- Слушай, а где Анютка? - поинтересовался он. У, даже заботу изобразить не попытался, гад ползучий! - Я ей второй день на трубку звоню и все время слушаю душераздирающую историю про то, что абонент недоступен. Решил сам приехать, а то вдруг она уже позабыла о законном муже, нашла себе какого-нибудь художника-романтика и свалила в свадебное путешествие уже с ним.

  - Аня, моя сестра, вполне способна решать, с кем ей жить - чеканя каждое слово, звенящим голосом произнесла я и поймала себя на том, что руки сами собой ищут что-то тяжелое, чтобы засветить этому, гм, Павлу по морде. Жаль, так и не нашла ничего. - И, раз уж на то пошло, то любой художник-романтик во стократ лучше, чем такая сволочь как ты!

  Павел досадливо дернул плечом и снял очки. Жутковатые все-таки глаза у него. Какие-то бесцветные, рыбьи. И взгляд вечно нахальный. Неприятный тип, я б к такому на километр не подошла. И где были Анины глаза, когда она в загс с ним шла?! Эх, ничего-то я в этой жизни не понимаю.

  - Ну повздорили чуток, с кем не бывает - нехотя признался он, зачем-то опасливо озираясь по сторонам. - Послушай, Дара, Анечка всегда умела раздуть из мошки слона, вот и теперь расстаралась. Так что в больницу она попала по собственной дурости, не иначе. Брось дуться, я даже не думал, что она настолько потеряет голову, чтобы травиться!

  Интересно, откуда он знает, что Аня в больнице? Я не говорила, родители тоже в его сторону теперь плюнуть побрезговали бы. От самой Ани? Ой, вряд ли. Что-то здесь неладно. Я встревожено огляделась в надежде, что Ворон где-то здесь, что он не бросил меня один на один с этим... Нет, не человеком. Не знаю, как его назвать.

  - Ладно, хватит прохлаждаться, поехали, - Павел сделал шаг ко мне, намереваясь бесцеремонно сграбастать за локоть и впихнуть в машину. - К Аньке съездим, фруктов отвезем. Дорогу будешь показывать. Давай-давай, поднимайся.

  Подниматься и, тем более, ехать куда-то с ним я не собиралась. Свой локоть из его руки, содрогаясь от отвращения, я вырвала, а попыткам поднять меня с земли противилась изо всех сил. Только ему мое сопротивление, мягко говоря... Кричать - так не услышит никто, пустовато на улице, даже на крыльце универа, как назло, никто не курит... Павел решительно сгреб меня в охапку, а руки, едва не сломав мне пальцы, перехватил за спиной и, ничуть не напрягаясь, потащил к машине. А Ворон, поняла я, защищать меня и не собирался. И не ребята, которые со мной учатся, его заинтересовали! Он рыбку покрупнее ждал, и, боюсь, дождался. Интересно ему, фокуснику дешевому, было посмотреть, как я, дура наивная, из лап железных этого гада вырываться буду! Экспериментатор фигов! Сейчас эта сволочь завезет меня куда-нибудь в безлюдное место и...

  Вся кровь бросилась в голову. Я и сама не поняла, как, невероятным образом изогнувшись, смогла пнуть Аниного мужа в коленную чашечку и одновременно вырвать из стального захвата левую руку, и, когда Павел, взвизгнув от боли и громко матерясь, ослабил хватку, я, едва не застонав от наслаждения, со всей силы вонзила ногти в его самодовольную морду. Брызнула кровь, он завопил и прижал руки к лицу. А я, подхватив из кустов сумку, добавила заключительный аккорд: с размаху пнула его между ног. Павел с ненавистью зыркнул на меня, прохрипел что-то непечатное и, истерически подвывая на одной ноте, повалился на асфальт. А я со всех ног бросилась к остановке.

  На мое счастье, к остановке подъехала маршрутка. Я мгновенно влезла в нее и, только упав на сиденье (спиной к водителю, иначе всем сидящим будет видно, что у меня джинсы порваны), перевела дух. И тут силы покинули меня. Противно трясущимися пальцами я кое-как отсчитала мелочь, чтобы заплатить за проезд - это все, на что меня хватило. Кратковременный прилив сил дорого обошелся для моего организма, но случился как нельзя кстати. В общем, надо срочно что-то съесть. Хорошо, хоть до дома ехать недалеко. Правда, придется пройти пешком метров триста-четыреста. Ой, как далеко-то! Ну ничего, как-нибудь дотопаю. Только бы лужи уже подсохли и мусорные баки по дороге не встретились. Смешно...

  Но все-таки здорово я Павла приложила! У этого гада от удивления глаза на лоб полезли. Вернее, сначала от удивления, потом уже от боли. Не только больно, но и унизительно: его, здоровенного детину, побила девчонка. А злость, оказывается, может быть полезной. Теперь Павлу обеспечены подпорченный фасад, проблемы с потенцией (хочется верить) и крупные затраты на психотерапевта. Я, довольная собой, улыбалась во весь рот. На душе радостно, танцевать охота.

  До вечера ничего интересного не происходило.

  То есть я вернулась домой, опустошила холодильник - картошки с грибами там не оказалось, но и холодный борщ оказался как нельзя кстати - и бессовестно проспала до семи вечера, а проснулась от того, что мама била меня по щекам, а белый, как полотно, папа уже вызывал 'скорую'. Вернувшись домой и застав младшую дочь крепко спящей, они почти до обморока испугались, что со мной случилось то же, что и с Аней. Ой, не проснись я еще минуту-другую, точно у кого-то из них стало бы плохо с сердцем! У меня самой сердце защемило, когда я их полные отчаяния глаза увидела, расплакаться захотелось. Я и разревелась, когда они обнимать меня бросились. Так и сидели втроем почти час. А мне так стыдно стало - это ж надо так дрыхнуть, что они никак не могли меня разбудить! Хотя, если подумать, то моей вины в том нет. Однако, все-таки стыдно.

  Успокоить родителей стоило немалых усилий, потом пришлось отпаивать валерьянкой, кормить ужином (а после дневного налета на холодильник там мало что осталось) и укладывать спать. Измученные, усталые, с расшатанными до крайности нервами, мама и папа уснули прямо за столом, с вилками в руках. Кое-как поочередно довела их до спальни, а про 'зубы почистить' и речи быть не могло. За одну ночь ничего их зубам не сделается!

  Помыв посуду, я распахнула дверцу холодильника и задумчиво уставилась на опустевшие полки. Чего бы пожевать? Так, четверть батона, немного масла, маленький кусок сыра и банка сгущенки. На пару бутербродов и кружку чая хватит. Единственное, что омрачило мою радость от позднего перекуса: перед тем как полакомиться сгущенкой, предстояло открыть банку. И как только другие ухитряются так ловко орудовать консервным ножом?! Для меня же это настоящая головная боль. Для начала минут пять пыхтела со странного вида стальной загогулиной (и почему это называют ножом?), потом, в очередной раз осознав бесполезность этого занятия, достала нож и нашла в кладовке молоток. Дело пошло веселее. Банка открылась криво, острые края торчат угрожающе, но мне посчастливилось о них не порезаться. Уже хорошо.

  Чайник шумел, закипая. Я жевала бутерброд и думала, что зря не разузнала всю правду об Ане и о том, что происходит со мной. Тогда у меня было бы хоть расплывчатое представление о том, что делать дальше. А так... Ладно, не будем о грустном. Но кто же знал, что Ворон поведет себя так... по-свински, что ли. Вроде не производит впечатления подлеца. Или безумного ученого. А-а, нет, так нет.