– Марша скоро придет. Я должна переодеться.

Не дожидаясь его ответа, она побежала наверх, сама не понимая, хочет ли, чтобы он был еще здесь, когда она вернется.

Резкий, назойливый запах духов Марши Пендл распространился по всей квартире. Лукас невольно шагнул подальше от двери. Однако не хотелось упускать ни слова из того, о чем говорили в соседней комнате. Возможно, мисс Оливия Силвердейл не слишком умело изображала славянский акцент «мадам Булгари», но роль медиума исполняла весьма пристойно. Лукас решил, что ее вполне можно выпускать на театральные подмостки.

Он начал слушать ее представление злой как черт, но через полчаса, внимая ее кривляниям, с трудом удерживался от смеха. Не верилось, что Марша Пендл воспринимает «оккультистку» всерьез.

Надо отдать должное мисс Силвердейл, она старалась. В тот миг, когда Марша Пендл собралась требовать у усопшего клятву в вечной верности, хотя, судя по всему, верность не была достоинством Джорджа в его земной жизни, мисс Силвердейл заставила его сбежать. Она заявила, что за мужчиной гонятся ангелы мщения. Они же обвинили Маршу в пособничестве в совершении гнусного греха.

– Ты должна раскрыть все! – грудным голосом пропела «мадам Булгари». – Только тогда успокоятся владыки врат и позволят тебе воссоединиться с Джорджем! Жена человека, которого ты оклеветала, призвала на свою сторону влиятельных духов. Они могут навсегда преградить тебе путь!

– Нет-нет! Прошу вас, мадам Булгари, скажите им: я делала только то, что велел мне тот человек. Клянусь! Он сказал, что я помогу спасти кого-то от разорения. Он не был ни вором, ни мошенником – более того, боялся, как девственница перед первой брачной ночью. Я решила, что дама, ради которой тот малый так старался, – его родственница. Во всяком случае, на мои вопросы он не отвечал. Дал мне пять гиней только за то, чтобы я сказала констеблю, что последние полгода я была близкой подругой этого Генри Пейтона, приходила к нему под вуалью и все такое. Я ответила: не волнуйтесь, такое случается, уж мне ли не знать? Я не хотела никому ничего плохого; думала, что все к лучшему. Пожалуйста, передайте это духам!

– Успокойся. Они знают, что твоя душа чиста. Они разыщут злоумышленника, но ты должна его назвать.

– Но я не знаю его, говорю вам! Он пришел и спросил именно меня – по его словам, он слышал, что раньше я выступала на сцене. А потом предложил мне пять гиней. Целых пять гиней! Достал деньги и показал мне. Я сразу поняла, что ума у него меньше, чем у новорожденного котенка. А еще он очень не хотел, чтобы его видели со мной; до наемного экипажа я должна была идти на три шага позади. Я и узнала-то, как его зовут, случайно. Какой-то прохожий, приподняв шляпу, сказал: «Добрый вечер, Элдрич, странно видеть вас к югу от Темзы». Бедняга чуть не обмочился от страха, покраснел, как рак… Я вовсе не хочу сказать, что не виновата, ведь я солгала, что этот Пейтон развлекался за спиной у своей женушки. Но моя ложь – просто детская забава по сравнению с тем, что я вижу каждый день! Несправедливо это – наказывать нас с Джорджем только за то, что я хотела помочь! Вы ведь им передадите?

– Они тебя слышат. И все же ты должна рассказать о том человеке, представить его на их суд. Расскажи, как он держался. Закрой глаза и постарайся описать его… как можно подробнее. Так им быстрее удастся снять его грех с твоей души.

– Ну, не знаю. Он… мужчина. Невысокий. Одет как клерк, богатый лавочник или, к примеру, священник. Все они ходят в бордель, а в конце все на одно лицо. Одет чисто, аккуратно – сразу видно, что у него есть жена или экономка. Сюртук заштопан хоть и аккуратно, но во многих местах… Очевидно, у него не слишком много нарядных костюмов, понимаете? Лицо у него было серьезное и испуганное, но ведь так и должно быть. Они еще злятся, духи-то?

