- Здрастье, у вас кофе есть? - язык заплетался.

  Тетка, не глядя на меня, ткнула пальцем в листок бумаги, пришпиленный на стене. Смысла в этом не было никакого: буквы расплывались перед глазами, образуя замысловатые узоры. Потратив еще несколько минут на бесплодные попытки сфокусировать зрение, я была близка к тому, чтобы забиться в истерике.

  - Но я не вижу - пролепетала я, еле сдерживая слезы. - Вы можете просто ответить: есть или нет?

  - Во народ! - загремела тетка. - От мужиков охренеть можно, а девки так просто беда! Ты на себя посмотри! Пьяная в подошву, в трусах, босая! Кофе! Да по тебе трезвяк плачет! Мотай отсюда быстро, а то ща милицию позову! - ее голос стал похож на ультразвук и резал уши, как бритва. - Алкашка! Шалава! Куда только родители смотрят!

  Свою визгливую тираду она могла, казалось, продолжать бесконечно. Я сдавила голову руками и бездумно уставилась на свои грязные ноги. Теперь уже было трудно отличить, на которой есть кроссовок, на которой нет. О, у большого пальца виднеется свежая ссадина, и маленькая капелька крови быстро скатилась на пол. Надо же, сильно порезалась и сама не заметила! Неужели это я? Это шатающееся, из последних сил цепляющееся грязными руками за стойку, чтобы не повалиться на пол существо с всколоченными волосами, зеленым лицом и в одной кроссовке - это я?! Жуть! Может, в другой город переехать?

  Тетка-продавщица продолжала надрываться по поводу ужасающего поведения современной молодежи, бешеной инфляции и продажных чиновников, и я была уже готова повернуть назад и выйти на улицу: сегодняшнего общения с правоохранительными органами мне хватило по горло. Ладно, думала я, любое опьянение рано или поздно проходит, пересижу в каком-нибудь тихом уголке. Но оторваться от прилавка было выше моих сил. Не знаю, сколько это могло бы продолжаться, но в этот момент хлопнула дверь, и к прилавку подошел ранний покупатель. И чего, интересно, ему не спится дома в воскресенье, в полпятого утра? Ой, я, кажется, совсем в этой жизни ничего не понимаю! А, ладно, мне-то что, мне бы в чувство прийти да до дому добраться без приключений.

  Длинноволосый парень в черной куртке купил у недовольно поджимающей губы продавщицы четыре пачки недешевых сигарет, задумчиво повертел в руках зажигалку, пока продавщица отсчитала сдачу, и вообще не производил впечатления человека, который куда-то спешит. Если так, то он вполне способен принять участие в нашем с теткой-продавщицей милом диалоге. Только этого мне не хватало! А поздний (или ранний) клиент забегаловки 'Розовый берег' повернул голову и, будто прочитав мои мысли, окинул меня равнодушным взглядом, но в тот же миг в холодных, если не сказать, ледяных глазах незнакомца блеснул интерес. Между широких прямых бровей пролегла глубокая складка, отчего вдруг резко обозначились продольные морщины на лбу.

  - Вот, полюбуйтесь! - буркнула продавщица - какие кадры шляются! Девка, а набралась как незнамо кто! Ворвалась, нахамила мне, права качать начала!.. Шваль подзаборная! Уж я-то это терпеть не стану, быстро полицию позову!

  - Обойдемся без полиции, - негромко сказал покупатель и, не сводя с меня настороженных глаз, медленно приблизился. - Эй, ты еще здесь, девочка? Ты слышишь меня?

  Странный, очень странный вопрос. Где ж мне быть? Я еще в состоянии запомнить, где нахожусь: в забегаловке 'Розовый берег'.

  - Ва-аще! - протянула тетка, во все глаза уставившись на странного незнакомца.

  - Ночь прошла спокойно, никто не заходил, - коротко бросил он, даже не взглянув на продавщицу, и осторожно дотронулся до моей щеки.

  - Никто не заходил, - покорно повторила продавщица и схватилась за детектив.

  - Кто... Кто ты? - прошептала я, инстинктивно отстраняясь, что в моем состоянии было совсем не просто.

  Незнакомец не ответил, но его горячая рука с силой сжала мое запястье, так, что я тоненько вскрикнула от боли. А потом... То, что случилось потом, не поддавалось никакому объяснению. У меня внутри будто поднялось бомба взорвалась. Бомба одуряющей черной ярости, жгучее, древнее чувство на уровне инстинкта. Так, отчаявшись, из последних сил загнанный волк бросается на охотника. Волк, которому нечего терять, и только пуля или удар ножом в сердце погасит эту ярость вместе с жизнью. Единственная мысль: убить. Убить любой ценой. Разорвать зубами горло, увидеть, как кровь фонтаном хлынет из раны. Поймать его отчаянный последний вдох.

  А незнакомец с пониманием смотрел мне в глаза, и не отпускал руку. Угасающее сознание запечатлело, как с грохотом упал на пол пластиковый стул, но мне было уже все равно: я пантерой бросилась на злосчастного покупателя, вцепилась ногтями в лицо и волосы, пытаясь зубами добраться до горла. А тот, не растерявшись, крепко перехватил меня правой рукой, а левой быстро взмахнул рукой перед моим лицом, и сознание померкло. Последнее, что я запомнила, были слова:

  - Что, не хочешь ее отдавать? А придется. Кишка тонка тягаться с проклятым, который однажды уже низверг твоего повелителя туда, где ему самое место...

  - ...думаешь, стоит еще раз? - донесся слуха тихий хрипловатый голосок. - Здесь же доза лошадиная. Хотя, нет, все-таки, слоновая... Или слоновья? Или слоновая... Ух, чтоб им пусто было, мамонтам этим!

  Что-то скользкое и холодное сдавило мою руку повыше локтя. Глаза открываться отказывались, а тело казалось огромной неподвижной колодой. Где я? И кто эти двое? Я дома? Ой, что со мной происходит?

  - Стоит, - другой голос, ровный и бесстрастный, показался мне смутно знакомым, - всего один кубик, так, на всякий случай. В конце концов, что мы теряем.

  Что-то острое вонзилось в вену. Я попыталась возмутиться, но язык задеревенел, и вместо слов из груди вырвался тихий вздох.

  - Смотри-ка, чует! - одобрительно проскрипел голосок, похожий на стрекотание сверчка. - Ну, молодая, хоть и не выглядит очень уж крепкой. Глядишь, и оклемается.

  Иглу вытащили из вены. Я попыталась пошевелиться, но не смогла: тело походило на бревно. Неожиданно меня закрутило в бешеном вихре. Рука вспыхнула огнем. Сознание вновь меркло, стало холодно.

  - Она скорей всего жива, но как долго это будет продолжаться, я сказать не могу. Несладко придется, если жива останется. Нити, что душу с телом связывают, ослабли до предела, смерть теперь девчонке в затылок дышать будет, - глухо произнес второй голос.