Зачем только Джори упомянул о море! Зачем всколыхнул тяжкие, унизительные воспоминания!

Айк чуть слышно застонал сквозь стиснутые зубы.

Но нет, то, что с ним случилось, справедливо! Он поставил свои интересы выше семьи и теперь расплачивается. Мама, умирая, велела заботиться об Эйворе и сестрах – он и это обещание собирался нарушить.

Всё правильно. Он виноват.

Но неужели он так никогда и не увидит море? Не вдохнет соленый ветер, не услышит, как хлопают над головой паруса? Не отправится к дальним странам, как мечталось когда-то?

Что ж, вот так и придется провести всю жизнь – в одиночестве, отвергнутым всеми? Даже с Джори он вынужден видеться тайком – ведь если в городе узнают об их дружбе, всей семье Холландов грозит изгнание.

Ни в коем случае не заговаривай со Свершителем, не прикасайся к Свершителю – или будешь навеки проклят! Все Свершители – нелюди, они выполняют кровавую работу, мучают людей, клеймят и наказывают плетью… и иногда – казнят.

Айк тряхнул головой и подтянул кожаный шнур, стягивающий волосы. Надо прекращать об этом думать. Он точно собака, что лижет и лижет больное место, пока оно не вспухнет и не воспалится еще сильнее. Что-то было такое, насчет клеймения… ах да!

Он вошел в дом и тщательно запер дверь, словно пытаясь отгородиться ею от тяжких мыслей. Снял сапоги и прошел в маленькую кухню.

Отец, в простой домашней рубашке и штанах, стоял у плиты. В воздухе висел густой, сытный запах вареной картошки, дыма и влажного дерева. Поскольку ни одна служанка не согласилась бы прийти к ним, готовкой и уборкой приходилось заниматься самостоятельно. Раньше это Айка не напрягало – к тяжелому повседневному труду он был привычен с детства и, когда отец забрал его в город, вздохнул с облегчением. Никаких утренних и вечерних доек, никакой готовки на ораву детей и животных, прополки, чистки хлева и прочего.

Но в последние годы даже самые простые домашние дела начали раздражать Айка. Они были бессмысленными по сути своей. Сегодня убрался, завтра снова грязно. Помыл посуду – и дня не проходит, как надо опять мыть.

Он присел на табурет у окна, налил молока себе и отцу.

– Как прошло? – спросил Эдвард, не оборачиваясь.

– Нормально. Отец… что означает клеймо в виде буквы «Р»?

Эдвард удивленно посмотрел на сына.

– В приморских городах так клеймили пиратов, «береговое братство». Где ты видел такое клеймо?

– Да вот у него, – Айк достал из-за пазухи смятую бумагу и разгладил на столе. Эдвард наклонился ниже, чтобы прочесть; коса соскользнула с плеча и упала ему на руку. Он нетерпеливо отбросил её.

– Хорас Гендерсон… не припомню такого имени. Вряд ли, конечно, оно настоящее. Ты заклеймил его?

– Да. Но… – Айк замялся – сознаваться или нет? Но всё же решился, – я поставил клеймо поверх того, которое у него уже было, этого «Р». Не стоило?

К удивлению Айка, отец равнодушно пожал плечами и снял картошку с плиты.

– Выкинь из головы. Парню повезло, да и ладно.

– Повезло?

– Если бы его поймали снова и увидели два клейма, он попрощался бы с головой.

Айк разгладил приказ.

– А почему клеймение, не понимаю? Он чужак, украл впервые… почему не порка?

– Как раз из-за старого клейма, – Эдвард поставил перед сыном миску и устроился напротив, – а вообще клеймение довольно бестолковая штука.

– В каком смысле?

– В самом прямом. Сама-то идея неплоха – ловят человека, скажем, на воровстве, а у него клеймо вора. Значит, наказание должно быть более суровым. Но в каждом городе ставят своё клеймо. И если человек попадается в другом месте, – Эдвард постучал черенком ложки по разложенной на столе бумаге, – никто не может понять, что означает вся эта белиберда.

– И что тогда?

– Да ничего. Назначают наказание с учетом возможно совершенных преступлений, – произнес Эдвард с нескрываемой иронией.

– Но, получается, мы напрасно мучаем людей?