Молчание, которое последовало за ее взволнованным вопросом, перемежалось ее шумными всхлипываниями. Лукас с трудом сдерживал нетерпение. Конечно, даже неугомонная мисс Силвердейл поняла, что из Марши Пендл больше ничего не выжмешь, даже под угрозой вечного проклятия. Наконец послышался шорох и судорожный вздох.

– Ах… снова вода, туман… они уходят.

– Но они не запретят нам с Джорджем быть вместе, когда настанет мой срок?

– Они на время успокоились. Но говорят, что я больше не должна связываться с ними от вашего имени, пока они сами не пришлют весть. Я не смею им перечить.

Лукас оттолкнулся от дверного косяка. Рассказ Марши Пендл показался ему вполне логичным, гораздо более правдоподобным, чем фантастические измышления мисс Силвердейл. Может быть, после «сеанса» необыкновенная девушка поймет, что все ее мысли о заговорах – просто бредни? Он покосился на многочисленные листы со списками, украшавшие стену у него за спиной, и вздохнул. Маловероятно. Все верят в то, во что хотят верить, а Оливии Силвердейл хочется верить, что Генри Пейтона оболгали.

Когда за всхлипывающей Маршей Пендл закрылась дверь, он вошел в гостиную.

Оливия разматывала шаль, расшитую золотой нитью, которая прикрывала ее кудри. Волосы у нее разметались по плечам, отсвечивая медью. Она скрутила волосы в узел и скрепила деревянной шпилькой, но отдельные локоны выбивались из прически. Лукас поспешил подобрать сброшенную шаль, чтобы чем-то занять руки. Дурной знак, если ему хочется помочь женщине сделать прическу!

– Итак, что вы думаете? – спросила она, нарушая тишину.

– Думаю, что худшего славянского акцента мне еще не доводилось слышать.

В ее глазах плясали веселые огоньки, но густо накрашенные губы не улыбались.

– И все же подействовало, верно? – не сдавалась она.

– Зависит от того, что назвать словом «подействовало». – Лукас подошел к каминной полке и понюхал свечи. – Давайте поскорее перейдем в ваше паучье логово. Здесь ужасно воняет.

Следом за ним она перешла в кабинет, на ходу распутывая шали и сворачивая их в пестрый узел. Без вуали она выглядела настоящей пародией на гадалку; щеки и губы были густо накрашены, подведенные углем глаза загадочно мерцали.

– Вы не могли бы умыться? В таком гриме вы похожи на актрису из захудалого театра.

Глаза цвета меда с прозеленью сверкнули – то ли весело, то ли раздраженно. Однако ответила она по-деловому:

– Я понимаю, что мы почти ничего не узнали, кроме того, что некий человек по фамилии Элдрич велел ей переговорить с констеблем. Но это уже что-то. Мы должны его найти.

– Сядьте, мисс Силвердейл! Позвольте вам кое-что объяснить.

Она скрестила руки на груди, и он с трудом отвел взгляд от низкого выреза на корсаже чудовищного платья и от мучительно соблазнительной ложбинки между двумя восхитительными полушариями – не слишком большими и не слишком маленькими. Он с сожалением оторвался от завораживающего зрелища и посмотрел ей в лицо.

– Ладно, стойте, если хотите. Я объясню все коротко, но ясно, чтобы не возникло никаких недоразумений. Вам придется простить меня за то, что я буду выражаться прямо, не делая скидку на вашу девичью стыдливость. Едва ли особа в таком наряде и занимающаяся таким ремеслом застесняется простых и грубых слов. Вашему крестному не повезло скончаться во время коитуса – такое пусть редко, но случается. Конечно, было бы лучше, если бы его, так сказать, соучастница просто ушла. Рано или поздно труп кто-нибудь нашел бы. Тогда все решили бы, что с ним произошел несчастный случай, и не пришлось бы вовлекать третью сторону…

– Но…

– Никаких но. Ваш крестный не идеал; идеальных людей не бывает. Если интрижка – худшее, что вам о нем известно, значит, он такой же, как все, как это ни прискорбно. Предлагаю вам согласиться со мной и жить дальше. Под словами «жить дальше» я подразумеваю: как можно скорее вернуться домой, в Йоркшир.

– А как же записка, которую я нашла у него, с упоминанием вашего отца? Что, если два дела все же связаны? Что, если этот мистер Элдрич имеет отношение к его смерти? Может быть, он пытался помешать Генри что-то сказать или…