких соцветий? Джес давно не была с мужчиной, а накануне он достаточно постарался для того, чтобы произвести на нее впечатление.

– Мистер Самбер? – незваная гостья выдернула его из приятных размышлений.

Он знал, кто стоит перед ним, но показывать этого не собирался. В конце концов, он никого не приглашал и не обязан быть любезным.

Ее длинные белоснежные волосы, сегодня были собраны в ажурную косу, стройные ноги обтянули черные лосины, заправленные в высокий сапог. Под кожаной курткой виднелся воротник белой блузки, а аккуратные пальчики нетерпеливо теребили сумочку. В таком виде она выглядела более привлекательно, чем в старом подвенечном платье.

– Я пришла по делу.

– Я не принимаю дома. А в выходные дни не принимаю вообще, – сухо произнес он, и развернулся в сторону дома.

– Я думаю, ты мог бы сделать исключение, раз уж я здесь.

Такой настойчивости можно было только позавидовать.

Она ускорила шаг и обогнала его. Возле беседки достала из сумки папку с бумагами.

– Не переживай, я много времени не займу.

– У тебя очень интересный подход к делу, Амели, – проговорил он, когда суета с бумагами была окончена.

Самбер обогнул беседку и сел на кованную лавку.

Сегодня было воскресенье. Самый скучный день из всей недели, который тянулся нескончаемо долго. Кайл имел власть над многим, но время пока ещё было ему неподвластно.

–Ты помнишь моё имя, а это уже гарантирует успех.

Амели широко улыбнулась и села напротив. Не так вальяжно, как мужчина напротив, но и не с меньшим достоинством.

– Я знаю имена всех, кто живёт в моем городе, не думаю, что этим людям как-то по-особенному везет.

– Я думаю, иметь такого ответственного мэра уже удача для каждого.

Иметь? Самберу показалось, что она сделала намеренный акцент на этом слове.

Слишком нагло. Можно сказать, непозволительно. Ворваться в его дом, бросать двусмысленные намеки. Это только на первый взгляд может показаться храбростью и вызвать восхищение. На самом же деле, эти действия попахивали банальной тупостью.

– Это мой диплом, аттестат, характеристики, рекомендации и прочие документы, которые должен иметь любой уважающий себя специалист, – Амели придвинула к нему аккуратную стопочку. – Управление активами, планирование бюджета, аудит – я хороша в этом.