– Ну да, – Эдвард невозмутимо отправил в рот кусок картошки и запил молоком.

Но Айк есть не мог, у него комок стоял в горле.

– И ты так спокойно говоришь об этом?! – запальчиво произнес он. – Надо что-то делать!

– Например?

– Ну… для начала составить список, в каком городе какие знаки используются!

– Так, – с одобрительным любопытством произнес Эдвард, продолжая жевать, – ну а дальше?

– Дальше… наверное, убедить магистраты принять общую систему знаков, чтобы они везде означали одно и то же.

– Неплохо. Позволь только уточнить один момент.

– Какой?

– Как это сделать? Но не в теории, а практически, в жизни. Как?

Айк встряхнул головой и непонимающе уставился на отца.

– Ну… связаться с другими Свершителями… написать им.

– Дивно! И кто же отвезёт эти письма?

– Вот это полная нелепость! – сердито заметил Айк. – Я читал, что до Исхода работала специальная служба, которая доставляла письма и даже разные вещи! Отчего её не возродили?

– Полагаю, людей осталось не так много, чтобы была нужна такая служба. Может, когда-нибудь и возродят. Но пока, – Эдвард допил молоко и встал, – пока мы не можем отправить никакого письма. Ни один человек не согласится иметь с нами дела.

– А…

– А сами мы уехать тоже не можем. Такое путешествие – дело долгое и опасное. И у нас есть работа здесь.

Тут Айк не нашел, что сказать. Но сдаваться так просто было не в его характере.

– Ты ведь не запретишь мне заняться этим? – спросил он. – Хотя бы попытаться найти выход?

– Запретить? Я? Упаси Всемогущий! – пожал плечами Эдвард. – Кто я такой, чтобы запрещать кому-то пытаться сделать наш мир лучше?

В последних словах прозвучала такая откровенная издевка, что Айка передернуло.

– Ты же знаешь правила, – произнес Эдвард уже обычным, спокойным тоном, – сделал работу – и распоряжайся своим временем, как хочешь. А теперь позволь, я тоже распоряжусь своим так, как я хочу.

Он вышел и поднялся по лестнице на второй этаж. Айк посидел ещё немного, в задумчивости кусая палец и глядя на злополучный приказ невидящим взглядом. Потом решительно поднялся, сгреб бумагу и взбежал вверх по лестнице. Прошел мимо мастерской – Эдвард уже снова увлечённо возился с горелкой – и вошел в «свою» комнату.

«Комната» – это, конечно, громко сказано, на самом деле это был чулан, который Айк приспособил для своих нужд. Эдвард держал здесь инструменты и всякий хлам; на стенах висели какие-то древние мечи, плеть и длинный хлыст, в углу мрачным силуэтом застыло тренировочное чучело из соломы. Не слишком приятное соседство, но Айк впервые в жизни получил возможность жить в собственной комнате и не обращал внимания на такие мелочи.

Он зажег свечи, небрежно бросил приказ на стопку бумаг. Уселся, быстро и ловко очинил перо своим заветным ножом. Расстелил чистый лист бумаги и задумался.

Быть может, отец и прав? Какое ему дело до всего этого? Разве он добровольно принял это ремесло? Нет, он был вынужден. По сути, он такая же жертва, как и те, кого наказывает. Как и отец. Разве не так?

Айк упрямо сжал губы.

– Не хочу быть жертвой, – негромко, но твердо произнес он и, обмакнув перо в чернила, аккуратно вывел первую строку:

«Р» – означает принадлежность человека к так называемому «береговому братству», береговым пиратам…»

Улюлюканье и свист толпы били по ушам, а голова у Айка и без того раскалывалась от боли. Хотелось заткнуть пальцами уши и плевать, что там кто подумает.

Первый месяц лета выдался холодным и после небывалой весенней жары обвально пошли дожди.

Дождь шел и сейчас – мелкий, нудный, словно весна без всякого лета просто перешла в осень. Айк сидел на краю телеги, закутавшись в плащ, кусал палец и наблюдал, как отец наказывает плетью очередного бедолагу. Тот стоически молчал, стиснув зубы. Второй приговоренный судорожно всхлипывал за спиной Айка. Видать, сильно жалел, что пытался облегчить карманы добрых горожан. Или что попался – это было более вероятно.